История христианской церкви в XIX веке. Том 1. Инославный христианский Запад

Все почитатели и любители искусств и наук также стремились в город св. Петра, в котором встречались между собой языческая древность и христианское средневековье. У Консальви была даже мысль – сделать из Рима столицу искусств, если уже он не мог быть более властелином мира. Поэтому жрецы искусства пользовались там высоким почетом. Знаменитый скульптор Канова пользовался уважением как со стороны папы, так и его государственного секретаря, за что и отплатил великолепным бюстом Пия VII. Живопись также вступила в новый расцвет. Там процветали особенно немецкие художники Овербек, Корнелий, Фейт и Шадов, которые в 1816 году вместе расписывали фрески из истории Иосифа в одном, расположенном на Монте-Пинчио доме, и с этим в истории живописи наступила новая эра. Свои образцы эти художники видели в строго церковном искусстве средневековья, в картинах Фра-Фиозеля, писанных с молитвой. Многие из них даже прямо променяли свое вероисповедание на веру римской церкви, и в своей живописи руководились подражанием ее средневековым мастерам. Не было недостатка также и в людях науки. Впрочем, прежняя оригинальность итальянских ученых теперь, по-видимому, уступила место бездушию. «Италия погасла, и есть труп», жаловался один ученый старой школы Нибуру. Там был маститый исследователь древности Феа, человек колоссальной учености, который, много лет, изо дня в день, сидя на том же самом месте в Минервской библиотеке, корпел над старыми книгами, и получил особенную известность в ученом мире своим изданием Винкельмана. Другой в высшей степени плодовитый писатель Кончельери в течение более шестидесяти лет издавал в свет ученые трактаты на самые причудливые темы, в роде: «Лейб-медики папы»; «Как целовали папе ногу, прежде чем вышит был крест на его туфле»: «Люди сильной памяти и люди, потерявшие память» и т. д., – сочинения, в которых с муравьиным трудолюбием собрана была огромная масса всяких знаний. Папенкордт, ученый знаток средневековья, досконально знал самые малейшие события тех времен и постоянно делал экскурсии в горы, чтобы изучать самые места бесконечной борьбы итальянских баронов в средние века. Были также и астрономы, как Конти и Каландрелли, а под покровительством Пия VII была основана и академия практических наук, которая помещалась в Капитолие. Не было недостатка и в проповедниках. Кроме туземных художников и ученых была масса иностранцев, иногда звезд первой величины, которые более или менее долго жили и трудились под сенью памятников древнего Рима. Пий со своей стороны делал все, чтобы сделать свой город возможно привлекательнее для людей науки и искусства и не только собирал сокровища искусств и наук, но и всячески заботился об их поддержании и сохранении. От местных жителей Рима можно было даже слышать иногда жалобы, что правительство более заботится об иностранцах, чем о туземцах.

И, тем не менее, Рим, даже будучи городом прекрасных искусств, не мог уже более жить в мире, и уже при Пие VII можно было замечать предвестников новых бурь. В 1816 году папа жаловался, что «теперь труднее иметь дело с народами», давая понять, как всякого рода «трудности» увеличивались из года в·год. В 1817 году карбонарии сделали неудавшуюся попытку овладеть городом Мачератой, а через два года после обнаружилось, что планы их простирались и на самый Рим. У одного итальянского офицера Иллюминати, перехвачены были письма, из которых обнаружилось существование заговора, раскинувшегося на весь полуостров. И действительно, вся Италия охвачена была революционным движением. В Неаполе и Сицилии прямо вспыхнула революция. В южной Италии она направилась против короля, а в северной Италии – против иностранцев. «Королевство Италия! Независимость!» – таков был лозунг в Пьемонте. Посредине между этими двумя революционными потоками находилось церковное государство, которое также не могло уберечься от заражения революционным духом, и в самом Риме продавались кольца с мертвыми головами и другими символами карбонариев. В легациях, где семена революции оставлены были французским владычеством, члены тайных обществ производили свои собрания в лесных дебрях, и пели: «Все мы воины свободы». Их лозунг: «Италия, Рим и свобода!» произвел тогда глубокое впечатление на лорда Байрона, когда он случайно проезжал мимо такой толпы, и он раздавал деньги и оружие. Но тут-то и помог папству «священный союз», которого оно чуждалось. Он подавил восстание на обоих полуостровах Южной Европы, причем смертельный удар нанесен был также и янсенизму, который в кортесах Испании и в придворном кругу Португалии опять было смело поднял свою голову.

