Переводчица

23

Швыряю ему вслед туфлю, но попадаю уже в закрытую дверь и рычу от бессилия и злости, сжав кулаки. Что он о себе возомнил?! Что может просто взять в любой момент, когда припрёт?! Держи карман шире! Плевать, что самой захотелось так, что в глазах потемнело, едва его руки легли на моё лицо. Это не турок, впрягающий по полчаса, со всеми этими взглядами и нежностями, тут сразу с места в карьер и тушите свет.

— Всё равно козёл… — ворчу себе под нос и прикладываю прохладные ладони к пылающим щекам.

Встаю под кондиционер и пытаюсь привести мысли в порядок.

Через час подписание контракта, всё, как будто бы, идёт как по маслу, но то, что оба моих спутника после одного ужина слегли, настораживает. И до гастрита там, судя по всему, далековато. Если таблетки помогут, то вывод только один — пищевое отравление. Но блюда накладывали из общих тарелок, а ели все и всё. Питание в самолёте? Я вообще не ела, Соболев, в отличии от нас, летел в бизнесе, а там совсем другая кормёжка. Так что это? Пищевое отравление или просто отравление? А вопрос всё тот же — зачем? И почему я не прилегла рядом?

Рассаживались мы так же, как садимся за стол переговоров. Ибрагим прекрасно об этом осведомлён, намазать какой-нибудь дрянью нужные тарелки или приборы труда бы не составило. Допустим, Тимура он мог захотеть проучить из-за его надменной рожи, но Пименов-то ему чем не угодил? Передумал подписывать контракт? Тоже не похоже. К тому же, на одном юристе ничего не завязано. Хотел потянуть время? Тоже нет, Али ещё так сильно удивился. Али…

В дверь постучали, сбив меня с мысли, и я машинально крикнула:

— Да!

Ибрагим тут же прошёл и едва не споткнулся о туфлю. Посмотрел с лёгким недоумением, а я пожала плечами и смущенно потупила глазки. Понимай, как хочешь.

— Почему ты сбежала ночью? — спросил грустно, подойдя и обняв меня за талию.

— Ибрагим, я на работе, — отвечаю с лёгким укором, — я вообще не должна была…

— Должна? — поднимает одну бровь, а я говорю по-турецки:

— Не имела права. Это непрофессионально и неэтично. Одно дело, когда контракт подписан и совсем другое…

— Я понял, — тихо засмеялся в ответ и игриво сверкнул глазами, — просто дразню тебя.

— Дразнишь, значит, да? — отвечаю ему в тон и кладу руки на шею, медленно зарываясь пальцами в его волосы.

— Не будь жестока, Диана, времени совсем не осталось! — возмущается в ответ, но мои руки не убирает, а я прижимаюсь к нему всем телом и нежно целую в шею. — Твоё присутствие и так сильно ускорило переговоры…

В целом, замечание не лишено смысла, я действительно позволила себе некоторые вольности, но от его слов обида сдавила грудь тугим обручем, сковав все прочие чувства и заперев под замок. Кто следующий зайдёт и завуалированно назовёт меня шлюхой? Или бросит прямо в лицо, глядя в глаза.

Нижняя губа надулась и отпала так низко, что неловко было отстраняться, но и стоять так дальше, с колом через всё тело, желания не было ни малейшего.

— Прошу прощения, Шахин-бей, — говорю вкрадчиво, на турецком. — Не думала, что мимолётная связь может повлиять на Ваши бизнес-решения.

— Мимолётная связь? — переспрашивает на русском. — Так ты это видишь? Хотя, не отвечай. С такого ракурса и впрямь звучит довольно гадко. Прошу меня извинить.

Слабо кивает и выходит из комнаты, мягко прикрыв за собой дверь, а я опускаюсь на низкий пуф со смешанными чувствами. И кто кого по итогу обидел? Срочно нужно второе женское мнение и в таких вопросах Таня настоящий профессионал. Таня во всём профессионал, что не касается лично её…

Звонить через стенку от Соболева не хотелось, поэтому я взяла мобильный и отправилась на поиски тихого местечка. Спуститься предпочла по узкой лестнице: времени было не слишком много. Вышла через холл, повертела головой и пошла в сад, стуча каблуками по дорожке, но довольно быстро поняла, что в этой жизни свернула куда-то не туда. Скинула каблуки, решив сократить обратный путь через лужайку, но встретила неожиданное препятствие в виде огромных красных цветов невероятной красоты, которые издалека казались низкими, но по итогу стояли стеной мне по грудь. Пока я прикидывала и так и эдак, как бы через них пролезть, не желая сворачивать или возвращаться на тропинку, послышались голоса. Разговаривали на турецком, раздражённым шёпотом, и было совершенно непонятно откуда доносится звук, я даже особенно не вслушивалась, увлечённая поисками просвета между великолепием перед глазами, но когда услышала «переводчица», осела к земле и навострила уши.

