Колыбель

КОФЕ С ПОЛЫНЬЮ

Олисава в который уже раз ловит себя на ощущении: выезжая из маленькой Чернокаменки на новую дорогу, ведущую через Красные Кручи к озеру, где раскинулась гигантская стройплощадка станции, как бы таким образом переселяется из одного мира в другой. И не только потому, что Чернокаменка стоит на берегу собственно моря, а Красные Кручи — это побережье пролива. Испокон жители, не отличали залив от пролива — и то море, и то. И даже стройка с ее лихорадочным ритмом не главная причина необычных ощущений Владимира. Тогда что же? Потом открылось: все дело в Руснаке. Не было бы Евграфа в Чернокаменке — этого преодолевшего свой возраст стража моря, возможно, чувствовал бы Олисава все иначе... А так для него: Чернокаменка — это прошлое, а стройплощадка — сегодняшний день. Прошедшее рядом с настоящим, как Чернокаменка и Красные Кручи с городком или поселком строителей. Олисава думает об этом. Ему хочется, чтобы пыль и суета большого строительства не затмили в памяти людей Чернокаменку, сам Досхий. Потому и едет он к Руснаку-другому — носителю нового времени — Анатолию Максимовичу Руснаку.

Вдоль старой дороги тянется теплотрасса — зигзагообразная, в две нитки, укрытая серебристой изоляцией. По трубам вот-вот пойдет кипяток — продукт пускорезервной котельной — в райцентр, в Мужичью. Наконец там появится центральное отопление. Вообще эта котельная построена для более серьезного, как тут говорят, дела. Она даст толчок АЭС. Ее энергия «пустит» турбину станции. Все, что сейчас сооружается на площадке у озера, так или иначе будет служить собственно станции — ее ядерному сердцу. Создается фантастически сложный и мощный организм, сердце у которого появится потом, позже, в последнюю очередь. Закованное в оболочку из сверхтяжелого бетона, оно заработает, отдавая человеку миллион киловатт электроэнергии. Сначала одно сердце, потом еще одно, еще и еше. Четыре сердца. Край получит рукотворное солнце.

Выхлопные газы, повисшие над старой дорогой, по которой тяжелые грузовики идут почти беспрерывно, густо клубятся, проникают сквозь плотно задраенные окна в «Москвич». Олисава мечтатель. Он верит, что скоро люди научатся полнее использовать даровую энергию великого солнца. Атомные станции — этап на пути человечества к большой стабильной энергии. А в перспективе — гелеостанции. Олисава мечтатель, а тут приходится быть прагматиком, бороться. Нет, не против строительства АЭС. Эти источники энергии, если их создавать по принципу: семь раз отмерь, — вполне безопасны. Безопаснее прочих тепловых. Для моря — тоже. Но вот не додумали проектанты, решили занарядить море как гидроисточник, а ты не моги воспротивиться! Молчание в этом случае — не золото. Слово теперь — золото! Прозвучит оно — возможно, в проекты, что лежат сейчас на чертежных столах, будут внесены необходимые добавления... С этой мыслью и идет Олисава в партком управления строительства. С секретарем надо поговорить, и не только с ним. Олисаве необходимо поговорить и с теми, кто сегодня глотает пыль на стройплощадке, обливается потом в зное степного солнца, сооружая АЭС. Надо найти единомышленников, от которых зависит многое. Наверняка, думал Олисава, он сумеет найти таких. Наверняка!

С этими мыслями он добрался до Актуза. У бетонного завода попал в пробку. Простоял минут двадцать, пока стащили на обочину сломавшийся КамАЗ.

После пыльного пути прохлада приемной парткома, ветерок из кондиционера, колеблющиеся прозрачные гардины на больших окнах были блаженством. Треск машинки, запах свежесваренного кофе, короткие диалоги секретарши по телефону — все обещало Олисаве, что его и здесь поймут, и за тщательно обитой дерматином дверью. Правда, за этой дверью пока никого. Парторг на площадке, но секретарша обещала, что скоро появится.

Олисава отдыхал. Ему подумалось: красиво работают! Вскоре заметил, что сквозь деловую атмосферу приемной пробивается какое-то волнение. Потом стал рассматривать развешанные по стенам плакаты и графики сегодняшнего положения на стройке, перевел взгляд на схемы, изображающие принцип работы реактора, всматривался в соты кассет ядерного топлива. Олисава почувствовал, что до желаемого от действительного пока еще приличная дистанция. Стройка только-только разворачивается. Строиться ей до пуска первого реактора еще по меньшей мере года три. Но с каждым днем времени остается все меньше, а работы наверняка становятся все осмысленнее, они множатся. Олисаве надо спешить, надо успеть.

Появление Руснака в каске и спецовке, его озабоченный вид говорили, что хлопот и забот у парторга навалом, что он уже в первой половине дня вымотан до предела.

Он пригласил Олисаву в кабинет. Едва усадил гостя, как зазвонил телефон. Затем еще. Звонки шли один за другим. Парторг, поглядывая на гостя, разводил руками, утирал платком худощавое лицо, длинную кадыкастую шею, от чего платок на глазах чернел. Пока парторг глотал пыль на площадке, абоненты изнывали у телефонных аппаратов и теперь исчерпывали короткими срочными разговорами-переговорами необходимый телефонный лимит общения с ним. Беспрерывно звучали слова: каски, спецовки, сварочные аппараты, заслонки, отводные трубы, замеры, монтаж, бетонщики, такелажники, арматурщики, повестка дня... Олисава с трудом улавливал смысл этих разговоров. Но иногда слова выстраивались в логический ряд.

