Париж – это всегда отличная идея

Глава семнадцатая

Платить? – повторила я. Меня поглотила неудержимая ярость.

Явное высокомерие, нахальство и наглость этого парня раздражали меня. Я чуть было не сорвала с себя это платье и не швырнула в него, но тогда я осталась бы почти голой, а в таком виде сложно поддерживать чувство собственного достоинства, к тому же сегодня ночью температура упадет до плюс пяти, так что для стриптиза было слишком холодно.

Вместо этого в моей голове промелькнул образ Дарби О’Ши, танцующей на шесте в Финнс-Холлоу, и я подумала, что она уж точно знала себе цену. Когда ее мужчина предал ее, она сказала ему проваливать ко всем чертям. Решив последовать ее примеру, я сделала шаг назад, посмотрела Жан-Клоду прямо в глаза и одним движением руки выплеснула содержимое своего бокала прямо ему в лицо.

Жан-Клод фыркнул, шампанское потекло по его шокированному лицу, а люди вокруг нас изумленно уставились на него. Это было восхитительно приятно.

– Не звони и не пиши мне – никогда, – прошипела я. С этими словами я стремительно вышла из комнаты, высоко подняв голову и выпрямив спину, как уходит со сцены примадонна. Люди поспешили убраться с моего пути, а дворецкий торопливо открыл мне дверь, как будто боялся, что я ее вышибу.

Я вышла из особняка, не зная, где нахожусь и как доберусь домой. Но мне было все равно. Я лучше окунусь в клоаку, чем когда-либо буду иметь дело с Жан-Клодом Биссетом. Сейчас мне казалось, что для меня он умер.

Я злилась на него, на себя, на все эти глупые золушкины мечты о нашем общем будущем. Я чувствовала себя полнейшей идиоткой. На глаза наворачивались слезы, но я не позволила им пролиться. Это было непросто, но я понимала, что у меня есть более насущная проблема, которую слезы решить не могли. Я должна была убраться отсюда к чертовой матери.

– Мадемуазель, – раздался мужской голос. Я подняла глаза и увидела водителя с сигаретой, под деревом, рядом с припаркованной машиной. Того самого водителя, который меня сюда привез. – Ça va[54]?

Что тут ответишь? Хреново. И это еще мягко сказано. Но здесь, прямо передо мной, был ярко сияющий спасительный свет.

– Indisposé[55], – я тяжело вздохнула, коснулась пальцами лба и поморщилась, не зная, как по-французски будет «головная боль».

– А-а, – сказал мужчина. Он затушил сигарету каблуком своего ботинка и открыл мне заднюю дверь. Жестом он пригласил меня сесть в машину и произнес на высокопарном английском языке:

– Я отвезу вас обратно.

Я одарила его самой яркой улыбкой, на какую только была способна:

– Merci beaucoup.

Дорога обратно заняла гораздо меньше времени. Я взглянула на свой телефон: было немногим больше девяти. Ночь еще только начиналась, но не для меня. Я собиралась принять долгий душ и смыть с себя весь этот отвратительный вечер.

Водитель притормозил прямо перед моим домом. Я не знала, сколько ему заплатить, но пока я рылась в своей сумочке, он сказал:

– Non non.

Я подняла глаза, и доброта на его лице чуть не заставила меня расплакаться.

– Спасибо.

Он пристально посмотрел на меня, и у меня возникло ощущение, что он точно знает, как прошел мой вечер. С сочувственным вздохом он сказал:

– Mieux vaut étre seul que mal accompagné.

Хотя мой французский не позволял в точности перевести то, что он сказал, но я поняла суть: лучше быть одному, чем в плохой компании. Это правда. Я стояла и смотрела, как исчезает свет задних фар его автомобиля. Ну и ночь! Меня бесило, что она закончилась именно так.

