...Да поможет мне бог

2. Среда, 18 июля, 8.20 вечера

По Пятой авеню Спенсер шел медленно, вспоминая…

Дело Гордона Беквуда возникло в начале сентября. Нью-йоркский журналист Уолт Фаулер туманно заговорил о влиянии левых на американскую политику на Ближнем Востоке. Его пространный фельетон был перепечатан всеми газетами и встретил жестокий отпор в либеральной прессе. Когда журналист вторично выступил со своими обвинениями, государственный секретарь опубликовал официальное опровержение.

Затем все был тихо до 29 ноября, когда сенатор Аарон Куп в своей трехчасовой речи снова обрушился на политику государственного департамента на Ближнем Востоке и, упомянув Гордона Беквуда, известного историка и лектора, как человека, находящегося за кулисами этой политики, назвал ею одним из американских коммунистических лидеров.

Только один раз в жизни Беквуда государственный департамент обратился к нему за консультацией, как к эксперту по ближневосточным делам, причем эго произошло во время второй мировой войны. Однако точка зрения ученого не соответствовала направлению государственной политики и была отклонена. Когда сенатор Куп произносил свою речь, Беквуд путешествовал по Европе и сначала даже не обратил серьезного внимания на это обвинение; но страсти разгорались, слухи ширились. Наконец, замученный бесконечными телефонными переговорами и телеграммами, он по настоянию друзей решил прервать путешествие и встретиться со своими обвинителями.

Беквуд был обескуражен, но все еще находил это дело забавным, когда по приезде узнал, что является вдохновителем зловещего заговора, цель которого состоит в том, чтобы свергнуть правительство Соединенных Штатов. Он попросил разрешения предстать перед сенатской подкомиссией и в поисках адвоката обратился к своему приятелю Спенсеру Доновану.

Отношения Спенсера к Гордону Беквуду основывались скорее на восхищении и уважении, чем на личной привязанности. Тридцатисемилетний Спенсер был на одиннадцать лет моложе Гордона. Он посещал лекции Беквуда, читал его книги. Позже, случайно познакомившись, они стали часто встречаться.

Спенсер был представлен Кэрол и, хотя поначалу увидел в ней только очаровательную женщину, вскоре разглядел за привлекательной внешностью большую силу, а потому стал относиться к ней почти с таким же восхищением, как к Беквуду. Между мужем, женой и детьми царила атмосфера доверия и теплоты, неведомая доселе холостяку Спенсеру. Единственной супружеской парой, которую ему до сих пор приходилось наблюдать вблизи, были Луиза и Лэрри, но на них он смотрел по-другому. Они все трое так долго были друзьями. И теперь еще ему иногда было тяжело считать Луизу и Лэрри неким неделимым целым — именно так он воспринимал Беквудов. Быть может, когда-то Луиза значила для него слишком много. Но то чувство осталось в прошлом, оно было глубоко зарыто и никогда не вторгалось в его отношения с Лэрри. И никогда не вторгнется, ибо Лэрри — его единственный друг, хотя за последнее время им не часто удавалось встречаться.

Спенсер вспомнил вечер после третьей недели слушания дела в Вашингтоне. Он сидел в своем номере в отеле «Карлтон», когда ему из Нью-Йорка позвонил Лэрри.

— Привет, старик, мы очень гордимся тобой. Крошка пожелала, чтобы я позвонил тебе и сообщил это. Мы видели по телевизору твою восхитительную физиономию. Ты великолепно выглядел.

— Правда?

— Да, сэр. И какой профиль! Какой потрясающий профиль! Теперь тебя пригласят сниматься в кино. Ну, как дела?

— Прекрасно, — ответил Спенсер. — У нас все в порядке.

— Еще бы! Ты разделал этого сукина сына Купа под орех!

Спенсер засмеялся.

— Это не моя заслуга. На нашей стороне факты.

— Ладно, ладно, — сказал Лэрри. А затем спросил: — Что такое с Беквудом?

— Ничего. А что?

— Знаешь, Луиза, как увидела его лицо сегодня, прямо так и подпрыгнула. Я говорю тебе...

— Он, по-видимому, озабочен.

— Что ты сказал?

— Я сказал, что он очень озабочен. Это нелегко.

— Скажи ему, чтоб держался. Крошка находит, что у него испуганный вид. Эти проклятые газеты, пожалуй, еще заявят, что он виновен.

— Они все равно это заявят, — сказал Спенсер.

— Подожди минутку. Луиза хочет поговорить с тобой.

В этот момент в дверь номера постучали. Спенсер обернулся и, прикрыв микрофон рукой, сказал:

— Войдите.

— Хелло, Спенс, — раздался голос Луизы в Нью-Йорке.

Дверь отворилась, и вошла Кэрол Беквуд. Движением руки он указал на телефон. Она кивнула.

— Привет, Луиза, — сказал он. — Как поживаешь?

— Прекрасно. Мы скучаем без тебя. Когда ты приедешь?

— Наверное, на следующей неделе. Дело должно закончиться к среде или, самое позднее, к четвергу.