Между тем вдали от всяких политических треволнений скончался на своем отдаленном острове св. Елены пленный император Наполеон. Не смотря на все, что Пию VII пришлось вынести от Наполеона, он не забывал его в бедствии. В октябре 1817 года он писал из своей виллы в Гандольфо к Консальви: «Семейство императора Наполеона известило меня чрез кардинала Феша, что на скалистом острове Елены убийственный климат, и что бедный изгнанник видит, как с минуты на минуту падают его силы. Это известие причинило мне невыразимую скорбь, и вы, без сомнения, разделите ее со мною: ведь мы оба должны помнить, что, кроме Бога мы ему, именно, обязаны тем, что в великом французском государстве опять утвердилась религия. – Савона и Фонтенебло – это лишь духовные заблуждения или поспешности, которые исходят от человеческого честолюбия, а конкордат был спасительным делом христианского геройства. – Для моего сердца было бы несравненною радостью, если бы я мог посодействовать умалению страданий Наполеона. Он уже никому более не может быть опасным; я желаю только, чтобы он никому также не давал повода к угрызениям совести». Это был язык, достойный христианина. Пий намеревался письменно обратиться по этому поводу к союзным державам и, особенно к принцу регенту Англии. В письме от 18 мая 1818 года мадам Летиция благодарит папу за все, что он сделал для ее «великого несчастного изгнанника на св. Елене». У нее на душе, как «у матери всех скорбей», и ее единственное утешение состоит в том, что папа забыл прошлое, так что он лишь с благоволением помышляет о ней и ее ребенке. Папа отправил к Наполеону священника, аббата Виньяли, который должен был доставить ему утешение религии. Под влиянием несчастий и дух Наполеона смирился, и он сделался более доступен влияниям религии. Свое завещание он начал словами: «Я умираю в лоне апостольской и римской церкви», и хотел, чтобы при его погребении совершены были обряды римской церкви. Когда его врач усмехнулся этому, то он сказал ему: «Молодой человек! Вы, быть может, слишком высокоумны, чтобы веровать в Бога. До этого я еще не дошел. Не всякий может быть атеистом». Но вот настал и конец великого воителя. 5 мая, когда кругом свирепствовали буря и дождь, Наполеон, в бреду бормоча неразборчивые слова о битвах, испустил дух, и когда известие о его кончине прибыло в Рим, то папа приказал чрез кардинала Фсша совершить панихиду, которая должна была послужить свидетельством того, что император умер примиренным с церковью.

Пий VII не долго пережил его. Ему, как и другим его предшественникам, не удалось дожить до «лет св. Петра», т. е. до двадцатипятилетия своего правления. 6 июля 1823 года он упал в своей комнате и принужден был слечь в постель, и в бреду повторял слова: «Савона – Фонтенебло». Прекрасную черту сообщают из последних дней болезни Пия VII. Когда к нему обращались с обычным титулом: Santissimo padre (святейший отец), то он был недоволен, и всякий раз говорил: «нет, называйте меня povero peccatore!» (бедным грешником).

Со смертью Пия VII прекратилось и управление Консальви. Полномочия государственного секретаря заканчиваются в тот самый момент, как умирает его повелитель. Консальви всегда давал чувствовать кардиналам свое превосходство, и теперь они были рады избавиться от тяжелого гнета, – и этой радости они даже не скрывали. Но еще больше они рады были, что опять настал момент, когда в конклаве можно было попробовать счастья, и не успели еще хорошенько похоронить скончавшегося папу, как уже среди кардиналов начались козни и всяческие ухищрения, направленные к тому, чтобы, так или иначе пробраться и воссесть на престол ап. Петра.