Физик: Артефакт

— Конечно! — просиял сотник, метнувшись к юной ведьме.

Мишико пробормотал нечто одобряющее и вернулся к изучению татуировки на теле убитого его учеником монаха. Боевой серп, который обвивала колючая лоза.

— Август, Август, — тихо проговорил паладин, — во что же ты вляпался?

Мишико тяжело вздохнул и погрузился в воспоминания.

***

Они встречали тот закат, сидя прямо на парапете крепостной стены, свесив ноги вниз и прижавшись друг к другу плечами. Он и Искра. Она любила закаты. А он любил её. И это было их место. Место, где они молча проводили пару десятков минут, наслаждаясь заходящим за горизонт светилом и друг другом. Все обитатели Сурийских врат знали про эту маленькую слабость двух паладинов и старались избегать этой части стены в предзакатные минуты.

Прохладный вечерний ветерок приятно касался обожжённых дневным зноем лиц. А сытный ужин и небольшая порция вина расслабляли мышцы и обволакивали сознание, нагоняя сладкую дремоту.

— Тебя сегодня приглашал к себе настоятель? — Нария, несмотря на её мощь и грозную славу, была достаточно хрупкого, даже миниатюрного телосложения и обладала весьма тонким голоском.

Мишико покачал головой и заглянул в васильковую бездну её глаз.

— Столичные никак не успокоятся, — мягко улыбнулся паладин.

— Эти дуболомы никогда не понимали с первого раза, — ответила Искра и положила голову на его плечо. — Неужели так трудно осознать то, что нас с тобой и тут всё устраивает? Мы тут нужны. Мы на своём месте.

— На этот раз пожаловала инквизиция, — хмыкнул Мишико.

— А эти-то что тут забыли? — удивилась Нария.

— Не знаю, — нахмурился паладин. — Там какая-то мутная история. Настойчиво предлагали перевестись в столицу под их серое крылышко. Завлекали сладкими речами о силе и власти.

— Силе? Власти? — прервала его Искра.

— Вот и мне с этим не всё понятно, — кивнул паладин. — На прямой вопрос отвечали какими-то намёками и ужимками.

— Бред, — хмыкнула Нария.

— Не поверишь, — продолжил Мишико, — после очередного моего отказа чернильная душонка приняла многозначительный вид и обещала решить всё иначе.

— Пусть попробуют, — прыснула Искра.

За их спинами раздались тихие приближающиеся шаги.

— Август? — паладин повернулся и с лёгким недовольством посмотрел на приближающегося к ним человека.

— Командир, — Август коротко кивнул отдыхающим паладинам.

— Что-то случилось, Август? — Мишико спрыгнул с парапета и оглядел своего ученика и подчинённого.

Всегда собранный и серьёзный Август сейчас выглядел несколько растерянным.

— Командир… — начал было ученик, но запнулся и склонил бритую до блеска голову вниз, уперев взгляд в каменный пол.

— Ну же, ученик, — подбодрил Августа Мишико, — не будь размазнёй.

— Командир, — подчинённый поднял лицо и взглянул в глаза своему учителю, — я ухожу, командир.

— Вот как? — удивлённо поднял бровь паладин. — И, позволь узнать, куда же?

— Инквизиция, — коротко ответил Август.

— И что же тебя к этому побудило?

— Сила. Они обещают сделать меня сильнее, — выдохнул ученик.

— Тебе мало того, чем тебя наградил Создатель? — вклинилась в их диалог Искра.

— Много силы не бывает, — ответил Август.

— И зачем она тебе? — спросил Мишико.

Ученик, ничего не ответив, отвёл взгляд в сторону.

— Ты свободен, — раздражённо дёрнул плечом паладин.

Мишико не любил ошибаться в людях. Тем более в тех, в кого он вкладывал часть себя. Не дожидаясь ответа, паладин вновь забрался на парапет стены и устроился рядом с возлюбленной.

— Командир… — раздался за спиной тихий голос Августа.

— Я тебе больше не командир, Август. Ты свободен! — глухо ответил ему Мишико.

Август стиснул зубы и, резко развернувшись, отправился в сторону крепостных ворот, где его ожидал тот улыбающийся инквизитор из столицы. Позже Мишико узнал, что в тот день этот человек в серой рясе лишил Сурийские Врата семи сильных одарённых.

***

— Мишико! Мы готовы, — раздался за спиной паладина голос сотника.

Блондин тряхнул головой, прогоняя остатки воспоминаний, и поднялся.

— Ты как? — Мишико посмотрел на юную ведьму.

— Нормально, — кивнула та в ответ.

— Веди, сотник, — обратился паладин к Гери. — Посмотрим, что приключилось с вашим бароном.

Сотник часто закивал и заторопился к ближайшей улице.

— Вел! — Мишико окликнул беседующего с церковником демонолога и указал на труп монаха. — Тебе нести это дерьмо!

— Зачем? — удивился мастер тьмы.

— Хочу его изучить, — ответил паладин, бережно поднимая на руки бессознательного Павла.

— Тут самому бы добрести, — пробурчал себе под нос Вел и уже громче добавил: Арэль! Бери его за ноги!

— Я отец Авель! — уже на ходу возмутился седобородый церковник.

— Да похер, — устало выдохнул мастер тьмы, беря изменённого монаха за руки.

На транспорт в виде переносимого трупа тут же не преминула усесться бурая жаба.

***

Последние крики стихли, и густую, вязкую тьму над бывшим лагерем монахов разорвал первый робкий луч яркой луны. К стараниям естественного спутника присоединились переливающиеся звезды, и общими усилиями им всё-таки удалось развеять чёрный туман над щедро залитым кровью полем.

У бывшего шатра отца Говарда зажглась пара бледных, янтарных светлячков. Зажглась и тут же потухла. И вновь едва заметно зажглась. Но теперь уже не исчезла, набирая яркость с каждым ударом сердца.

Распятый брат Фили вздрогнул и медленно поднял изуродованное лицо вверх. В какой-то момент силы покинули его, и голова вновь безвольно упала на грудь. Остекленевшие, лишённые век глаза полыхнули янтарём, и голова вновь начала своё неспешное движение вверх.

Брат Фили столь же медленно оглядел бывший лагерь, и его тело снова содрогнулось. Руки оставались на месте. Взгляд распятого остановился на собственном левом предплечье. Янтарная вспышка, скрип стали о дерево, и спустя минуту брат Фили сжимал и разжимал кулак пробитой ножом руки. Снова вспышка, и освежёванное лицо монаха уткнулось в прохладную землю.

Спустя пару минут брат Фили медленно сел и осмотрелся по сторонам. Ещё через минуту он поднялся на ноги и попытался сделать пару шагов, но запутался ногами в собственных кишках и рухнул на землю. Побарахтавшись, он всё же вновь встал и, держа в руках большой клубок из своих внутренностей, неуверенными шагами побрёл к ближайшему трупу церковника.

Выронив кровавый ком прямо в пыль, брат Фили принялся сдирать с трупа его одеяние. Надев рясу, он поднял свою ношу и замер, переместив взгляд янтарных глаз на крепость. Смотрел долго, будто пытаясь запечатлеть в своей памяти каждую деталь. Наконец, он вздрогнул и, накинув на лишённую кожи голову капюшон рясы, неспешно отправился в сторону залитого лунным светом тракта.