Спенсер взглянул на Кэрол, которая стояла у окна, закуривая сигарету.

— Приезжай скорей, — сказала Луиза. — Лэрри опять стал неугомонным. В понедельник он летит в Калифорнию покупать очередной самолет. Он не может жить без суперреактивной, или как там ее еще, машины,

— Вот как?

— Да, Спенс. Приезжай быстрей. Он улетит, и мы наконец-то будем одни. Мы чудно проведем время...

На том конце провода послышались шум и хихиканье, а затем снова раздался голос Лэрри:

— Не обращай внимания на крошку. Она хочет разрушить нашу прекрасную дружбу. Она ревнует.

— Послушай, — сказал Спенсер, — что, если я позвоню тебе завтра утром? Я сейчас немного занят.

— О, извини, дружище, — рассмеялся Лэрри. — Мне следовало бы это знать, тихоня Спенсер, вашингтонский Казанова. Передай ей привет. И береги себя!

— Спасибо, Лэрри. Привет Луизе. — Он положил трубку и обернулся. — Извините, Кэрол.

Она стояла, прислонившись к подоконнику, плечи ее были опущены. Лица не было видно.

— Я беспокоюсь за Гордона, — сказала она.

Он подошел ближе.

— Почему? Что случилось?

— Я ужасно беспокоюсь, — повторила она.

— Но ведь все идет хорошо, — сказал он. — Они не нашли ни одного доказательства. Вам это известно. И никогда не найдут. Улик не существует.

— Да.

Она потянулась к пепельнице, чтобы положить сигарету, и подняла голову. Она злоупотребляла губной помадой. Рот был чересчур ярким и бесформенным, а лицо бело как мел.

— Вы не заметили этого?

— Не заметил чего?

Он остановился. Конечно, он заметил. Посторонние — и те заметили. Лэрри только что сказал об этом, а ведь Лэрри не был даже знаком с Гордоном Беквудом.

— Он погибает, — сказала Кэрол.

Спенсер подошел к ней совсем близко. Он взял ее за руку.

— Еще несколько дней. Три-четыре — самое большее.

Она отняла руку, резким движением оторвалась от подоконника и прошла в глубь комнаты. Ее голос звучал глухо:

— Значит, еще несколько дней. А потом что?

— Он будет полностью оправдан.

— Вы сами в это не верите, — сказала она. — Видели вечерние газеты?

— Да. — Он пытался говорить бодро и уверенно. — Это не имеет никакого значения. Важно одно: виновен человек или невиновен. А все остальное забудется.

Она молчала.

— Кэрол, пожалуйста, будьте откровенны со мной, — сказал он. — Вы считаете, что я допустил ошибку? Может быть, вы и Гордон чувствуете, что я не подхожу для ведения дела? Я могу заставить Арбэтта и Майлса изменить их решение. Я сейчас же позвоню Майлсу.

Она отрицательно покачала головой.

— Нет, Спенс, нет. Гордон знает, что вы делаете все возможное. И я тоже знаю. Дело совсем в другом. Теперь уже неважно, виновен он или невиновен. Человека опозорили. — Ее пальцы безостановочно мяли носовой платок. — Вчера случилась неприятность, — продолжала она. — Мы позвонили в Нью-Йорк детям. — Она заплакала. — Мы все время старались скрыть от них происходящее. Но, конечно, ничего не получилось. Гордон разговаривал с сыном — вы знаете, его тоже зовут Гордон. Мальчик заявил, что теперь он носит свое второе имя — Фрэнк. Гордон Беквуд — позорное имя, сказал он. Дети дразнят его.

— Что ответил Гордон? — спросил Спенсер.

— Ничего. Я слушала по отводной линии. Он не сказал ни слова. Он просто положил трубку. Я быстро закончила разговор и пошла к нему. Но его уже не было.

Спенсер подошел к ней.

— Он сейчас у себя?

— Он спит, — ответила Кэрол. Она тщетно пыталась успокоиться. — По крайней мере спал, когда я уходила. Я дала ему две таблетки снотворного. Я прячу их от него. Мне страшно.

Внезапно она бросилась к нему и вскинула руки на его плечи.

— Они медленно убивают его, Спенсер! А я не знаю, что делать. Прошлой ночью я проснулась — его кровать была пуста; меня охватил страх. Я побежала в соседнюю комнату. Он сидел за столом, а перед ним лежали газеты. Он не читал. Он сидел и глядел на газеты. Я обняла его, он повернул ко мне голову и улыбнулся. Но по его лицу текли слезы. Я пыталась поговорить с ним — он не слушал меня. Он теперь не слышит моих слов. — Она опустила руки и замерла, в изнеможении прильнув к плечу Спенсера. — Он не борец. Ему никогда не приходилось бороться. Почему они не оставят его в покое?

Ответить было нечего.

Через три недели, вернувшись в Нью-Йорк после того, как комиссия отложила слушание дела на десять дней для вызова еще двух свидетелей, Гордон Беквуд покончил с собой.

— Не можете ли вы что-нибудь сделать, Спенсер? Неужели ничего нельзя сделать? — спросила Кэрол посла его смерти.