— Не дёргайся, он всегда был падок на женщин. Как и его покойный отец!

— Тянуть долго не получится!

— Не дёргайся! Всё под контролем! Время.

Я тут же смотрю на часы и понимаю, что должна быть в холле через две минуты. Пытаюсь выглянуть из-за кустов и увидеть говорящих, но садовник у Ибрагима в самом деле мастер своего дела. Это не кусты, это живая изгородь!

Так ничего и не высмотрев, я несусь с туфлями к выложенной камнем тропинке, обуваюсь и спешно двигаюсь по знакомому пути прямо к главному входу. На ходу достаю телефон и делаю вид, что разговариваю. Весьма кстати: в холле уже стоят Ибрагим с командой и Тимур со свирепым видом.

— Мам, мне пора, прости, — говорю торопливо, прикрывая рукой мобильный и якобы пытаясь приглушить звук собственного голоса, — перезвоню!

Ибрагим смотрит озабочено, а Тимур хмурится и спрашивает неожиданно, едва я подхожу и занимаю позицию слева и чуть позади него:

— Порядок?

— Прошу прощения, — отвечаю сухо, глядя в сторону, — мама позвонила в последний момент, не могла не ответить.

— Забей, — говорит коротко, — это не главная моя проблема.

Я перевожу на него удивлённый взгляд, он тут же отворачивается и начинает говорить Ибрагим:

— Уважаемый, прошу проследовать за мной, — и я благополучно возвращаюсь в ряды невидимок.

Комната для переговоров, жутко неудобные стулья и непривычно задумчивый Соболев по правую руку.

Ибрагим достаёт из внутреннего кармана пиджака ручку, непрозрачно намекая, что пора бы уже приступить к главному блюду, а Тимур разводит руками и говорит со смешком:

— А подписывать нечего.

Я замешкалась на секунду, пытаясь понять, какой смысл он вкладывает в эту фразу и не ошибиться с переводом, а Ибрагим упрощает мне задачу, спрашивая сквозь зубы, по-русски:

— Это ещё что значит?

— Буквально нечего подписывать, — Тимур говорит нервно и вот-вот сорвётся на смех, что Ибрагиму кажется издевательством и насмешкой. Его лицо ожесточается, приобретая незнакомые мне черты, становится чужим, резким, злым, глаза полыхают праведным огнём и Тимур это отлично видит, в последнюю секунду обезвреживая бомбу замедленного действия: — Второй юрист должен был подвести новый контракт и печати, но, по неизвестным мне причинам, до места так и не добрался, — я начинаю переводить, просто чтобы не сидеть абсолютной идиоткой, которую пригласили для красоты, Тимур делает паузу и, после того, как я замолкаю, продолжает: — Он зарегистрировался на рейс, сел в самолёт, но по прилёту так и не позвонил. Его телефон недоступен и я понятия не имею, ни что с ним случилось, ни где он физически, — я перевожу на автопилоте и больше смотрю на реакцию Ибрагима, чем работаю, а Тимур всё говорит: — Вариантов два. Мы либо подписываем договор электронно, либо договора не будет. У меня не такой большой штат юристов, чтобы разбрасываться ими, и ни малейшего желания проверять, сколько их потребуется.

Перевожу откровенный вызов слово в слово, но Ибрагим и без того прекрасно всё понял.

— Договора не будет, — цедит сквозь зубы, резко поднимается и выходит.

— Такси будет в двенадцать, — говорит Тимур спокойно, развернувшись ко мне, — не опаздывай.

Так же поднимается и, не дожидаясь меня, покидает переговорку.

Я неловко улыбаюсь Али, тот в ответ вздыхает и роняет голову к груди.

— Приятно было работать с вами, — говорю вполне искренне и протягиваю руку.

— Взаимно, Диана, — отвечает, пожав в ответ крепче, чем того требовал этикет. По-мужски, положив сверху вторую руку и слегка потряхивая. — Надеюсь всё же, это не последняя наша встреча. Точнее, я в этом абсолютно уверен.

Он улыбается. Искренне и открыто. А я в замешательстве выхожу из переговорной и направляюсь в свою комнату, но через огромные окна вижу Ибрагима в саду и резко меняю курс.

Иду на него, как гружёный товарняк. Полна решимости, полна мыслей. Даже его хмурый взгляд не останавливает меня.

— Надо обсудить кое-что совершенно не личное, — говорю, приблизившись.

Ловлю на себе его удивлённый взгляд и, пользуясь замешательством, хватаю за руку и веду за собой.