— Результаты рентген-контроля? Это необходимо крайне. Пока мы варим водопровод, но ведь предстоит варить рециркулирующие! — кричал Руснак. — Мы так не договоримся. Нам нужны строители высокой квалификации и высокой совести. Потому и рентген-контроль. Пусть заново сваривают, учатся работать по высшему классу! Нужны и стройматериалы. Правильно. И строители, и стройматериалы — дефицит. Особенно хорошие строители и... Так давайте беречь ресурсы. А сколько отходов под ногами валяется? Гидроизоляционная пленка, куски кабеля, электроды... Не качественные электроды? Давайте заявку в снаб. Пускай связываются с заводом-изготовителем. Сами, самим надо крутиться! Никто за вас этого делать не станет. У каждого свои заботы, у всех проблемы.

Наконец телефоны угомонились. Руснак поглядел на черный от пота и пыли платок, спрятал его, достал еще один.

— Вы Олисава? — спросил он. После утвердительного кивка гостя распорядился по селектору не соединять с ним никого, хотя бы полчаса. Сказал Владимиру: — Мне Абуладзе говорил. Вы с ним встречались? Где остановились?

Олисава ответил.

— В Чернокаменке? Ясно, наверняка с моим родичем уже знакомы. Уверен, это он вас наслал!

— Я и до встречи с ним... — начал Олисава.

— Мне не надо объяснять, — прервал Руснак и извинился.

— Я хочу... — снова было начал Олисава.

— Извините, Владимир, — заглянул в какую-то записку, — Владимирович, я в курсе ваших проблем.

— Это не мои проблемы, — стал злиться Олисава.

— Не серчайте, это я для скорости. Видите, как плотно живем!

Олисава кивнул, сняв очки, стал протирать их отворотом куртки.

— Скажу, что партком разделяет ваши тревоги.

— А что это меняет?

— А что вы предлагаете? Остановить строительство? Никто не позволит! Остается одно: делать дело в темпе! И нам, и вам. Время еще есть.

— У нас и у вас?

— У нас государственный план. Мы его должны выполнять. А пока что, скажу откровенно, мы его регулярно валим. Сейчас середина лета, а котельную мы должны были сдать еще в декабре прошлого года. Теплотрасса еще не готова. О причинах говорить не стану. Они вас не интересуют. Вам даже на руку наши неурядицы. Добьетесь пересмотра проекта, я только рад буду. И люди тоже. Думаете, не говорим о Досхии? Еще какие дебаты возникают!

— Значит, на ваше мнение я тоже могу сослаться?

— Конечно!

— Анатолий Максимович, мне бы хотелось встретиться с молодежью.

— Ну что же... — Руснак задумался. — Вот как надо сделать. Как раз намечается комсомольское собрание, где тут график? Вот, через неделю. Приходите. Дадим вам слово.

Олисава записал дату собрания.

— Как там старик? Это мой троюродный дядька. Живем рядом, а не виделись уже год.

— Живой, крепкий, — ответил Олисава.

— Это он вас направил? Неугомонная душа! Возраст какой, а по нему и не скажешь. Гроза браконьеров. Вот судьба, так судьба. Садись пиши роман. Зачитаются!

Олисава согласно кивнул головой. Он смотрел на секретаря парткома и думал: «А ведь никто тебе, Володя, не перечит. Этот твой собеседник даже слова тебе сказать не дал. Все наперед знает, пожалуйста, он согласен, что морю можно и нужно помочь, а строит. И построит! Человек дела».

Олисава поднялся. Поднялся и Руснак. Видно было, что собирается сказать еще что-то напоследок. Щелкнул пальцами:

— А не испить ли нам кофею, Владимир Владимирович?

Олисава хотел было отказаться, но Руснак по селектору уже сделал заказ, и через десять минут они пили с необыкновенным привкусом и букетом напиток.

— Чем это вы сдабриваете кофе? — поинтересовался Олисава.

— Секрет фирмы! — засмеялся Руснак. — Но вам, так и быть, откроюсь. Полынь. Немножко полыни. Тонизирует, нервы успокаивает. Вот так...

Владимир возвращался в Чернокаменку, не торопясь, словно погружался вместе с машиной в тихую безбрежную ночь.

Подъезжая к дому отдыха, прежде всего отыскал свое окно. Оно светилось, значит, можно войти. Каково же было удивление Олисавы, когда в кухне он увидел Диану, а не Тритона.

— А где Павел?

— Ваш друг исчез, — сказала Диана и поднялась с табурета.

— Уже уходите? — растерянно спросил Олисава, понимая, что между его гостями произошла размолвка.

— Я вас ждала потому, что мой кавалер бежал вместе с ключом. А у вас, насколько мне известно, второго ключа нет.

— Спасибо, — ответил Олисава и затоптался неловко. — Может, чаю попьем?

— Вообще-то мне пора идти, завтра рано вставать.

Но Олисава уже ставил чайник, доставал сыр, колбасу, варенье. Потом сел напротив.

— Вы что, — наконец спросил он, — поссорились?

— Из помолвки вышла размолвка! — горько ответила Диана и вдруг отвернулась.

Олисава успел заметить, как налились обидой ее глаза.

— Ничего, пустяки. Милые ссорятся...

Диана перебила:

— Я знаю другую поговорку: пришел милый, повалил силой!

Олисава смутился. Сказал поспешно:

— Чайник закипел. Давайте чай пить...

— Да нет, мне, пожалуй, пора.

«Охламон! — подумал Олисава. — Такую девушку упускает! Совсем в людях не разбирается».

Диана достала из сумочки тонкую шерстяную кофту, надела и вышла.