Колыбель

СТАРОЖИЛЫ

Уже в апреле на островах озера начинают цвести тюльпаны. Разные по цвету. Попадаются даже голубые. Всякого рода ученые, которых тут еще задолго до начала строительства станции появилось немало, считали, что такое разнообразие могло сохраниться только благодаря недоступности островов. От тепла до тепла, покрытые разнотравьем, все три круглых возвышения, треугольником разместившиеся в центральной части Актуза, десятилетиями не знали ноги человека. Когда же случалась большая засуха, растительность на них сгорала быстро — еще до того, как выпарится из озера вода и по серебристой поверхности соленого дна можно не только идти человеку и животному, но ехать телеге или даже трактору. В такие моменты острова, рыжие и непривлекательные, никого не интересовали. Разве что на самый вместительный, тот, что поближе к восточному берегу озера, пастухи загоняли утомленный в бесплодных поисках корма скот. С появлением земснарядов, которые вот уже год с лишним углубляют Актуз, намывают дамбу, переделывая древний соленый водоем в пруд-охладитель для будущей электростанции, возможность пересыхания озера исключалась раз и навсегда, а острова его становились и вовсе недоступными. Испокон жившие на островах и озере птицы, напуганные небывалым оживлением вокруг, поначалу не решались возвращаться и, покружившись над приозерской степью, запруженной техникой, улетали аж за вулкан на другие озера и ставки. Ссорясь с тамошними хозяевами, занимали чужие гнезда, строили свои. Но вскоре, уразумев, что вторгшихся в их пределы людей и машин бояться нечего, вернулись на острова и зажили лучше прежнего. Круглосуточно снующие вокруг озера, вывозящие излишки грунта КамАЗы, постоянно дежурящие на земснарядах команды отпугнули от озера и без того редких браконьеров. Поднявшийся уровень воды навсегда перекрыл возможные ранее на исходе жаркого лета пути на острова лисам и прочим мелким хищникам. Для галагазов, огарей, крачек — идеальные условия. Появились на озере и белые цапли, переселившиеся с севера, где в рисовых чеках им стало тесно — не хватало на всех корма. В озере же благодаря постепенному опреснению, сначала завелись бычки и прочая морская живность. Перебрались к нему от пересыхающих мелких ставочков лягушки, а за ними — степные змеи. Корма хватало всем. Время от времени на Актуз стали наведываться лебеди, а в последние холода несколько пар здесь даже зазимовали.

