Переводчица

47

Через час офис опустел. Артём отправил всех по домам, работать не был в состоянии никто, Алла наконец-то перестала плакать и таращилась в одну точку, сидя на краешке дивана на третьем этаже, а я просто отупела от собственных мыслей и не хотела домой, вяло перебирая бумажки за своим рабочим местом.

Артём закончил очередной звонок, шумно выдохнул и подошёл к моему столу.

— Ты как? — спрашивает тихо.

— Это моя реплика, — кривлюсь в ответ. — Мне так стыдно, я совершенно расклеилась… неправильно, что поддержку оказываешь мне ты.

— Напротив. Чувствую, что хоть на что-то могу повлиять…

Скупо улыбается, а я беру его руку в свои, осторожно поглаживая одним пальцем.

— Тёма… — слышу тонкий женский голос от двери и тут же отдёргиваю руки. — Милый, у нас много дел.

В кабинет проходит женщина под шестьдесят и окидывает меня взглядом. Не пренебрежительным, не надменным. Ей просто любопытно. Она даже немного улыбнулась и спросила, хитро прищурившись:

— Вы Диана?

— Да, — отвечаю быстро и тут же поднимаюсь и иду ей навстречу по непонятным причинам. — Примите мои соболезнования…

Тяну руку и она мягко пожимает её в ответ. Её пальцы холодные, кожа на руках сухая, шершавая, под ногтями грязь, которую, похоже, просто невозможно вымыть, это должно отталкивать, но от неё веет таким теплом, что хочется подойти ещё ближе.

— Спасибо, — отвечает искренне и выжидающе смотрит на сына.

— Простите, мне пора, — говорю быстро, — ещё раз примите мои соболезнования.

Она кивает, а я забираю сумку и вещи и тороплюсь покинуть дом скорби.

— Ди, погоди! — окликает меня Артём в коридоре. Я разворачиваюсь и пытаюсь спрятать появившуюся некстати улыбку. — О, пожалуйста, улыбайся! — говорит с запалом и подходит почти вплотную, взяв за руки. — Я нарочно тебя спровоцировал, мне это нужно, как воздух!

— Да как-то не к месту… — бормочу, отводя взгляд.

— Что действительно не к месту, так это сегодняшний ужин с инвесторами, — говорит недовольно, — но пойти всё равно придётся, в противном случае отец будет являться мне во снах.

— Ты пойдёшь? — переспрашиваю удивлённо и поднимаю взгляд.

— Я надеялся, что мы… — говорит виновато, — я рехнусь там один.

— Конечно, я с радостью! — отвечаю тут же и слабо морщусь.

Что ты несёшь? Какая, нахрен, радость, у него отец скончался! Какое, к чёрту, «конечно», там будут помимо прочих два твоих любовника!

— Диана, улыбаться и радоваться не возбраняется, — говорит с лёгким укором. — А красивое платье поощряется. Я заеду в шесть, идёт?

— Идёт, — выдавливаю из себя улыбку и высвобождаю руки.

По дороге домой прихожу в себя. Разревелась там, будто дочь родная, идиотизм. Да, мужчина показался приятным во всех отношениях, и как начальник, и как человек, но это перебор. Видимо, сказалась общая обстановка: когда все вокруг рыдают просто невозможно оставаться равнодушной, если ты не социопат, конечно.

Переоделась дома в мягкую удобную пижаму и прошла на кухню сварить кофе, с удивлением обнаружив любимую чашку чистой и на прежнем месте.

Собрав всех в холле первого этажа Артём рассказал, что его отец покинул этот мир вчера вечером. Может как раз в его кончине причина перемен в Соболеве. Он поддержал крепким братским объятием Артёма, наверняка и к его отцу питал тёплые чувства. Даже у таких, как он, есть привязанности. Потому и притащился, в своих переживаниях, погреться на моей груди, уже привычной, просто отвлечься от собственных давящих мыслей. Зачем искать какую-то девицу, напрягаться, вымучивать улыбки, когда можно просто долбить в дверь, пока не откроют, точно зная, что это произойдёт. Похоже, эту ночь я отработала жилеткой.

Романтик во мне тут же спрятал за спину осколок розового стекла, через которое смотрел последние два дня, нахмурился и проворчал:

«Не отдам».

«Подавись» — буркнула в ответ и сняла с плиты турку с кофе, аккурат перед тем, как в дверь начали стучать.

Уже даже плевать, кто там, но я всё равно слегка удивилась, увидев Ибрагима. Этому-то что надо?

— Мне нужна помощь, — говорит понуро и я, разумеется, тут же впускаю его. — Прости, что опять притащился…

— В моём паспорте другая прописка, — говорю сердито то, что собиралась в последний его визит.

