Колыбель

Когда Олисава подъехал к «месту высадки», из-за стоящей на сухом дне озера «Волги» выглянул перемазанный илом Актуза маленький человек в очках. Убедившись, что в «Москвиче» нет женщин, начальник строительства Давид Амиранович Абуладзе выругался и вернулся к своему делу.

Воды поблизости не было, и Олисава понял, что Абуладзе поедет смывать с себя грязь к морю, скорее всего куда-нибудь к Красным Кручам, возможно, за третий скалистый выступ. Расчет был верным. Абуладзе наконец, не глядя в сторону Олисавы, поправил мешковину, укрывающую сиденье, черный, как бес, забрался в «Волгу» и, раздраженно крутнувшись, поехал прочь. Олисава за ним. На берегу моря машина начальника, блеснув фонарями заднего света, остановилась. Олисава припарковался рядом, когда Абуладзе в машине уже не было. Начальник строительства в полном обмундировании появился минут через пятнадцать. Тут уж Олисава был наготове.

— Давид Амиранович! — окликнул он бодро.

Тот сел за руль, не оглянувшись. Олисава видел по силуэту, просто обиделся человек, а зла не держит.

— Ну что там еще? — наконец подал голос Абуладзе.

— Давайте наконец поговорим, — предложил Олисава.

— Нэт, ты скажи, зачэм смэялся? — выскочил Абуладзе из машины. — Смэшно тэбэ! Хотэл бы я пасматрэть, как бы ты сваи нэрвы лэчил на моем мэстэ.

— Извините, Давид Амиранович, я смеялся не над вами, — начал было Олисава.

— Ему смэшно. Вэселый чэлавэк... — все еще горячась, продолжал Абуладзе.

— Я подумал, мне показалось, Давид Амиранович, что это не вы, а собрат по разуму.

— Э? — блеснул очками Абуладзе.

— Издали ваша машина и вы в этом самом виде...

— Издэваешься, да? Тэбэ смэшно?

Олисава залез в «Волгу». Абуладзе глядел на неожиданного собеседника все еще настороженно.

— Я знаю, чэго ты хочэшь. Скажу, что это нэвозможно, чэго ты хочэшь... Стройка не пионэрский лагерь, ее нэ нэрэнэсешь, да! Прэжде, чэм ее начинать, умные люди хорошо подумали. А тут появляется кто-то и хочэт запрэтить станцию... Ты что, самый умный? Ты умнэй министра, да?

— Никто не собирается запрещать строить станцию, Давид Амиранович! — перебил Олисава. — Я только хочу заручиться вашей поддержкой.

— Интэрэсно, — протянул Абуладзе.

— Озером, бог с ним, так и быть, мы жертвуем, — продолжал Олисава. — Жаль, конечно, целебное озеро. — При этих словах Абуладзе аж подпрыгнул, но смолчал. — А вот морю помочь надо!

— Морэ тут ни при чем. Морэ останется морэм.

— Нет, если не внести в проект поправку, от моря уже через пять лет ничего не останется. Оно превратится в такое же соленое озеро, как и это, где вы нервы свои успокаиваете, только побольше в сотни раз.

— Ну вот, вмэсто малэнького Актуза получится большой Досхий! — ядовито изрек Абуладзе.

— Человечество нам не простит этого, — искренне возмутился Олисава.

— Чэловэчэство! Ишь куда загнул! Приходит тут всякий от имени всэго чэловэчэства, трэбуэт сам нэ знает чэго, а у мэня конкрэтное дэло. Я должен сдать пэрвую очэредь в срок и чэловэчэству до моих забот нэт никакого дэла.

— Неужели же вам все, равно, что будет с морем?

— Э! Что ты говоришь? Зачем говоришь так? Сам разве нэ знаю, что и как?

— Так давайте объединим наши усилия! Директор НИИ в принципе за это. Если откликнетесь и вы, много можно будет добиться.

— Ничэго уже нэ изменить. — Абуладзе смотрел перед собой.

— Почему же? Надо внести в проект пару опреснителей. Они уравновесят поступление в Досхий высокосоленой воды.

— Опрэснитэль потрэбляет пропасть энэргии, и строитэльство его стоит нэмало.

— Я не экономист. Но думаю, Досхий дороже! — почувствовав слабину, наседал Олисава.

— А я строитэль! Мнэ дали проэкт и дэньги, чтобы я строил.

— Но ведь это же не первая ваша станция. Разве в других местах вы не обходились без моря?

— Обходились. Строили на рэках, озерах.

— Но ведь есть у нас станции на безводных местах?

— Замкнутый цикл, слыхал о таком? Градирни...

— Вот-вот, это я и хотел от вас услышать! — воскликнул Олисава. — Почему бы и здесь не пойти этим путем?

— От мэня нэ зависит, — устало сказал Абуладзе.

— От вас не зависит, от директора НИИ, от меня... Что же это получается, мы грабим леса, черноземы, а теперь уже и за моря взялись. Как же потом жить на земле?

— Э-э-э, — вяло протянул Абуладзе. — Нэобратимый процесс. Инерция. Поезд пошел, и остановить его — значит попасть под колеса. Я, дорогой, нэ Анна Карэнина...

— Очень жаль, что у вас такое отношение, — горько констатировал Олисава.

Абуладзе досадливо хмыкнул и промолчал.

— Все же я буду писать, — сказал Олисава. — Куда следует. Не все же и в самом деле столь равнодушны. Наверняка есть люди, которым не безразлична судьба природы.

— Я только рад буду, эсли у тэбя что-то выйдэт. Только поторопись, мы набираэм тэмпы, — ровным голосом советовал Абуладзе. И в этом его спокойствии Олисава наконец уловил нотки взаимопонимания.

— Так можно сослаться на ваше мнение?

Абуладзе снова блеснул очками.

— Валяй, да! Что я, совсэм ужэ бэз понятия?

Потом они закурили. Абуладзе включил радио. Неожиданно голос диктора, рассказывающий об очередном полете в космос, возвратил обоих к началу этой встречи.

— Ты, э, — начал Абуладзе, — нэ рассказывай про это...

— Про что?

— Ну, про брата по разуму, — кашлянул Абулалзе, — сам понимаэшь, авторитэт начальника... Стройка большая, народ всякий...

— Э-э! — вырвалось у Олисавы.

Абуладзе опять сверкнул очками, и оба рассмеялись.