Василий Конешно, которого за поездку на тракторе по озеру за тюльпанами на остров чуть было не судили, но потом благодаря председателю Андрею Андреевичу Зайцеву пожалели и только выгнали из хозяйства, некоторое время работал багермейстером на одном из земснарядов. Работа оказалась денежной, но тяжелой. И Василий, помучившись полгода, решил было и вовсе уйти со стройки. Уже написал заявление. Но, придя в управление, столкнулся с комсоргом, который отговорил его увольняться, предложил пока поработать на скрепере в землеройной бригаде с перспективой перехода на большой экскаватор, как только развернется выработка котлована под реакторное отделение. Сойдясь с комсоргом, который был одновременно и бригадиром землеройного участка, Василий вскоре понял, почему Никита столь заботливо отнесся к нему — уговаривал не уходить со стройки, сразу же предложил работу. Оказалось, что Марина Сергеевна, работающая в управлении строительства экспедитором, та самая, которой Василий тюльпаны вез, хоть и носила фамилию Сенина, но была женой комсорга Никиты Вороного. Это открытие стало удручать Василия. Он перестал верить в искренность бригадира. Избегал его, и если и приходилось разговаривать, с недоверием принимал знаки внимания своего начальника, пытался найти в его словах какой-то скрытый, унижающий его, Василия Конешно, смысл. Потому-то на первых порах, когда техника выходила из строя и бригадир оперативно доставал к скреперу Василия дефицитные запчасти, такая забота Василия не радовала, а даже огорчала. Он вместо того чтобы быстрее закончить ремонт, тянул дело, чтобы еще и еще раз убедиться: бригадир знает о его ухаживаниях за Мариной Сергеевной, специально перетащил Василия к себе поближе, чтобы он был на виду, и подчеркнутым вниманием показывает своему горе-сопернику, кто он такой. Васька да и только. А я, мол, бригадир, да к тому же комсорг. Захочу, будешь сидеть у сломанного скрепера на почасовке, захочу, будешь зарабатывать хорошие деньги. Без бригадира ты есть ноль. Но я, мол, так не делаю. Я создаю для тебя условия. Ты благодаря мне хорошо зарабатываешь, и этот факт может не ценить только пустой неблагодарный человек, без которого ударная стройка запросто обойдется. Так что трудись, товарищ Конешно Василий Федорович, и не рыпайся. Иначе в любой момент вылетишь. Мол, я тебя породил... Разумеется, гордый, независимый Вася долго терпеть такое не мог. Он, хоть и поперли его из совхоза, человек вовсе не конченный, всегда найдет себе работу. Если не на другом участке стройки, так на другой стройке. Страна большая. А захочет, так вернется в сельское хозяйство. Не один ведь совхоз «Заветное» на земле. Найдутся и другие, где директора люди, лучше понимающие душу людскую, чем знаменитый Андрей Андреевич Зайцев. Подумаешь, поехал на тракторе за тюльпанами! Что такое трактор но сравнению с тем чувством, которое приказало Василию рискнуть! Если разобраться, никакие материальные ценности на земле не стоят любви настоящего мужчины. Все эти ценности — пыль, пустяк, если сравнивать, если в этом разобраться как следует. Да разве же такие, как Зайцев, способны все это понять? Некогда, видите ли, ему разбираться! Не некогда! Иное! Просто такие черствые люди не способны разобраться в подобных тонкостях. И как только им доверяют руководящие посты? Развалит этот Зайцев передовое хозяйство! Как пить дать. Лучшие люди, труженики от него уйдут. Кто землю пахать будет? Старики не уйдут. Им уже уходить некуда. А молодежь пойдет. Стройка рядом какая! Молодежь, чтобы она не уходила, ее понимать надо. А понимать некому. Зайцев тебе поймет! Он только пыль в глаза мастер пускать. Первый в районе стал двухэтажки строить. Фурор на всю область. А куда они годились, эти двухэтажки? Пока атомники не стали строить свой город, пока не сдали временную котельную, в этих двухэтажках и кранов-то не было. В туалетных да ванных комнатах крестьяне чуланы устраивали. Да и выглядят эти двухэтажки в сравнении с девятиэтажками — громадами поселка атомников карликами. А он хотел ими возвеличиваться! Подняться над другими хозяйствами! Мол, мои труженики в городских домах живут. Мать-старуха на эту уду клюнула. Пойдем, Вася, у квартиру! Пришлось объяснять человеку. А когда котельная появилась, провел воду, поставил краны, старушка и обрадовалась. Не надо ходить на этаж. На земле ногами и удобства в хате: душ, умывальник, даже туалетную к коридорчику пристроил. Да, людей надо понимать. Когда ты их понимаешь, тогда и они тебя понимают. Зайцеву же это не надо. Ему бы только пыль пускать, мозги пудрить. Не получилось с двухэтажками, так он решил на земельном вопросе внимание к собственной персоне заострить. Видите ли, уперся — не дам земли под бетонку. Если бы одна бетонка! Так еще и железка. Мол, самая плодородная земля. Пускай строят в обход! Пока он препирался со строителями, те шоссе, что вело через деревню, своими КамАЗами разворотили. Надо же было где-то ездить! Опять для Зайцева повод покрасоваться. Зерно не могу возить. Потери на такой дороге большие. А ты, мил человек, кузова герметизируй, и не будет потерь. Не ваше дело кузова! Давайте мне дорогу восстанавливайте! Абуладзе — слабак. Сдался. Строит ему дорогу. Не хочет шума грузин. Оно, наверное, по-дипломатичному и правильно. А с точки зрения экономики как? Дорогу угробили, раз. Время на препирательства с Зайцевым потратили, два. Котлован только начали копать, три. Сроки полетели. Котельную на полгода позже сдали, четыре... Сюда бы комиссию. Она бы подсчитала, сколько только один Зайцев Андрей Андреевич урона нанес. Надо бы пойти к Богдану Гордеевичу. Он хоть и знает, да, наверное, не решается трогать Зайцева. Может, ему как раз и нужна поддержка масс. Прийти и сказать, что народ тоже возмущен, что народ поддержит секретаря, станет за него горой, если райком возьмется за этого Зайцева. Заодно и насчет Абуладзе поговорить. Котлован бы при всех неприятностях, навязанных стройке Зайцевым, можно было начать на месяц раньше. Еще как можно было бы! Так этот бесхарактерный человек послал на курорт два экскаватора и скрепера, пансионат Энергострою делать. Полтора месяца горы ковыряли. Стройка директивная, в пятилетнем плане, а мы горы под пансионат роем. Пусть знает первый, что народ все видит и очень даже верно оценивает. Подумаешь, управляющий трестом распорядился. Что, над ним нет больших инстанций?..

