...Да поможет мне бог

18. Понедельник, 23 июля, 7.00 утра

В понедельник утром стало прохладнее, хотя накануне метеорологическая сводка зловеще предсказывала, что жаркая погода, по всей вероятности, продержится до конца вторника. Спенсер забыл открыть окна в спальне перед тем, как лечь спать, и теперь проснулся с сильной головной болью. Она появилась вместе со смутным, но преобладавшим над всеми другими ощущениями предчувствием какой-то беды в тот момент, когда Спенсер, еще не совсем очнувшись, пытался стряхнуть с себя сонное оцепенение. Спал он очень неспокойно, его мучили кошмары. На рассвете, в начале пятого, они приобрели такую реальность, что он не выдержал, зажег свет, вскочил с постели и только тогда понял, что все это ему привиделось во сне. И, хотя он не мог припомнить, что именно его испугало, щемящее чувство тревоги не покидало его почти весь день.

Это мешало ему собраться с мыслями. Они нахлынули на него все разом, как только он поднялся с постели, — мысли о Лэрри, Марке Хелридже, «Дейли уоркер», Луизе... Он побрился, порезавшись при этом, что с ним случалось редко, и принял душ. Затем начал готовить завтрак, но вдруг решил, что напрасно тратит время, и подошел к телефону. Едва взяв трубку, он ощутил в голове какую-то пустоту и никак не мог вспомнить, кому собирался позвонить. Было восемь часов утра — время, когда приходила Эмма, слишком раннее для того, чтобы беспокоить людей телефонными разговорами. Но ведь накануне он сам обещал кому-то позвонить сразу же с утра... Нет, не Марку Хелриджу, а Лэрри.

Он набрал его номер. Лэрри ответил не сразу — телефон прозвонил несколько раз. Лэрри отозвался сонным, глухим голосом, что мгновенно привело Спенсера в бешенство. Не извинившись, даже не пытаясь казаться вежливым, он холодно сказал:

— Будь у меня в конторе между половиной десятого и десятью.

Ответа не последовало.

— Ты меня понял? — спросил Спенсер.

— Да, Спенс, — еле слышно ответил Лэрри.

— Ну, хорошо, — сказал Спенсер. — Жду тебя между половиной десятого и десятью.

Он положил трубку. К черту всех! После вчерашнего вечера ему надоело быть вежливым и внимательным.

О чем, однако, сообщал в своей телеграмме Марк Хелридж? Он хотел перечитать ее, но вошла Эмма. Вид у нее был расстроенный. Несмотря на то, что мысли Спенсера были заняты совсем другим, он все же обратил внимание, как вяло прозвучало ее «С добрым утром». Она сняла шляпу и молча, что на нее не походило, прошла в кухню и закрыла за собой дверь.

Когда Спенсер вошел в контору, Ред сидел у коммутатора и старательно отвечал на телефонные звонки. Из-под низенького столика смешно торчали его длинные ноги. Проходя мимо, Спенсер положил руку ему на плечо, и юноша с улыбкой взглянул на него.

Он прошел к себе в кабинет. Вслед за ним вошла Мэри и положила на стол почту.

— Сьюзи все еще больна? — спросил Спенсер.

— Да, — с легкой заминкой ответила Мэри. Он посмотрел на нее. — Поздравляю, босс, — добавила она.

— С чем?

— Марк Хелридж, — указала она на утреннюю газету, которая лежала на его столе. — Это в самом деле хорошие новости. Я так рада, что вы заполучили его.

— Не знаю, заполучил ли, — отозвался Спенсер. Продолжая стоять, он прочел заголовок: «Нью-Йоркский адвокат привлекает к ответственности журналиста» — и чуть ниже: «Интересы Донована будет представлять Марк Хелридж». Это была телеграмма из Вашингтона, в которой излагалось существо телефонного разговора Спенсера с Майроном Вагнером. Она сухо и деловито констатировала факты, избегая каких-либо оценок. Спенсер мысленно выругал Майрона и себя.

— Это не поможет делу, — сказал он.

Вынув из кармана телеграмму Марка Хелриджа, он передал ее Мэри.

