Жена в лотерею

Глава 28

Я проснулась от холода. Пронизывающего холода, который как будто сковал все мое тело ледяными цепями.

Приподнявшись на локте, огляделась вокруг. В сторожке было темно и тихо — камин погас очень давно. За это время все предметы, и стол, и стены, и пол успели покрыться тонким слоем изморози. На верхней полке камина в ряд повисли сосульки. При дыхании из моего рта вырывался пар.

Но главное — Теодора не было рядом. Из-за этого я почувствовала себя обманутой. Ощутила почти физическую боль.

Куда он мог подеваться? Почему бросил меня?

Внезапно я разглядела в окошке какие-то световые блики. Снаружи сторожки что-то происходило. Наверное, он там.

Дверь была приоткрыта — я вышла в зимнюю ночь. За то время, пока я спала, буран прекратился. Передо мной лежало идеально ровное белое полотно, освещенное призрачным светом луны.

Я поежилась и плотнее завернулась в плащ — вот только это не особо помогло. Было холодно. Очень холодно. Страшно холодно. И от этого пронизывающего холода невозможно было спастись.

Благо, хоть нога, которую Теодор вылечил, не болела — совсем прошла. Я могла нормально передвигаться. Уже плюс.

Неподалеку, метрах в ста, горел костер. Его слабые отсветы я и разглядела в окне сторожки. Огонь! Значит, там тепло!

По девственно-белому снегу я пошла туда, и он скрипел под моими ногами. Вскоре оказалась совсем близко и смогла разглядеть, что там происходит. И сразу как-то пришли мысли, что, может, приближаться и не стоит.

Вокруг костра ровным и безмолвным кругом были рассажены куклы леди Талулы Пайк. Я бы ни с чем не спутала эти зловещие паучьи фигурки с непропорционально большими головами и тонкими туловищами.

А еще там была женщина в черном бархатном платье. Я не видела ее лица, ведь она стояла ко мне спиной. Она брала этих кукол по одной и бросала в огонь. Игрушки сгорали мгновенно. Каждый раз, когда кукла попадала в пламя, оно вспыхивало ярким зеленым светом, и сноп зеленых искр поднимался до самых небес.

Я тот час же прониклась к этой леди доверием и подошла к костру. Обойдя его по кругу, я смогла наконец-то увидеть ее лицо.

Женщина была очень красива: ее пышные русые волосы лежали мягкими волнами, черты лица были тонкими и благородными, а ее мендалевидные карие глаза мерцали.

Она взглянула на меня, и молча взяла очередную куклу, в которой я узнала ту самую игрушку с витрины магазина Пайк. По-моему, она была самой пугающей в коллекции леди Талулы. Прежде, чем швырнуть ее в костер, женщина помяла фигурку в своих тонких изящных руках. Ногти у нее были очень длинные и черные, словно лакированные. Стильно, конечно, но вряд ли удобно.

— Зачем вы это делаете?

У меня был смутный ответ, что женщина делает благое дело, избавляясь от этих страхолюдин. И все же…

— Потому что они всю дорогу отравляли мне жизнь, — легко вступила в диалог леди. — Да и не только мне, но и моей матери. И бабушке. И прапрабабушке тоже. Ох уж это семейство Пайков с их обережным даром, передающимся по женской линии! Всегда боролись с нами и всегда проигрывали. И все-таки определенные неудобства их магия доставляла. Порой. Порой защита включается, порой нет… Ничего особенного. Но, тем не менее, я рада, что на Талуле род обережников-Пайков прервался. Она больше не может вкладывать в этих кукол свою защитную магию. У Пайк остались сущие крохи. Последние созданные ей куклы-обереги здесь. Все здесь. И скоро они сгорят в драконьем пламени. А ведь разрушительнее его нет, ты знаешь сама.

Смысл ее слов дошел до меня не сразу. Но слово «оберег» заставило скованные льдом шестеренки в голове работать быстрее.

— Минуточку… Так куклы Талулы Пайк не несут зла? Наоборот — это обереги?

— Были, — поправила женщина и кинула последнюю куклу в огонь. — Не такие сильные, как твои, конечно, но все-таки…

— Они ОБЕРЕГАЛИ от мары, а не призывали ее?

— Ну, они сбоили — когда оберегали, а когда нет. Порой прорываться через их защиту было даже интересно, — доброжелательно пояснила женщина. — Но, как я уже сказала, бедная Та-лулу далеко не такая мощная берегиня, как ты… Эти куклятки и в подметки не годились твоим мишкам. Ну и потом, далеко не такие симпатичные. Я не удивлена, что у нас в городе появился на плюшевых медведей такой бум.

Внезапно на руках леди появились изящные черные перчатки, а затем возник игрушечный медведь, в котором я узнала Дамианоса — того самого мишку, которого я сшила для Брианны. И с которым она не расставалась.

Женщина крутила его в руках, разглядывая со всех сторон.

— Хорошая работа, — кивнула она и пристально взглянула на меня. — Ты в курсе, что если бы не перчатки из драконьей кожи, пропитанные несколькими видами зелий, мои руки бы сгорели дотла? Не вовремя ты явилась в наш мир. Очень не вовремя, Яна Ершова.

Я поймала себя на мысли, что настолько привыкла к Цици, что собственное имя звучит непривычно, как чужое. И почему-то совсем не удивилась, что она знает, что тело, в котором я нахожусь, изначально принадлежало не мне.

