История христианской церкви в XIX веке. Том 1. Инославный христианский Запад

В нужную минуту наступила реакция: люди, чуждые крайних увлечений, увидели бездну под ногами неистовствовавших, и нашли им противоядие. Последние ослеплены были надеждами на фантастическое будущее, первые заставили их оглянуться на действительное прошлое, и вместо призрачного объединения всех христиан на началах произвольного понимания Евангелия, показали им образ истинного единения под знаменем церкви, раскрыли природу последней и объяснили орудия ее благодатной жизни. Воскресшие образы прошлого стали искать осуществления в настоящем, и жизнь церкви забила ключом: возобновилась соборная деятельность, ожила вера в таинства, расширилась внешняя сторона богослужения, возникли новые храмы, построились школы и богословские колледжи, возросло сознание необходимости дружной деятельности духовенства и народа и появились церковные конгрессы, епархиальные и всеангликанские соборы, ожил идеал единой католической церкви пробудилось желание избавиться от тоскливого одиночества и достигнуть живого общения с остальным христианским миром. Это была победа церкви, но эта победа стоила многих жертв. Самая борьба не могла обойтись без преследований, волокитства, судебных процессов и тюремных заключений. Люди сильные духом терпели эти невзгоды и не хотели поступиться своими убеждениями. Они желали видеть у себя quod semper, quod ubique, quod ab omnibus. Многие сочли невозможным осуществить это желание у себя дома, и после мучений и угрызений совести, после тяжелого внутреннего разлада, захотели удовлетвориться хоть тенью своего идеала и опустили свои повинные головы пред тем самым Римом, который еще так недавно казался им вавилонской блудницей. Ватикан радовался своим успехам и захотел еще больших. Видя сомнения колеблющихся, он решился рассечь узел одним ударом, и объявил англиканскую церковь – не церковью, ее таинства – не таинствами и священство не священством. Но «непогрешимый» погрешил: он догадался об этом слишком поздно. Увлеченный самообольщением, он сам потерял quod ubique, quod а bomnibus. Истинные волхвы в англиканстве поняли это, и увидели, что сиявшее на западе солнце совсем закатилось и стали искать не солнца новоизобретенной лжи, а Солнца правды. Куда было идти? Путеводная звезда указывала путь неизменно на восток. Путь был далекий и незнакомый.. Отправившиеся – шли робко, созерцали непривычные формы, слышали незнакомый язык, видели то угнетение, то царство варварства. Им казалось трудным столковаться с этими людьми, чувствовалось не по себе при виде униженного состояния тех, в которых они искали себе равных и союзников. Где же найти последних, без уколов самолюбию, без отчаяния остаться непонятыми? Один Рим потерял лелеянный образ правды, другой сохранил последний, но был велик лишь своим славным прошлым. Приходилось отыскивать третий. Это был Рим без пап, но неоспоримый в апостольском преемстве своей иерархии, не столь многочисленный, но все же, обладающий миллионами душ, не столь деятельный, но зато чуждый пропаганды и прозелитизма, не столь славный своей историей, но все же, с сединами свыше девяти столетий. А главное – никогда не припевавший к старому Риму, напротив всегда боровшийся и борющийся как с его заблуждениями, так и с ложными пророками, проповедующими: «здесь Христос – у нас истина». Правда, старый Рим уже попытался заронить сомнения против Кентерберии и в этом третьем Риме, но последний видел лесть, а, пожалуй, и насмешку над собой, и не дал своего ответа. Сильный своими богословскими знаниями, он может решить вопрос и без указаний «непогрешимаго»: а если так, то не выходило ли, что у «Русской и Англиканской церквей есть общие враги»? Нужно было теперь подробнее и яснее ознакомиться с русской церковью, понять ее и затем сделать окончательный шаг. Те, которые действительно изучили и поняли ее, пришли к следующему выводу· «Учености богословов русской церкви, красноречию ее проповедников, ревности и успеху ее миссионеров – нет нужды бояться сравнения с таковыми же всякого другого христианского исповедания в мире. По блеску же своих святынь, торжественности своего церемониала, по красоте своей литургии и богослужения, она не знает себе соперника в христианстве. Что же касается содержимой ею веры, то она та же самая, без всякого изменения, пополнения или прибавления, какая принята была ею более девяти столетий тому назад, от неразделенной католической церкви»241.

А если Русская церковь такова, если у нее и у церкви Англиканской есть «общие враги», то почему не объявить совместную борьбу, почему не попытаться достигнуть объединения с найденным союзником? Для этого требовалось прежде всего узнать, желает ли она подобного союза? Ответ получался благоприятный: «так как Вы, в Вашем послании, выражаете желание быть объединенными с нами ἐν τοῖς δεσμοῖς τοῦ εὐαγγελίου, то я прошу объяснить и известить меня: на каких условиях вы находите возможным объединить наши церкви»? – Так с свойственною русской душе прямотою писал приснопамятный митрополит киевский Платон в ответ на приветствие от архиепископа кентерберийского по случаю торжественного празднования 900-летия крещения Руси.

Вопрос этот оказался слитком трудным. У одряхлевшего и состарившегося XIX века не нашлось сил ответить на него, и он уходит в бездну вечности, оставляя его решение своему молодому и бодрому преемнику. «Невозможная у человек возможна суть у Бога»...

Приложения к «Истории Христианской церкви XIX века» (том I)