— Да, было немного неловко, — начинает смеяться в ответ, а я переспрашиваю с глупой улыбкой:

— Ты что, завалился к моей маме?

— Она не сказала? Впрочем, я же попросил… хотел рассказать сам. В общем, тот букет, что валяется под твоими окнами, уже второй. И мы мило побеседовали за чашкой чая… ты была такой очаровательной в детстве, хорошо, что это не изменилось.

Я начала пунцово краснеть, а рука сама потянулась к карману, где лежал телефон, но с нагоняем решила повременить.

— Что за помощь? — перешла к делу, а он достал из кармана лист и развернул его.

— Это территория виллы со спутника. Ты не могла бы…

— Проходи, — говорю между делом и забираю бумагу, возвращаясь на кухню, — кофе будешь? Только сварила.

— С удовольствием, — отвечает с улыбкой, а я сажусь на стул и начинаю изучать снимок, недвусмысленно намекнув, что обслуживать его не собираюсь.

— Я стояла вот тут, — тыкаю на изображение, а он нависает надо мной, дыша в затылок.

— Интересно… — говорит задумчиво.

Да нихера там интересного нет. Деревья, зелень, строений поблизости, помимо главного здания, нет и в помине. Кошусь на него, слегка задрав голову, а он продолжает таращится на снимок.

— А что говорили дословно сможешь вспомнить? В идеале, на турецком.

Напрягаю память и морщусь:

— Дословно не получится.

— Может помочь любая мелочь!

— Ибрагим, зачем ты приехал? — спрашиваю строго. — Я рассказала всё в тот же день, а сад у тебя такой, что можно спрятаться под любым кустом, вообще по барабану, где я стояла в тот момент.

— Я должен был рассказать тебе… — вздыхает понуро и садится на стул рядом. — Я хотел, ещё там, в Стамбуле, но… чёрт, а если сделка сорвётся? Я буду выглядеть обманщиком. Но, по сути, обманщик и есть. Всё это я затеял ради тебя. Сделку, контракт, всё.

«Ага, ты ради меня родился» — мысленно закатываю глаза.

— Что ты имеешь ввиду? — спрашиваю ошалело. Я реально ошалела от его наглости!

— Ты же знаешь, наши с Тимуром матери общаются… как-то я подвозил свою, месяца три назад, прилетал на выходные… — он старательно наводил тень на плетень, а я не менее старательно пялила глаза, слегка приоткрыв рот. — Они обедали с Жанной неподалёку от офиса… и я увидел тебя. Хотел бы рассказать что-нибудь романтичное из серии «ты так хохотала, разговаривая по телефону», но ржал я сам, когда ты наступила в собачье дерьмо и довольно виртуозно выругалась на всю улицу. Еле успел окна закрыть, чтобы не спалиться.

А вот тут я напряглась. Было такое. И в дерьмо я наступаю не каждый день, для меня это целое событие.

— Это странно… — пробормотала вслух, отведя взгляд.

— Ну да, не совсем нормально… но… ты такая живая, такая искренняя! Таких мало, Диана. Как любит выражаться Али — исчезающий вид!

Сердце вдруг ускорило темп, а ладони вспотели. В голове свербела какая-то мысль, но чёртов турок продолжал болтать, восхваляя меня, и совершенно невозможно было сосредоточиться.

— Мне нужно было какое-то дело тут, в городе, а Жанна давно жаловалась на то, что с Тимуром невозможно работать… и я решился. Для начала хотел проверить, смогу ли работать с ним сам, а когда он взял на переговоры тебя, просто не мог поверить своему счастью!

«Да замолчи ты уже!» — взрываюсь мысленно и смотрю на часы.

— У тебя планы? — спрашивает со вздохом.

— Прости, я… — начинаю мямлить, старательно изображая из себя дуру, — у меня действительно планы, но дело даже не в этом. Всё это… слишком, понимаешь? Твой напор… вся эта серьёзность намерений… я не готова, мне нужно время, чтобы обдумать, переварить…

Господи, ну что за театр абсурда! Даже если ты видел, как я наступила в дерьмо, это не значит, что я поверю, будто ты купил бизнес только чтобы подстелить соломку под наше совместное счастливое будущее! Даже если ты на столько уверен в своей неотразимости, что не допускаешь и мысли, что я могла не ответить взаимностью!

— Разумеется… — бормочет чуть слышно, — прости, что вывалил на тебя это вот так. Не мог больше молчать, не мог скрытничать, только не с тобой…

«Да-да, вали уже» — поторапливаю мысленно и поднимаюсь.

Выпроваживаю, закрываю дверь и не могу вновь нащупать ту мысль, ту тонкую нить. Чёрт!