Васюган-река удачи

3

Движимый чувством солидарности и товарищества, не хочу слоняться но городку руки в брюки. Подхожу к Анатолию Пилипенко. Он с Касеном Отарбаевым собирает многоколесные, широкозахватные грабли. Давно по журналистскому и писательскому опыту знаю: ничто так не сближает с героями, как совместное участие в каком-нибудь деле.

В амурской тайге один шурфовщик выразился так:

— Хочешь изучить рельеф моей души — берись за кайло. А я отдохну, чайком побалуюсь.

Пока он обливался потом от густого чая, я усердно потел в шурфе, подбираясь со всех сторон под увесистый, облепленный глиной камень. Вознаграждение меня ждало вечером в таежной избушке, где шурфовщик поведал исповедь своей, как он выразился, ребристой жизни. Знаю: не золотые ключики, не замысловатые отмычки открывают клады судеб. Иногда простое кайло, увесистый колун, лопата, шоферская монтировка, примененные в совместном труде, откроют доступ к чужому сердцу, помогут изучить далеко не ровный рельеф чьей-то души.

Касен, он же по-отрядному Коля, подтягивает болты на новых модернизированных граблях. Мы с Пилипенко вставляем в отверстия колес пластмассовые втулки. В сборе грабли походят на растянутого в гармошку дикобраза: двенадцать ощетиненных кругляшей должны жадно захватывать сенные рядки, собирать их за собой в пышный валок.

Отарбаев родом из Казахстана. Его отец прошел через пекло гражданской и Отечественной войн. На Васюгане Касен работает оператором по исследованию скважин. На лугах будет собирать сено в копна одной из двух волокуш. Они готовы, навешены на «Владимирцы» — шустрые, ходкие двадцатипятисильные тракторы. Отарбаев за свою сравнительно короткую жизнь одержал много побед в труде. Они давались не так трудно, как победа над самим собой. Еще три года назад он не мог совладать с убийственной силой вина. Нелегко было выйти из повиновения ему. Оно властвовало не только над телом — над неокрепшим сознанием. Не хотелось пускать молодую жизнь под уклон. Позже с чувством вины и гадливости вспоминал свои похождения, бытовую безалаберщину. На горьком опыте убедился: нет безвыходных положений. Если проявить волю.

Его лицо освещено ясным светом внутреннего спокойствия. Берет из ящика необходимые для сборки шайбочки, гайки, ловко насаживает на болты. К вечеру грабли собраны. Их надо теперь обкатать, отрегулировать ровный ход.

В отряде кроме Галиахмета и Касена есть еще один «перекрещенец» — Билалов Фидаиль — Федя. Комсомолец. Родом из Башкирии. Служил в Германии. До армии работал в топографической группе. Дорога на Первомайское месторождение построена с его участием. С Севера призывался на армейскую службу. Потом Север снова призвал его: вернулся в родное нефтегазодобывающее управление «Васюганнефть». Он еще) не успел доносить солдатский парадный китель. Готовит «к бою» косилку. Раньше приходилось ему косить башкирские луга на конной косилке, обские будет утюжить на тракторной.

Федя уезжал в мае в отпуск в родную башкирскую деревню. Уехал холостяком — вернулся «женатиком». На семейного мало похож — еще много в нем мальчишеского. Молчалив, замкнут. Рядом с трактором оживляется. Теряется угловатость движений.

Отрядный командир, ветеран труда васюганских нефтепромысловиков Михаил Петрович Вайнер на одной из утренних планерок внушал членам штаба:

— Отряд у нас сводный, имеются представители многих цехов. Поэтому хорошо узнайте людей, с кем нам предстоит делать большой план по сену. Знайте, кто откуда родом, у кого какие наклонности, привычки, интересы. Даже имена их жен вам должны быть известны.

Кормозаготовительный отряд нефтяников был хоть небольшой, но силой. Каждый человек на учете. Каждый должен быть в поле пристального внимания. Флаг над лагерем поднят давно. Пусть на сегодня нет ни одной тонны заготовленного сена, но никого не должно одолевать сомнение, что план будет выполнен.

Вечером мне попалась на глаза старая ржавая коса. Давным-давно забытая покосниками, она валялась в траве, посрамленная перед могуществом колесной и гусеничной техники. Вдоль по косовищу прошел трактор, но чудо: сухое, березовое, оно не сломалось, лишь остались на нем «укусы» тяжелых траков. Поднял косу, проверил подушкой большого пальца острие: хоть до Вологды катись. Ручки на косовище не было.

Держал в руках древнее орудие труда, вспоминал свои детдомовские годы, проведенные в Усть-Чижапке, неподалеку от Васюгана. Наше подсобное хозяйство находилось в Успепке на правом берегу этой хмуроводной реки. Лошади, коровы, овцы, свиньи — все было в крепком детдомовском хозяйстве. На васюганских лугах приходилось ставить много стогов. До конца августа жили в Успенке. Переезжали на лодках на левый, луговой берег Васюгана, «хороводили» с косами, обкашивая озера, протоки, изобилующие рыбой и водоплавающей птицей. Вжиканье кос перекликалось со свистом пролетающих утиных стай, с характерным «блеяньем» упругокрылых бекасов.

Директор детского дома фронтовик-разведчик Виктор Александрович Сухушин, оглядывая луг и вереницу юных косарей, говорил ласково:

— Вот она, моя семейка дружная… невелики хлопцы, но крепенькие, точно курки ружейные…

И мы — «взведенные для сенокоса курки» — старались вовсю: косили, сгребали сено, возили копны на лошадках, сытых от вольной луговой жизни.

