Плахта

* * *

Тот вечер не забуду никогда. За окном проворно темнело, громыхало и вспыхивало. Дочь Женя отправилась кормить лежачую свекровь Титовну, я осталась с ее шестимесячным ребенком. В доме людно: крестница с парнем, кум с девушкой. Все из Чернигова. Вдруг в сельском чате поползли муравьями строчки: «Зашли русские. Стоят на четвертой улице (Космонавтов). Прячьтесь».

И вот вам ситуация. Орки, войдя, моментально затеяли перестрелку. Женя у Титовны на соседней улице, отрезанная от мира, пишет: «Мамочка, умоляю, береги ребенка». Полина орет, требуя сиську. Я бегаю с ней вприсядку и забавляю с помощью телефонного видео. На нем ее отец играет на баяне и поет «Ой на горі два дубки». В селе полным ходом развернулась война, и ты вроде стоишь на земле, но ощущения, как на батуте.

Страшнее всего прозвучал стук пятого марта. Замерла на пороге, расставила руки и кричу:

— У вас что, матери нет? Не пущу. Здесь мои дети.

На меня глядел солдат. Чумазый, как объевшийся шоколадом. За ним — еще десяток таких же одичалых. Недолго думая, выпустили автоматную очередь по тапкам, превратив добротный порог в кашу. Когда начала причитать, один из них прикоснулся дулом к моим губам, что означало «цыц, ни звука». Нашим парням связали руки, вывели на огород и избили. Куму сломали ногу, зятю выбили плечо.

У входа в подвал находился «добренький» и раздавал паек. Думала, ни за что не возьму, сдался мне его паштет и консервированная рисовая каша, пусть даже с говядиной. Чуть позже огляделась, а детей вокруг — тьма. Взяла.

Далее случилось много всего: болезни, смерти, налеты. Привезли Титовну и положили в школьной кладовой. Она, бедняжка, тотчас померла. У беременной на позднем сроке начался токсикоз. Дочь постоянно плакала, и я ей показывала кулак: «Не смей, а то пропадет молоко». По головам гулял чей-то шепот: «Третьего марта расстреляли троих. Одного за фразу „Слава Украине!“».