История христианской церкви в XIX веке. Том 1. Инославный христианский Запад

Сознание такого положения вещей и желание сообщить протестантской общине большую церковность привело консервативную партию лютеранских богословов к такой организации церкви, которая довольно сильно напоминает рим.-католическую. Залог истинной церковности все защитники ее справедливо полагают в восстановлении древнего епископата и, вместе с ним, прежнего дореформационного церковного устройства, – разумеется, только без папы. Такое решение вопроса о церкви дает партия ново-лютеранских богословов, или школа «новой ортодоксии»; и должно заметить, что она очень популярна в современном протестантстве, где начинает находить для себя и практическое осуществление. Один из самых видных представителей современного протестантизма, Адольф Гарнак, окатолизирование евангелического понятия о церкви признает отличительной чертой новейшего лютеранства. «Евангелическое понятие о церкви, – пишет, напр. он, – близко к совершенному исчезновению, и кто осмеливается вспоминать о нем, тот порицается как пустой мечтатель. Большинство наших влиятельных церковных газет, к которым должно причислить две-три политических, работают в пользу окатолизирования церкви... Этот процесс постепенного окатолизирования евангелического понятия о церкви совершается с такой последовательностью и с такой стихийной силой, что церковное правительство, по-видимому, должно иметь много усилий, чтобы противиться ему; но оно почти бессильно против вновь образующегося понятия о церкви, совершающегося на глазах»97.

Действительно, в современном лютеранстве снова оживают все главные из древне церковных форм: возвышается авторитет предания, создается строго определенный богослужебный ритуал, определяемый специальными актами, воскресает римско-католический взгляд на таинства, и наконец, к довершению всего, духовное сословие видимо выделяется и возводится на высоту. «Если подобное течение, – пишет Гарнак, – продолжится далее, то из протестантизма выродится второй католицизм, только более скудный и менее серьезный в религиозном отношении, чем первый; ибо римский католицизм имеет папу, святых и монахов, а мы их не имеем и никогда не получим»98. Постепенно усвояются и все следствия римско-католического понимания церкви фанатизм, властолюбие, религиозная нетерпимость, церковная формалистика и полицейский характер церковного управления.

Таково практическое решение вопроса о церкви, господствующее в современном ортодоксальном протестантизме. Не требуется особенного труда, чтобы видеть, что протестантизм стал здесь в явное противоречие со своими основами и пришел к полному самоотрицанию. Приблизиться к ненавистному для протестантов латинству, вернуться снова к тому историческому моменту, с которого началась реформации, – не значит ли это для протестантизма изменить самому себе, сознаться в бессмысленности реформы и признать всю трехвековую историю протестантизма за пустой, обманчивый призрак? А так именно и поступает ортодоксальней лютеранизм!

В крайность другого рода, хотя и ведущую к тому же самому результату, впадает либеральный протестантизм в своем учении о церкви. Верный основным началам протестантизма, что церковь – «царство чистой мысли, небесное, всеобъемлющее тело Христа», – он не признает определенной внешней регламентации церкви, выдвигая в понятии о ней исключительно внутреннюю сторону взаимоотношения ее членов. С этой точки зрения, учение о церкви никогда не может быть определенным и законченным: оно вечно растет и изменяется, как и сама жизнь, отражением которой оно служит. Прямым практическим следствием таких воззрений является абсолютная свобода, или – точнее – полный произвол для верующих в отправлении религиозно-церковной жизни. «Наиболее характерным выражением этой свободы можно считать поднятый в новейшем лютеранстве вопрос о необязательности употребления апостольского символа при богослужении (Apostolikumsirage), который до сих пор служил главным выражением единства богослужебного культа в лютеранстве»99. Естественно, что такая свобода, в конце концов, приводит к полному отрицанию церкви, как единого целого. «Если на самом деле я могу отправлять церковно-религиозную жизнь так, как мне угодно, значит я могу принадлежать ко всякому религиозному обществу, и даже мало того – я могу не принадлежать ни к одному церковному обществу, могу сам из себя составить целую церковь»100. Отсюда – полный простор для возникновения и развития в протестантизме множества самых разнообразных сект и обществ с мистико-рационалистическим характером. Не вдаваясь в детальное знакомство с ними, мы остановимся только на тех, в которых вопрос о церкви ставится и разрешается принципиально; это, так называемые, «свободные церкви», представляющие последнее слово либерального протестантизма. Такова напр. свободная церковь, проповедуемая Вине. По учению последнего, церковь не есть только отрицание союза с государством и народом, но вместе с тем и отрицание ее самой, в смысле определенной величины. Поэтому бесконечное расчленение церкви на множество сект и образование возможно большего количества последних, по взгляду Вине, нужно считать проявлением нормальной жизни церкви, знамением ее духовного роста. Отсюда, чем больше в церкви различных сект и обществ, тем лучше для нее. И действительно, если чем другим, то именно этим протестантская церковь смело может похвалиться: там у каждого сколько-нибудь оригинального мыслителя – своя церковь. Но у всех их одно общее основание – представление о церкви невидимой и сверхопытной, представляющей собой духовно-нравственный союз верующих, объединенных взаимной любовью и проникнутых высоким нравственным настроением.

