Переводчица

48

Ведьма! Едва она прошла в зал ресторана, держа под руку святошу, разговоры смолкли. Турок расправил плечи, инвесторы, сидящие лицом, вытянули рожи и шеи, а их блёклые спутницы скривили ярко накрашенные рты.

Изумрудное платье в пол струится по телу, из разреза спереди то и дело появляется стройная ножка. Укладка волнами, лёгкий макияж. Она вдруг спотыкается о ковровое покрытие, Купреев придерживает её за руку, а она начинает сдавленно смеяться и прикрывает глаза ладонью. На её щёках выступает румянец, а на лицах присутствующих мужиков — блуждающая улыбка.

— Теперь понятно, почему ты опоздал, — говорю едко, а она перестаёт улыбаться.

Думал, будет легче, но стало только хуже. Её губы надулись, во взгляде появилась печаль и обида, желание прижать к себе и больше никогда не отпускать лишь усилилось.

— Если бы у меня была такая спутница, я бы вообще не пришёл, — заявляет турок. Падла!

Инвесторам ремарка пришлась по душе, разговоры возобновились, я сделал короткое объявление, представил своего нового партнёра и следом он около часа в красках распинался, какие горизонты открывает это сотрудничество. Знали бы они… может, просто грохнуть его? Разве что ради удовольствия, колёсики вновь закрутились, обратного пути нет. Точнее, затянулась удавка на моей шее. С нынешним размахом фирмы меня просто так не отпустят, Ибрагим такая же пешка, просто приятная глазу картинка, весь из себя улыбчивый и словоохотливый. Уже пообещал рост прибыли на семь процентов за три месяца, Купреев чуть не подавился. Понимаю, именно поэтому я жрать и не стал. Остальным новость дико понравилась, а водка полилась рекой.

Диана молчала. Все три часа, что длился ужин. Один раз что-то прошептала на ухо Купрееву, после чего они спешно раскланялись и удалились. Лишившись главного украшения, постепенно начали отчаливать и остальные. Последним поднялся турок, промокнул рот накрахмаленной салфеткой и бросил с усмешкой:

— Прилетишь — позвони.

Пошёл ты!

Дожидаюсь, когда он выйдет, опрокидываю рюмку, к которой не притрагивался весь вечер, бросаю на стол деньги и еду к ней.

Торможу у её подъезда и вижу, как в слезах выскакивает её подруга, тоже с восьмого. Как некстати… что они там не поделили? Впрочем, утешу.

Я даже приободрился от одной мысли, что смогу подставить ей плечо. Возле двери только немного напрягся, когда увидел, что она слегка приоткрыта. Терпеть не могу приоткрытые двери! За ними всегда какая-то подстава!

И этот раз не исключение.

Прохожу и слышу сдавленные рыдания. Разуваться или нет?

— Диана? — чёрт, голос дрогнул.

— Проходи, — отвечает сквозь слёзы.

Разуваюсь, иду в комнату, ахреневаю. Она лежит голая, на животе, уткнувшись лицом в подушку, хлюпает носом и говорит зло:

— Фотографируй и уходи.

Земля уходит из-под ног. Как она узнала? Сука, переводчица с восьмого! Дрянь!

— Оглох?! — кричит, приподняв голову. Губы кривятся, тушь размазана, такая сломленная, разбитая, подавленная. Внутри всё сводит от презрения к себе, от жалости к ней, сердце как будто сжимают, на грудь давит. — Фотографируй и уходи!

Достаю телефон из кармана и делаю вид, что фотографирую. Так лучше. Порыдает ночь и отпустит. А я буду медленно подыхать внутри.

Обуваюсь и выхожу.

В машине вновь достаю телефон и открываю список контактов. Так, эта, кажется, из отдела кадров. Двенадцать уже, да и похер.

— Тимур Александрович, — сонный голос после третьего гудка, — чем могу быть полезна?

— Фамилия переводчицы, с которой таскалась Гордеева, — отвечаю сухо.

— Минаева Татьяна, — ответ без промедлений.

— Она летит со мной. Организуй.

— А Кузнецова как же? — слышу растерянное бормотание и выхожу из себя.

— Я как-то невнятно выразился?! — ору в трубку.

— Нет, прошу прощения, — отзывается тут же, — всё сделаю.

Отбрасываю телефон и, резко трогаясь с места, еду в офис. В базе сотрудников должен быть её домашний адрес. Она мне всё выложит! Если её подговорил этот урод, ему точно крышка.

Дороги пустые, долетаю минут за двадцать. Сонный охранник подрывается с места и встаёт по стойке смирно, а я иду к лифтам, сжимая ключи от машины с такой силой, что скрипит пластмассовый брелок. Надо успокоиться, иначе я просто отделаю эту девку.

«Конечно, Тимур Александрович, — говорит едко внутренний мудак, но почему-то голосом брюнеточки, — это ведь ложь, спора не было».

Рука разжимается и брелок падает на мраморный пол. Охранник дёргается, а я вхожу в лифт. Подниму на обратном пути.

Смотрю на своё отражение и не узнаю этого ублюдка. Как будто стою не один, как будто я на самом деле не отражаюсь, это кто-то другой, подлый, ничтожный, циничный. Как будто вернулся тот моральный урод, которого я подавил в себе несколько лет назад.

Тихо хмыкаю и выхожу. Почему как будто? Всё в точности так.

Через час звоню в домофон к Минаевой.

— Кто? — спрашивает нервно. — Ди, ты? — молчу и дверь открывается. Нахера спрашивать? Идиотка.

Поднимаюсь на пятый, последний, без лифта, перескакивая через пару ступенек. Стоит у распахнутой двери, при виде меня испуганно округляет глаза, пытается закрыть дверь, но не успевает.

Немного не рассчитал силу и она упала, нелепо раскинув ноги. Брезгливо морщусь и прислушиваюсь. Если живёт не одна, могут быть проблемы.

— Вставай, — говорю сквозь зубы. — Поговорим.