— Ну что ж, так всегда… — продолжала женщина. — И четко выверенный план, который вынашиваешь много лет, обязательно нарушит какая-нибудь глупая мелочь… Недоразумение. Все сразу идет наперекосяк. Впрочем, это хоть и досадно, но поправимо.

Пока она говорила, ее черные ногти удлинялись и заострялись… И вдруг женщина распорола медведя Брианны этими страшными когтями и швырнула в огонь точно так же, как и кукол Пайк.

Я вскрикнула и бросилась к огню — но достать Дамика уже не могла. Я могла только с ужасом смотреть, как он чернеет и корчится, как он сгорает в пламени и испытывать при этом почти всепогорщающее отчаянье. Как будто ничего хорошего больше в жизни не будет.

Сноп зеленых искр улетел в небо, и я повернулась к темной женщине. Теперь ее лицо не казалось мне прекрасным. Его черты вытянулись, заострились, и она стала напоминать хищную птицу.

— Мара — это ты.

Неведомо откуда взявшиеся черные кожистые крылья поднялись за ее спиной. Я помнила их по своему кошмарному сну. Теперь сомнений не оставалось.

— Ну да, — улыбнулась она и поднялась в воздух, похожая на гигантскую летучую мышь. — И что?

— Я знаю, что ты могла бы попытаться… излечиться. Исправить свою природу. Неужели тебе нравится приносить кошмары в чужие сны? Пугать детей?

— От детей исходит очень чистая энергия страха. Сладкая, вкусная и питательная. Она напитывает меня сверху донизу. Зато со взрослыми интереснее, — добавила мара, кружась надо мной. — Ты говоришь, что я должна излечиться, но я не больна. Такова моя природа. Ее не изменить.

В моей голове тот час же вспыхнуло имя, которое я услышала от леди Марв на собрании клуба вышивальщиц.

— Оливия Максвел! Она смогла стать нормальной.

— Оливия Максвел? — мара явно была позабавлена. — Ты, как и все, поверила в эту сказочку? Дочка потомка отца-основателя только сделала вид, что отринула свою природу. Потому и уехала. Но не на юг, как все думают, а, наоборот, на север. Впрочем, там тоже много городов и деревень. И детей тоже много. Она нигде надолго не задерживалась. Потому и не возбуждала подозрений.

— Ты так много про нее знаешь… — прошептала я.

Черные крылья мары хлопали прямо надо мной, обдавая ледяным воздухом. Хотелось опуститься на корточки, обнять себя руками и спрятать голову в коленях, лишь бы не видеть этого парящего в небе темного силуэта.

— Разумеется. Разумеется, знаю, — издеваясь, повторила она. — Ведь моя девичья фамилия — Максвел.

— Ты ее дочь… Ты сюда вернулась…

— Меня всегда тянуло в родные места.

— Неужели ты не хочешь все исправить?

— Мне нечего исправлять, Яна Ершова. Кошмары — наша марная природа, наше нутро. Вот и дочь моя скоро станет такой. Я ждала, когда она войдет в возраст, когда ее можно будет инициировать. Что ж, этот час настал. Мне ничего не нужно исправлять, Яна Ершова… Кроме тебя. Ты ворвалась в жизнь Тео, как ураган. Нашила своих медведей, навела свои порядки. Украла доверие Брианны. Ты — недоразумение, досадная помеха… А помехи, как ты знаешь, устраняют.

Мое горло свел резкий спазм боли. От ужаса, который наводила эта женщина, я в буквальном смысле не могла дышать.

Этого просто не может быть. Не может…

— Знаешь, я никогда не любила его так, как он меня, — задумчиво продолжила мара. — Марна природа сильнее любви. Даже материнской, не говоря уже о любви к мужчине. А он был для меня лишь средством вернуться сюда, в этот город, и не вызывать подозрений. Не подумай, что я ревную… И все-таки я бы предпочла остаться в его жизни единственной и неповторимой. Да, так и будет. Уверена, он быстро забудет тебя, и вспомнит, как любил меня. Ему все же лучше быть вдовцом. Вот видишь, как печально для тебя выходит, Яна… Нет тебе места в этом мире. Везде ты мешаешь.

— О боже… — прохрипела я. — О боже… Чантэль Рутланд. Но ты ведь умерла!

Она некоторое время молчала, а когда заговорила, голос ее звучал глухо, как из склепа:

— Он начал догадываться. Подозревать, что у меня есть секрет. Само собой, ничего плохого он помыслить не мог, но… Он ведь дотошный и принялся бы копать, пока не докопался до правды. Поэтому мне пришлось подстроить свою смерть. Это было несложно. После этого мне оставалось только дождаться, когда Брианна войдет в возраст инициации. Бонна Зелиг приглядывала за ней и делала все, чтобы моя дочь… Развивалась в правильном направлении, скажем так… Я приходила к ней и контролировала процесс. Все было хорошо. Пока не появилась ты.

Мне казалось, что от накатившего ужаса я сейчас поседею.

— Брианна! Брианна тоже станет марой?

— Конечно, станет, — спокойно ответила Чантэль. — Время ее инициации пришло.

— Как ты можешь? Ведь она — твоя дочь!

— Наш род не прервется. Она станет той, кем ей суждено было стать с самого рождения.

— Ты не сделаешь этого! Теодор тебе помешает! Я тебе помешаю!

— Ты серьезно хочешь мне помешать? — мара по-птичьи склонила голову набок и улыбнулась, показав острые зубы. — Тогда попробуй… проснуться.