Искра и Тьма

— Раскис, — прошептал князь. — Ох, раскис…

Рядом спала Нега, закутавшись в одеяло с головой. Накануне вечером, после известных событий, он вернулся злой, страсти кипели в нем, и им нужен был выход — неконтролируемое желание, часто оборачивавшееся худом.

Военег обнял девушку и прижал так, что она охнула. В тот миг он ни за что не принял бы отказа, и, скорей всего, эта ночь закончилась бы побоями и очередным разочарованием, но Нега в который раз удивила князя.

Он взял ее — безропотную — страстно, разрушающе страстно и, только успокоившись, понял, что она, несмотря на первую боль, словно заглянула ему в душу. Этой ночью Нега была вином, что вкусил князь, весенним, терпким, веселящим, но приносящим покой и отдохновение.

Военег откинул одеяло и поцеловал девушку в обнаженное плечо, отчего она чуть вздрогнула и сладко потянулась.

— Спи, — прошептал он, укутав ее, и совсем тихо добавил: — Я люблю тебя.

Одевшись, князь вышел во двор, пинком разбудил конюха, спавшего на сене у входа в конюшню, и велел седлать коня. Перепуганный конюх поспешил исполнить приказ, вывел коня и сопроводил князя до ворот.

Было еще темно, едва-едва разожглась заря. По земле хлопьями стлался густой туман, лаяла собака, тихо стучал молот — кузнец непривычно рано встал за наковальню. По-прежнему не понимая, что он делает, князь поехал на запад.

С полей несло прохладой, на кустах в роще справа блестела капельками росы паутина. Военег миновал рощицу и, свернув по дороге на север, увидел движущееся навстречу конное воинство — оранжевый свет утра ярко разлился по сверкающим латам, вскинутые вверх копья, точно корабельные сосны, щиты с гербами, шелковые попоны… «Дубичи», — с замиранием сердца подумал князь.

Впереди ехал толстый, хмурый человек, внешне ничем не отличавшийся от остальных, но Военег узнал его. Спрыгнув с коня, князь нерешительно двинулся навстречу. Толстяк прищурился, поднял правую руку, остановился и тоже сошел с коня — дружина, словно тень, замерла на месте.

Они встали друг против друга в двух шагах.

— Ну, здравствуй, что ли, братец, — сказал толстяк. — Давно не виделись…

На глаза Военега против воли наворачивались слезы.

— Здравствуй, Борис, — сдавленно произнес он и протянул руку…

Борис как будто замялся, но потом, порывисто вцепившись в ладонь брата, притянул его к себе.

Братья крепко обнялись.