Четыре сокровища неба

21

– Почему ты не изучаешь карту? – спрашивает Линь Дайюй. – Почему ты не упаковала вещи для нашего путешествия? Мы все еще едем в Бойсе завтра, верно? Верно?

Я не знаю, что ей ответить.

– Ты обещала, – умоляет Линь Дайюй.

– Да, – говорю я ей, желая, чтобы она заткнулась.

Было время, когда я, согнувшись в корзине с углем и пропитанная собственной мочой, воображала месть Джасперу. Я тогда была младше, поэтому у слова не было названия. Но в промежутках между кошмарами и бодрствованием, когда мой лоб упирался в край корзины и я могла закрыть глаза, я представляла будущее, в котором мы с Джаспером встретимся снова. Я была сильной, могущественной, уверенной в себе. Я была точным воплощением самого правдивого и сильного произведения каллиграфии, которое когда-либо существовало. Даже ветер не мог сбить меня с ног. А Джаспер был маленьким, сморщенным существом. Я бы отомстила ему. Я бы наполнила его тело мертвой гниющей рыбой. Я бы запихала его в корзину и сбросила ее с холма в океан.

В этой фантазии я всегда побеждала. Но полагаю, именно поэтому опасно жить в фантазиях. Потому что все это время я не готовила себя к правде: что на самом деле мы с Джаспером больше никогда не встретимся.

Он мертв, а я нет. Он мертв, а я нет. Он мертв. А я нет.

Это должно было стать облегчением, это должно было стать освобождением. Это должно было стать удовольствием триумфа – знать, что Джаспера постигла та же смерть, на которую он отправил так много девушек. Я жду этого чувства, готовясь к свободному, ничем не скованному дыханию, которым я стремилась дышать после всех этих лет. Но все не то. Наоборот, это просто новость о еще одной смерти, еще одной жизни, угасшей из-за меня. Я не скорблю о нем. Я оплакиваю ту себя, которой пришлось с ним встретиться.

Чего мне бояться теперь, когда угроза Джаспера исчезла? Кто такая Дайюй без своего злодея? Кем я буду теперь, когда могу быть кем угодно?

Последний ответ в письме Уильяма, еще один, которого я не ожидала: госпожа Ли больше не работает в борделе. Ее место заняла Жемчужина.

Жемчужина. Та крошечная девочка, которая плакала в повозке в день, когда нас обеих забрали из барракона. Казалось, она никогда не сможет перестать плакать. И это та девушка, женщина, которая сейчас заправляет борделем?

И еще новость об изгнанной Ласточке. Все это время я считала, что она была верной девушкой госпожи Ли, следующей, кто займет ее место. Я помню ее голос, то, что она сказала во время нашего последнего разговора. «Но по крайней мере изнутри, как госпожа, я могу сделать намного больше. Отсюда я могу сделать для этих девушек больше, чем снаружи». Я была так зла на нее. Я не слышала эту фразу, по крайней мере, не в том смысле, в каком сейчас ее слышу, когда знаю то, что знаю. Изнутри, как госпожа, она могла сделать гораздо больше. Что она планировала?

– Ты знаешь, – говорит Линь Дайюй. – Ты всегда знала. Тебе было слишком больно это видеть. Я не виню тебя. Я чувствовала то же самое.

Да, я знала. Ласточка, которая всегда пыталась защитить нас от худших из мужчин, которая принимала их тела в свое, чтобы нам не пришлось. Она хотела остаться, получить власть госпожи.

Разрушить бордель изнутри. Вместо того, чтобы убегать от своей судьбы, как я, она предпочла встретить ее.

– Но она не стала госпожой, – напоминает мне Линь Дайюй. – Почему она не стала госпожой?

Она права. Произошло что-то такое, за что госпожа Ли отвернулась от Ласточки. Что изменилось?

– Птица держит в клюве цветок, – декламирует Линь Дайюй. – Клювик ее закрыт на замок.

Моя свобода, должно быть, стоила Ласточке ее собственной. Сбежав той ночью, я также доказала вину Ласточки – то, что она действительно знала о моих планах. Все эти дни, когда я доверялась ей во время стирки, все эти легкие улыбки и добрые взгляды – как госпожа Ли могла не заметить нашу дружбу в месте, где дружба не могла выжить? Ласточка, которая никому ни слова не сказала. Она доверилась мне, а я отдала ее прямо в руки госпожи Ли. Мои намерения и мои действия были совершенно разными. Я всегда буду девочкой, разрывающей кузнечика на куски.

Теперь я вспоминаю, как дважды писала имя Ласточки, думая, что каждый раз изобразила его правильно. Но каждый раз ошибалась. Как бы я его ни писала, я так и не поняла ее. А еще более важно, что я не замечала собственных слабостей.

Смогу ли я когда-нибудь стать такой же цельной? Смогу ли когда-нибудь быть с собой в единстве? Я не писала идеального иероглифа уже несколько месяцев. Возможно, я этого не заслуживаю.

В список вещей, которые я потеряла, я добавляю себя.