Из церковных движений этого рода за последнее время можно отметить напр. попытку Эгиди. В своем сочинении, изданном летом 1890 года («Ernsten Gedanken»), он отвергает решительно всю догматику христианства и назначение церкви видит в том, чтобы она воспитывала дух христианства, т. о. располагала верующих так мыслить, любить, молиться, каяться, чувствовать и поступать, чтобы быть достойными божественной любви. Он усиленно подчеркивает. что Христос был обыкновенный человек, и этим хочет возбудить энергию к полному подражанию его высоконравственному образу. Практическое осуществление церкви с подобным устройством, т. е. без догматов, без иерархии, без таинств и богослужения, он называет «воссоединением всех христиан в христианстве Христа», «увенчанием церковного здания»101. Но для всякого непредубежденного человека ясно, что это не «увенчание и завершение»церкви, а ее полное разложение и превращение из специально религиозного учреждения с определенными церковными отправлениями в обычное социально-демократическое общество, занятое отправлениями обыденной жизни.

Не менее типичен в этом отношении проект Сульце о создании «общинной церкви», т. е. об организации христианского общества по образцу различных филантропических учреждений, в роде напр. общества трезвости, или вспомоществования бедным, призрения больных и т. п. Собственно религиозный элемент в подобных церквах упраздняется вовсе. Никакого сверхопытного догматического учения, никакого чиноначалия, никаких таинств в этой церкви не может и не должно быть. Тут уже остается один только шаг до полного уничтожения не только церкви, но и самого христианства. Да и этот шаг уже сделан в так называемом «Обществе этической культуры», возникшем на протестантской почве в Америке. Его девиз – «развитие истинного гуманизма» и посему оно широко открывает двери не только различным исповеданиям, но и различным религиям: протестант и католик, христианин и иудей, мусульманин и буддист – все встречают здесь одинаково радушный прием. Дальше этого, по-видимому, уже идти некуда: тут мы имеем дело с полным упразднением христианской Церкви и с вырождением ее в гуманистическо-филантропическую общину.

В Германии опыт подобного рода представляет «религия в границах чистого гуманитета» марбургского философа П. Наторпа, письма о «независимой морали» братьев Е. и Фр. Ланганс, попытка Теобальда Циглера провести в жизнь «новую веру» Штрауса, возникновение «интернационального союза религий духа» и различных мелких общин теософического или спиритического характера, в которые постепенно вырождается современный либеральный протестантизм.

В заключение обзора истории протестантской церкви Германии за XIX век, остается повторить то, что было сказано в начале, т. е. что эта история служит лучшим доказательством полной несостоятельности религиозных принципов протестантизма. Вынужденный историей и самой жизнью дать решение коренного религиозного вопроса о церкви, протестантизм доказал свое полное бессилие сделать это. Весь ХIХ-й век представляет сплошной ряд попыток разрешить этот наболевший вопрос в том или ином смысле, начиная с внешних опытов – граждански-правительственного характера и кончая попытками внутреннего, нравственного устройства протестантского общества. Но все эти попытки нс дали протестантству единой церкви. Наоборот, они содействовали еще большему его дроблению. В результате этого исторического движения, чем является современный протестантизм, ясно выделяются два основных течения одно – консервативное, принадлежащее школе новой ортодоксии и представляющее возврат к ненавистному для протестантизма латинству; другое – либеральное, мечтающее о создании христианства без Христа и церкви без религии и, таким образом, уничтожающее не только протестантизм, но и самое христианство. А так как крайности сходятся, то в том и другом случае протестантизм, разоблаченный своей историей, одинаково приходит к самоуничтожению. «Страна, – пишет один верующий протестант, – которая была колыбелью, становится могилой реформаторской веры. Протестантская церковь при смерти. Все новейшие труды о Германии, как и все личные наблюдения, согласны в этом»...102.