Его искали, а он нашелся

Она притворяется, скрывает одни маски за другими, вовсю разыгрывая козырь внезапности, дополняя его жадностью Косновения, которому не нужна глупая слуга, позволившая задурить себе голову, запутаться в паутине собственной интриги, лишившаяся всего после того, как удалось вернуться с великолепной добычей. И собеседникам ее невдомек, что нужна ей отнюдь не выгода, а лишь мгновение для атаки, возможность оказаться внутри ритуальной комнаты, в куполе замкнутого пространства.

В месте, куда не сумеют прийти подкрепления, даже если каким-то чудом почувствуют наш удар.

В который раз даю себе мысленного пинка, задумываясь над собственной ошибкой - нам действительно нужно было просто притвориться жертвами, а не маскироваться под культистов. Маскировка тает, эссенция распадается под попытками эту маскировку вскрыть, а словам и обману одной твари все сложнее выдерживать вопросы и отводить подозрения, не давая им даже возникнуть. Потому что ее одну, в компании с жертвами, еще могли пустить внутрь, но запускать туда всю нашу толпу банально незачем, даже если отбросить всю подозрительность и паранойю.

Каких трудов ей стоило вывести разговор так, чтобы несущих "жертвы" нас посчитали простыми носильщиками, запустив следом за ней. Мол, незачем высокой госпоже таскать мясо лично... особенно если мясо так сладко тянет его сожрать, или хотя бы поиграть немножечко. Мда, а ведь я мог попробовать превратить манекены ушастых в бомбы, чтобы иметь дополнительный аргумент, раз уж их все равно пришлось тащить. Хотя, нет, не мог, потому что бомбу, даже замаскированную одеянием и внебытийностью могли бы и почувствовать.

Нас пропустили и мы вошли.

Глаза скользили по стенам, игнорируя безумные и опасные для сознания рисунки на всех поверхностях зала, что был не намного меньше того помещения с тентаклевой хероборой. Игнорируя душный, удушающий волю флер, заливающий все свободное пространство, дающий силы извергам, экстаз культистам и проблемы всем остальным. Не замечая множество пленников, кучами сложенных в заранее подготовленных участках, под защитой отрезающих флер барьеров, чтобы не испортить чистоту будущего мяса. Это место было куском Пекла, притащенным в реальность, вцепившимся в нее подобно гарпуну и тащащим, тащащим прямо в объятия раскрывшего циклопическую пасть домена, готового проглотить и переварить доставшееся лакомство. Если Вечный постепенно падал в пурпурное небо, то эта зала была рыболовным крючком, а ритуал создавал леску, за которую город и тащили.

Сейфовая дверь захлопнулась, отсекая нас от остального мира, одновременно еще сильнее повышая давление Пекла на разум, к нам уже подходили носильщики, готовые забрать приманку и выпнуть нас всех за пределы святая святых, а я только-только осознавал очевидное - сражаться здесь не выйдет. Даже у меня. В сосредоточии такой мощи, Мягкое Косновенье сам похож на владыку домена, сам становится маленьким Господином и стоит ему пожелать, как нас всех не станет.

Стоит ему раскрыть нас, как нас всех не станет.

Достаточно хотя бы внимательнее присмотреться, чтобы маскировку просто сдуло, будто домик ленивого поросенка из сказки. Нужно лишь пожелать и сама реальность схватит наши сердца, лишит сил и воли, покорит душу и зальет ее идеальной Похотью, без малейшего шанса на спасение. Придя сюда ради битвы, я лишь принес древней твари семьдесят третьего уровня очень сытный ужин, да еще Тиа, которую он явно пустит на материал для ритуала. Да и остальных тоже может не сожрать или поиграть, а пристроить к важному делу или поработить - кто его, урода, знает.

Невысокая, буквально карликовая тварь в полметра ростом, напоминающая очень милого и неестественно манящего ребенка, была для нас всех приговором. Приговором, которому до исполнения оставалось только несколько таких коротких секунд. Сейчас он подойдет, осознает, что перед ним обманка, проигнорировав все мои защиты, после чего только обрадуется. Он-то надеялся посмеяться над одной лишь Дарящей, специально ради этого позволив ей войти, чтобы демонстративно взять принесенное и отправить восвояси, под пинки и кнуты обманутых ею прошлых начальников. А получит нас, прямо на блюдечке с уже смазанными вазелином задницами.

Без шансов.

Просто без шансов.

Я был готов расплакаться от радости за то, что мне даже на секунду не пришло в голову прийти сюда, чтобы сражаться.

Ведь мне нужно лишь подождать закупоривания дверей, которые снаружи хер откроешь без разрешения изнутри, после чего уже в третий раз за сутки поднять вверх палец с сияющим золотом колечком, навести его на Дарящую и к ее, непередаваемому никакими словами, счастью активировать Повторное Развращение, ткнув пальцем в ее плечо. В процессе можно сбросить маскировку, укрывая себя любимой Эгидой, заодно накрывая ею всех соратников, моля мироздание о том, чтобы откатом от того, что сейчас должно на меня обрушиться, мне душу не сожрало в один момент.

На минуточку.

Если извергов в обоих случаях так вштырило после использования базовой абилки кольца, то какими у них должны быть ощущения от усиленного развращения? Нет, был конечно шанс, что никакого удара удовольствием и выплеска флера не будет, а у Дарящей просто появятся новые дарованные таланты в Статусе, но все известное мне об этом кольце утверждало обратное, как и моя любимая интуиция.

Я ошибся.

Я, дебил безмозглый, ожидал просто еще одной, только более сильной и полезной реакции, которую можно описать словосочетанием "цепной оргазм". Допускал, что этот удар даже будет не намного сильнее, а то и вовсе слабее, за счет привыкания и того факта, что первое подчинение было наложено на Дарящую совсем недавно.

Дебил - это, в моем случае, даже не диагноз, а эпитафия на надгробии, иначе и не скажешь.

Жахнуло не слабее.

Жахнуло не сильнее.

Волна выплеснутого заново переписываемой тварью удовольствия усилилась даже не кратно, а в кубической, мать ее, прогрессии. И когда на поднятую мною, прямо перед носом действительно удивленного Косновения, защиту обрушился удар, все что мне оставалось, так это произнести эту самую эпитафию своего жизненного пути. А потом Эгида разогналась на форсаж, перенося на меня пустоту не только личную, но и всех моих соратников, и мне стало уже не до самокопаний и не до размышлений.

Любых.