— Если Хелридж еще не решил, браться ли ему за мое дело, то это сообщение никакой пользы не принесет, скорее наоборот, — добавил он.

— Разве вы с ним не говорили? — спросила Мэри.

— Я говорил с ним по телефону, и мы условились о встрече. Но вчера вечером, вернувшись домой, я нашел вот эту телеграмму. Не знаю, что она означает: то ли он действительно занят, то ли ищет предлога для отказа. Возможно, он испугался. Его, по-видимому, взволновало сообщение «Дейли уоркер».

— «Дейли уоркер»?

— Да. Разве вы не слыхали?

— Нет, — ответила Мэри.

Он коротко рассказал ей, что произошло, а затем они попытались связаться с Марком Хелриджем, но его не оказалось в конторе, и секретарша не могла сказать, где и когда его можно будет найти. Спенсер решил немедленно послать ему телеграмму. Они как раз составляли ее с Мэри, когда раздался стук в дверь и в комнату вошел Арт Дэниелс. В руках он держал газету.

— Прошу прощения, сэр, — сказал Арт, — вы видели это? — Он подошел к столу и положил газету перед Спенсером.

— Нет, не видел, — ответил Спенсер, развертывая номер «Дейли уоркер», — но, конечно, очень много слышал об этом. Спасибо, что принесли.

— Это... это вчерашняя, — заметил Арт. Он был немного бледен.

Мэри стояла рядом и смотрела через плечо Спенсера, пока он читал.

«ЛИБЕРАЛ С УОЛЛ-СТРИТА ПОД ОБСТРЕЛОМ

21 июля. (От соб. корр.) Сегодня утром ваш корреспондент посетил последнюю жертву капиталистических заговорщиков — всем известного адвоката Спенсера Донована — в его роскошной квартире на Ист-Ривер в Манхэттене. Мистер Донован мужественно защищал покойного Гордона Беквуда и после так называемого самоубийства своего клиента выступил с совершенно справедливым заявлением, клеймящим реакционные элементы в правительстве и прессе, ответственные за «убийство Беквуда» (подлинное выражение мистера Донована). Теперь под обстрелом он сам.

Ваш корреспондент застал его в тот момент, когда он собирался уехать в свою контору. Мистер Донован находился в состоянии нервного возбуждения, что исключало возможность обстоятельной беседы.

В процессе интервью мистер Донован подтвердил, что наемный писака Уолт Фаулер, находящийся на содержании Уолл-стрита и хорошо известный в буржуазных кругах, назвал его коммунистом и предателем. В ответ на просьбу вашего корреспондента высказаться по этому поводу адвокат заявил, что в данное время не может сделать заявления ни одной из нью-йоркских газет. У вашего корреспондента сложилось впечатление, что мистер Донован крайне озабочен, если не сказать — напуган. Да и немудрено! Для капиталистических заправил нет ничего более неприятного, чем отступничество одного из членов их шайки. Вот почему вашему корреспонденту показался особенно разительным контраст между роскошным антуражем мистера Донована — тщательно подобранной старинной мебелью, прекрасным видом, открывающимся с широкого балкона на Ист-Ривер, — и духом полицейского государства, проникшим в каждый уголок его квартиры. Достопочтенные представители наших правящих классов — Уолты Фаулеры и Аароны Купы, которые «убили Гордона Беквуда» (подлинное выражение мистера Донована), — используют самые гнусные средства, чтобы уничтожить человека, уличившего их в этом преступлении. Они готовятся убить и его. Мы не за мистера Донована, мы за американский народ, а мистеру Доновану еще предстоит решить, на чьей он стороне. Но мы сочувствуем каждой новой жертве уолл-стритовской плутократии. Если мистер Донован повернется спиной к своей роскошной квартире и посмотрит с балкона на противоположный берег реки, туда, где кончается город, он увидит в отдалении дома нью-йоркских рабочих. Ему еще предстоит сделать выбор».

Спенсер поднял голову. Единственным, что могло повредить ему в этом выдуманном интервью, было двукратное упоминание «убийства». Он действительно употребил это слово на своей пресс-конференции после смерти Гордона — употребил умышленно, рискуя тем, что его обвинят в клевете, но зато провоцируя сенатора Купа на открытый бой. Ссылки «Дейли уоркер» позволяли думать, что он впервые произнес это слово в так называемом интервью с мистером Гардингом.