Следуя неясному движению души, я пошла вниз по улице. Я поняла, что проголодалась и хочу съесть что-нибудь очень французское, например стейк тартар, улиток, конфи из утки или coq au vin — петуха в вине. Я чувствовала, что все удовольствие от поездки для меня испорчено, и мне необходимо срочно вернуть обратно это парижское волшебство, потому что уехать я не могла – меня ждал ужин с Северином завтра вечером. А жаль. Я бы все отдала, чтобы сесть в первый же самолет и улететь в Италию к Марчеллино.

Он был единственным из них, с кем я поддерживала контакт все эти годы. Перед отъездом из Штатов я отправила ему короткое электронное письмо, в котором сообщала, что планирую в ближайшее время приехать в Италию и буду рада его увидеть. К моему восторгу и удивлению, он прислал ответное письмо с приглашением остановиться в одном из коттеджей на территории его виноградника. Я с радостью согласилась. Теперь мне казалось, что судьба все это время толкала меня в Италию. Я не знала, собирается ли Северин все еще поехать в Италию, но я узнаю об этом за ужином. И если так, то, возможно, это знак – знак, что мне следует искать свою пропажу именно там, в Италии, откуда мне пришлось уехать семь лет назад.

Впереди показался пивной бар. В воздухе запахло говядиной, чесноком и розмарином. Запах манил внутрь с такой силой, будто кто-то заарканил меня и тащил на канате. Снаружи стояли стулья и несколько обогревателей, освещенные электрическими лампочками. Я увидела пару свободных столов и понадеялась, что еще не слишком поздно для того, чтобы сделать заказ. Потом я увидела человека, который сидел в одиночестве и читал книгу. Джейсон.

Я подумала было развернуться и убежать, чтобы спрятаться от него, но зачем? Мое свидание оказалось настоящей катастрофой, но в этом не было моей вины. Честно говоря, мне бы сейчас не помешал друг. Поскольку в городе – да и за городом, если уж на то пошло, – у меня такого не было, то Найтли вполне сойдет.

Я вошла в пивную и увидела официантку. Заметив, что бокал Джейсона почти пуст, я распорядилась, чтобы ему подали еще один, затем проскользнула в кресло через несколько столиков позади него со своим бокалом и стала ждать. Официантка принесла ему выпивку, и Джейсон удивленно посмотрел на нее. Я получала удовольствие, наблюдая, как он ищет того, кто прислал вино.

Официантка поставила бокал на стол и жестом показала в мою сторону. Джейсон обернулся, и я сделала ему ручкой так же, как он мне со своего балкона сегодня днем.

Улыбка искреннего восторга изогнула его губы и согрела глаза. Он встал и жестом пригласил меня присоединиться к нему. Пройдя через весь бар, я подошла к Джейсону. Я чувствовала на себе его взгляд, но понятия не имела, о чем он думает. Тусклое освещение не позволяло разглядеть выражение его лица. Остановившись прямо перед ним, я подняла глаза.

– Я ведь не помешала тебе, правда?

– Нет, вовсе нет, – Джейсон выдвинул для меня стул, и я села, позволив ему слегка подтолкнуть его. Он снова сел и сказал: – Спасибо за вино.

– Всегда пожалуйста, – я подняла свой бокал в молчаливом тосте и сделала глоток. Он сделал то же самое.

Когда я замолчала, Джейсон откинулся на спинку стула и спросил:

– Хочешь поговорить об этом?

– Не особо, – ответила я. – Скажем так, некоторые люди не совсем такие, какими мы их помним.

Джейсон кивнул. Он выглядел так, словно хотел задать миллион вопросов, но не сделал этого.

– Я сожалею.

– Не стоит, – сказала я. – Я в порядке. Я как раз искала место, где можно перекусить, когда заметила этот пивной бар, а потом увидела тебя и подумала, что ты мог бы порекомендовать мне что-нибудь из меню.

– Excusez-moi[56], – Джейсон поднял руку и помахал официантке, которая только что принесла ему вино. Затем на безупречном французском он произнес: – Elle aimerait la bouillabaisse, s’il vous plaît[57].

Официантка кивнула, глядя на нас с легкой улыбкой.