Воспитание трудом, как и добрым отеческим словом, было поставлено в детском доме высоко. Вместительные детские души вбирали в себя ласку воспитателей, говорок духмяных ветров и скрытую в книгах мудрость…

Иду за отрядный штаб, в лесок. Срезаю на ручку для косовища черемуховый прут. Завхоз дает брусок. Точу и точу лезвие косы, пока оно не начинает «кусаться».

Обкашиваю за кустами, у озерка, где стоит стеной матерая осока вперемежку с густым пыреем. Подходит заместитель отряда, весело смотрит на мои валки.

— Вот и конкурент нашей технике появился.

— С вашими силами машинными не потягаешься. Траву с этих лугов не уложишь влежку косами.

Сергей Бреднев — старший мастер прокатно-ремонтного цеха эксплуатационного оборудования. Позже он возглавит профсоюзную организацию управления. Его отец работал буровиком в разведочном бурении. Часто брал с собой сына. Заронил в него искру любви к своей профессии. Со школьной скамьи Сергей знал — будет нефтяником. При распределении после окончания Уфимского нефтяного института был в списке девятнадцатым из ста двенадцати выпускников курса. Желающих ехать в Сибирь было много. Выбор пал — в Стрежевой.

Сергей общителен, по отношению к механизаторам проявляет тактичность и выдержку. Под спокойствием не скрывается желание отгородиться от хлопотливых отрядных дел. Комиссар Хмурый вроде бы тоже от них не отгораживается, только ведет себя чересчур начальственно, с прикриком, хотя сам из рабочей среды, по профессии электромонтер. Надо отдать должное — по электрической части большой мастер. На Оленьем месторождении подключал подстанцию, станки-качалки, дожимную и блочно-кустовую насосные станции. Запускал на сто двадцать пятой скважине центробежные погружные насосы. На вахты теперь ему летать трудно: плохо стал переносить перелеты — давление повышается. Живет и работает в Стрежевом. Как и Вайнер, он ветеран нефтегазодобывающего управления «Васюганнефть».

Рассказывали: утром комиссар подходил к моей раскладушке будить лежебоку. Спросонья не разглядел, что под марлевым пологом пусто. Поднялся я рано, принялся докашивать свой клин. Если сейчас какая-нибудь совхозная буренка усердно жует мое, лично заготовленное сено, то говорю ей: приятного аппетита, коровушка! Пусть на пользу пойдет тебе этот корм! Давай побольше молока, корми северян сытно.

Рядом с моей раскладушкой стоит кровать Николая Гребнева. Скоро он выведет на луга «Беларусь» с роторной косилкой и с первых же дней завоюет прочное звание главного отрядного косаря. Про него говорят: в двенадцать часов Коля еще не спит, в шесть утра уже не спит. Он в очках, задумчив. Походит на студента или молодого ученого, стоящего на пороге какого-то важного открытия. Его отец ушел на действительную военную службу в тридцать восьмом году. Служил на Дальнем Востоке. Ударил колокол войны — поехал батя через всю страну на запад. На Дону семья его жила. Так и прошел воинский эшелон мимо дома родного, не задержался на станции ни на минутку: беда, нависшая над Родиной, торопила солдат, откладывая побывку на четыре огненных года. Не всем будет дано услышать победный залп. Дядя Николая сложил голову под Кенигсбергом. Отец был танкистом. Писал брату-пехотинцу: «Ну, браток, держись! Теперь будем взаимодействовать вместе — танки с пехотой…»

Бабушка Николая до смерти ждала возвращения сына: может, без вести пропал или в плену у фашистских лиходеев… вернется, быть может… Уже внук ушел на действительную, а сын с войны не вертался. Бабушка стала говорить: сыночка не могу дождаться, Коленьку-то обязательно дождусь.

— Пришел из армии — ей восемьдесят пять стукнуло. Через год умерла…

Гребнев рассказывает, почти не меняя интонации голоса. За каждым словом чувствуется крепкая суровая правда жизни.

Его прадед, дед, отец — потомственные кузнецы. Дед был оружейным мастером. Получил Николай от предков бесценный клад — трудолюбие. Перенял «родственное» обхождение с металлом, с техникой.

«Беларусь» и роторная косилка — с иголочки. Неделю назад хотели взять новые тракторы для вызволения застрявшего К-700. Воспротивились Николай Гребнев и находящийся в отряде секретарь объединенного парткома Кузнецов. Техника еще обкатку не прошла, а ее уже хотели в тяжеловоз превратить. Это же верная гибель.

Гребнев успел потрудиться и под землей, и на земле. Работал в шахте в Восточном Казахстане. На Васюганье строил дорогу от вахтового поселка на Первомайское месторождение. Бригада состояла из вальщиков и чокеровщиков. Первая скрипка — водитель трелевочного трактора Николай. Прокладывали трассу-просеку шириной в тридцать метров. С поваленным лесом обходились по-хозяйски: он шел на строительство лежневок, на обустройство промыслов.

Много привлекательного в этом тихом, застенчивом парне. Житейской мудростью, внутренним спокойствием веет от кроткого, задумчивого взгляда.

Николай полностью отрегулировал роторную косилку. Завел трактор. Посмотрел на широкий луг:

— Ну вот, теперь можно и в поле.

Он назвал луг полем по-крестьянски светло и любовно.