Дом у реки

Люблю вас неистово. Живите бесстрашно

Читая посвящение, Марго чувствует, как внутри набирает ход тошнотворно стремительная карусель любви, гордости и адской боли. «Самые драгоценные элементы». Это она-то драгоценна? Она не чувствует этого. Она знает, что на самом деле они все думают о ней. Как они осуждают ее.

А все остальное: «Люблю вас неистово, живите бесстрашно». Если бы это было так просто. Люси бросается в самую гущу событий с открытым сердцем, полная надежд и энтузиазма, но Марго так не умеет. Она пыталась когда-то, но в результате ее сломали. Она так и останется в плену своего опыта и никогда не вырвется из тисков этой боли.

Как бы она ни старалась, ей никогда не избавиться от ощущения, что виновата в этом ее мать, точнее, ее отстраненность, ее слова, ее слишком легкое отношение к сексу и браку. Так стоит ли удивляться, что Марго не подпускает к себе людей, а желание близости, которое вдруг появилось у нее сейчас, пронизано потребностью в наказании. Она еще раз читает посвящение, захлопывает книгу и быстро сует ее обратно на полку.

В своей комнате она изо всех сил старается не обращать внимания на бутылку водки, спрятанную среди вещей в сумке под кроватью. Но устоять невозможно. Все эти воспоминания, тревога по поводу предстоящего семейного ужина и тот разговор с Люси, когда они развешивали лампочки в шатре, — все это просто выбило ее из колеи. Совсем чуть-чуть, уговаривает она себя, только чтобы успокоиться и постараться заглушить тревогу.

Она достает из-под кровати сумку, вынимает оттуда бутылку. Первый глоток обжигает горло.

К третьему она горит уже целиком и погружается в блаженное оцепенение. Она делает еще пару глотков, закрывает пробку и ложится на кровать. Вот и все. Этого достаточно. Сейчас уже хорошо. А больше ничего и не нужно.

После вчерашней ссоры с Люси ее так и подмывало сесть на поезд и умчаться обратно в Эдинбург Вечером она даже заглянула в расписание поездов К черту Люси и ее дурацкую свадьбу. К черту их всех. Она проделала весь этот путь, чтобы быть с ними. Неужели им этого недостаточно? Зачем Люси все эти разговоры? Она сама не знает, чего хочет.

Марго поворачивает голову и видит оборванный клок обоев, который так и манит, так и зовет продолжать, но телефонный сигнал вырывает ее из этого состояния. На экране сообщение от Йонаса. Какая-то картинка. Без слов.

Она открывает ее и смотрит, как на экране постепенно загружается черно-белая фотография. Она хмурится. Это чье-то лицо. Не чье-то — ее собственное.

Она знает это место. Квартира Йонаса. У нее за спиной — силуэты Эдинбурга. Она вспоминает, как несколько месяцев назад он вернулся домой с новеньким сверкающим объективом.

— Мне нужно сделать несколько снимков, — сказал он ей. — Проверить, как работает. Портреты. Я их сразу удалю, обещаю.

— Хорошо, но я не буду позировать.

— Мне не надо, чтобы ты позировала, — сказал он, поднимая камеру и щелкая затвором.

— Погоди, я не была готова!

— Не волнуйся. Я хочу видеть тебя такой, какая ты есть. Естественной. Искренней. Самой собой.

Она сидела на подоконнике, чувствуя себя не ловко и напряженно, впадая в какое-то медитатив ное состояние от щелчков камеры.

— Ну вот и все, — проговорил он через несколько минут. — Ты просто великолепна.

Она не просила его показать снимки, предположив, что он действительно сдержал слово и удалил их из памяти. И вот теперь она всматривается в экран и изучает изображение. Тут же приходит еще одно сообщение: «Смотри, какая ты красивая».

Она смотрит на фото. Не так уж и красива, думает Марго, но в портрете определенно есть нечто поразительное. Свет, отраженный в глазах, мягкость лица, приоткрытые губы и взгляд, устремленный вдаль. Обычно она не видит себя такой.

«Ты обещал удалить их», — написала она в ответ.

«Я удалил все, кроме этого. Он слишком хорош, чтобы его потерять».

Слишком хорош, чтобы потерять? Она бы так не сказала. Но по снимку явно читается работа мастера. Йонаса. Его фирменный почерк. Здесь есть искренность и ясность, благодаря которым он и стал известным и востребованным фотографом. Она вдруг вспоминает другой снимок, который висит на холодильнике в его квартире. Снимок матери, который он сделал много лет назад на берегу озера на его родине в Швеции.

«Где ты?» — спрашивает она, чтобы представить его, где бы он ни был.

«Где-то под Йорком. Еду на следующий заказ».

«Надеюсь, все пройдет хорошо», — отвечает она, неистово желая оказаться рядом с ним, швыряет телефон на кровать и, не успевая даже осознать, снова тянется к бутылке.