А на островах Актуза давно отцвели тюльпаны и в этом году. И Марина Сергеевна так и не оставила своего Никиту, хоть и знает, что Василий до сих пор ее обожает. Год прошел с лишним, а он все любит. Время подтвердило его чувство к ней. Котлован еще месяц-два и можно будет заливать бетоном. Вот-вот железобетонный завод пустят. Хоть его вовремя сдают!

А не плюнуть ли на все! А не пойти к Вальке Иванову в рыбинспекцию? Тот хоть свой парень. Простой. Сосед. Правда, он все больше в сторожке живет. Оборудовал ее своими средствами. Сам понаизобретал средства те и живет на третьем скалистом выступе, как степной орел. Стережет море. Выращивает мидии да гребешки. Сам Богдан Гордеевич к нему на уху заглядывает. С таким человеком, как Валька, любо-дорого работать. Такой же холостяк. Душа. Отчаюка. С голыми руками браконьеров берет. И добряга. Ни копья не взял с художника. Поселил его в своей хате, как только деда Антоху схоронил. Пускай, говорит, живет художник в легендарной хате. И правильно. Пусть парень рисует скалистые выступы, пока они такие, какими были всегда. А то построят город — изменится вид. Может, новый вид для кого и красивым покажется, а для нас, местных, вряд ли прошлую красоту заменит. Даже художник, который и появился тут, чтобы запечатлеть уходящий вид земли и моря, свои перемены внес. Вроде малые. Пустяковые, а для нас — заметные. Сделал из хаты мастерскую. Оконце в крыше заменил стеклянной рамой на весь скат. Ему нужен свет, чтобы картины рисовать. Для нас всякие перемены заметны. Но ничего не поделать. Так, видать, устроено — жизнь должна двигаться. Должна она изменяться. Когда-то вообще тут и хат даже не было. Говорят, что и озера не было. На его месте стояла белая соленая гора. И жили вокруг нее пастухи, слоны и саблезубы. Интересный все же человек! Вот мне то время кажется неприятным. Не могу представить себе этот берег без хат. Видать, потом, когда станция заработает и город белый, как та соляная гора, встанет на скалах, его жители будут смотретьна наши хатки, если они уцелеют, с удивлением. И может, кому-то из них хатки не покажутся нужными тут. И посмотрят они на прошлое, в котором живем сейчас мы, как я на время саблезубов и слонов.

Андрюха — внук Платона Колосова, первого председателя сельсовета в Красных Кручах, знает, что несправедливость преходяща, истина постоянна. Еще он знает, что одному с несправедливостью бороться — дело бессмысленное. Понимает, а вот дернула нелегкая ввязаться. Да еще с кем сцепился? С Ваней Бондаренко! Разве можно что-то доказать этому субъекту? И как только берут таких молодцов в милицию? Мужик в общем-то неплохой, но странный. А ведь земляки! Вместе, можно сказать, выросли. Он считает: коль он участковый, то ему все позволено. Все остальные — граждане. Для них его слово — закон. А если твое слово, товарищ младший лейтенант, необъективно? Если тебя занесло, зазнался ты?