Арт Дэниелс, нагнув голову, чинно стоял у письменного стола, а Мэри отошла от Спенсера к окну. Оба они молчали.

— Ну, что вы скажете? — спросил Спенсер.

— Знаете, сэр, — ответил Арт, поднимая голову, — я бы назвал выступление газеты неудачным. А вы?

— Но тут же, по существу, ничего не сказано, — заявила Мэри. Она резко повернулась лицом к Спенсеру и сжала кулаки. — Разве вы ничего не можете предпринять? Разве нельзя выступить с опровержением?

—- Боюсь, что до поры до времени нам придется потерпеть, — ответил Спенсер.

Арт ушел, а Мэри осталась со Спенсером в кабинете: им предстояло написать телеграмму Марку Хелриджу. Вспомнив, как замялась Мэри, когда он задал вопрос о Сьюзи, Спенсер снова спросил у нее:

— Что случилось со Сьюзи? Надо же мне наконец знать об этом!

Мэри сидела на своем обычном месте, приготовив блокнот и карандаш, чтобы писать под диктовку. Немного помолчав, она ответила:

— Пожалуй, будет лучше, если я вам все расскажу. Я очень беспокоюсь. Вчера поздно вечером мне позвонила ее соседка — танцовщица из какого-то кабаре. Она вернулась к себе в два часа ночи и обнаружила, что Сьюзи домой не приходила. И ее нет до сих пор.

— Ну, это еще не значит, что произошла какая-то трагедия, не так ли?

— Она оставила записку, — сказала Мэри, глядя прямо на Спенсера и не сдерживая слез. — В записке нет ничего особенного, но это своего рода прощание — без угроз и без всего, что пишут в подобных случаях. В ней говорится... Я столько раз ее читала, что помню наизусть. — Она вынула носовой платок и высморкалась. — В записке говорится: «В случае, если я не вернусь, пожалуйста, не беспокойся обо мне. Родителям я написала, так что никаких волнений не будет. Спасибо за любовь и понимание. Сью». Так она обычно называла себя — Сью.

— Вы сообщили в полицию? — спросил Спенсер.

Мэри покачала головой.

— Нет еще. Мы установили последний срок — сегодня в полдень. Сильвия, ее соседка, пытается сейчас связаться с родителями Сьюзи. Они живут в Беруэлле, в Небраске... В общем я не хотела вас беспокоить, мистер Донован, — добавила Мэри более твердым голосом. — У вас сейчас так занята голова, что...

— Скажите, есть какие-либо основания думать, что она могла... могла что-нибудь сделать с собой? Может быть, она вела себя как-нибудь странно?

— Да.

Наступила пауза.

— Это банальная, глупая история, — продолжала Мэри еще более твердым голосом. — Она влюбилась. Парень обещал на ней жениться, она беременна.

— А вы знакомы с ним? Где он сейчас?

— Бог его знает, где он сейчас, этот мерзавец, — ответила Мэри.

На столе у Спенсера зазвонил телефон. Мэри быстро встала и взяла трубку.

— Хелло? — Она прикрыла трубку рукой и глубоко вздохнула. — Это мистер Садерленд.

— Ужасно неприятная история, — сказал Спенсер. — Мне очень нравилась эта девушка. Может быть, я могу что-нибудь сделать?

— Спасибо. Я скажу вам, если возникнет надобность, — пообещала Мэри и передала ему трубку.

Вопреки ожиданиям Спенсера, Джеймс Ф. Садерленд в это утро был совершенно спокоен и разговаривал очень мягко. Он знает о статье в «Дейли уоркер»: Лео Биллинджер сообщил ему о ней вчера во второй половине дня. Лео рассказал ему также об их встрече в «Паризиэн грил» в субботу вечером. Инцидент действительно достоин сожаления, но, по словам Джин, виноват во всем Лео, и он, Спенсер, не мог вести себя иначе. В конце недели мистер Садерленд почти не видел Джин. Встречался ли с ней Спенсер?