Я была ошеломлена:

– Ты говоришь по-французски? Почему я об этом не знала?

На лице его отобразилась досада.

– Я знаю всего одну фразу по-французски. Это она и есть. И еще я внес немного оживления в беседу, когда случайно сказал “elle”[58], вместо “je”[59]. Мадам Леблан, моя многострадальная учительница французского, была бы так мной горда. На самом деле я испытал такое облегчение, когда нашел в меню единственное блюдо, название которого я могу произнести, – буйабес[60]! Так что я решил тут остаться.

Я рассмеялась:

– Отлично сыграно, Найтли.

– Ты же не против рагу из морепродуктов? Я могу засвидетельствовать, что оно здесь превосходное, – сказал он и указал на свою пустую тарелку.

– Абсолютно не против, – ответила я. И это как раз было что-то очень французское, именно то, что я искала. Я отхлебнула вина.

Прохладный ночной воздух коснулся моей кожи, и я набросила на плечи свою накидку. Я была удивлена, обнаружив, что молчание между нами не было напряженным или неловким. На самом деле это было очень комфортное молчание.

Джейсон пил вино, наблюдая за проходящими мимо людьми. Некоторые с нетерпением устремлялись навстречу развлечениям, в то время как другие явно направлялись домой. Официантка принесла рагу и теплый ломтик свежего хлеба. Я предложила поделиться с Джейсоном, но он покачал головой, сказав, что сыт.

– Ты связывался с Эйданом сегодня вечером? – спросила я.

– Да, я сказал ему, что у тебя тут все под контролем и нам не о чем было беспокоиться. Ты бы успела получить свой телефон назад до встречи с Северином. Эйдан сказал мне: «Конечно, я и не сомневался», как будто это не он сходил с ума оттого, что ты не выходишь на связь. Честно говоря, я думаю, что он беспокоился именно о тебе, а не об ужине с Северином.

– Неужели? Не кажется ли это странным для Эйдана, чье кредо «живи и дай жить другим»?

– Немного, но он уже начал лечение, так что, возможно, чувствует себя не у дел и от этого тревожится больше, чем обычно.

– Логично. Были ли еще какие-нибудь инциденты с Четвертичным Вором? – спросила я.

Джейсон рассказал мне, что вор нанес еще один удар, на этот раз забрав четверть шоколадного печенья, которое Мишель приберегла для себя. Еще более загадочным было то, что она оставила печенье, завернутое в салфетку, на столе в своем кабинете, запертом на ключ, и тем не менее, когда она развернула салфетку, четверть его отсутствовала.

Я с аппетитом поглощала еду и слушала сплетни. Похлебка была бесподобна, она насыщала и согревала. Омары были приправлены шафраном и фенхелем, и, когда я закончила есть мидии и гребешки, мне захотелось выпить оставшийся от них бульон. Вместо этого я отломила кусочек хлеба и промокнула им остатки.

– Как же Четвертичный Вор проник в ее кабинет? – спросила я.

– Никто не знает, но Мишель в ярости. Она установила дополнительный замок на своей двери, и это после того, как купила себе холодильник, чтобы держать еду в своем кабинете.

Я прожевала последний кусочек хлеба.

– Не думаешь, что вор просто пытается свести ее с ума?

– Эта теория заслуживает внимания, – сказал он. – Я и сам думал о том же.

– Не уверена, восхищаюсь я им или нет. Такого рода злой гений заслуживает уважения, и все же я побаиваюсь таких людей.

Джейсон рассмеялся:

– Я отношусь к нему с уважением. Если повезет, Мишель уволят, и ее кадровое царство террора закончится.

Я изучала его поверх своего бокала.

– Ты ведь знаешь, кто это, не так ли?

Он моргнул – само воплощение невинности.

– Расскажи мне, – потребовала я.

– Сначала ты мне расскажи, – сказал он.

– Но я не знаю, кто это.

– Нет, не это, расскажи мне, что случилось сегодня вечером.

Я откинулась на спинку стула.