Переводчица

46

— Отвезу тебя на работу, — говорит, застёгивая рубашку.

— Не стоит… — мямлю в ответ и продолжаю подсушивать волосы полотенцем, — к тому же, я ещё не собралась…

— Ну так и я не спешу, — пожимает плечами равнодушно. — Кофе есть?

— Варить надо, турка на плите.

Он брезгливо морщится, а я поджимаю губы. Мне что, собираться и одновременно варить тебе кофе? Может, попутно минет забацать?

— А чай?

— В пакетиках, — отвечаю ворчливо.

— Сойдёт.

Слабо улыбается и идёт на кухню, по пути быстро чмокнув в макушку. Это ещё что такое? Он вообще ведёт себя странно, начиная со своего появления у меня на пороге вчера вечером.

Поначалу решила, что придуривается. Состроил грустную мордочку, я опять пригласила войти и он тут же изменился, став привычно надменным засранцем, но планку не выдержал. Поцелуи чувственные, прикосновения нежные, взгляд пристальный, ко всему прочему запретил выключать свет, пока я не начала возмущаться, что это всё равно что спать с открытыми глазами. Ночью пыталась лечь поудобнее, отстранялась, но он то и дело притягивал меня обратно, обнимая и сопя в голову. После очередной моей попытки встал и настежь распахнул окно, заявив с усмешкой:

— Когда-нибудь ты замёрзнешь.

Когда-нибудь! Через полчаса я уже сама жалась к его горячему телу и так и вырубилась на его плече, закинув на него одну ногу и положив руку на грудь. Вообще, было даже удобно. У него очень удобное плечо.

А могла бы просто закрыть окно.

— Готова, — говорю, попутно собирая волосы в пучок.

— Не спеши, времени полно, — отзывается равнодушно и продолжает пить чай из моей любимой кружки. Огромная, красная, с такой ручкой, что я могу просунуть через неё четыре пальца.

— Ты ведёшь себя странно, — говорю хмуро, а на его лице появляется ухмылка.

— Просто мне надо переговорить с Артёмом.

— С чего ты взял, что он там?

— Он почти всегда там.

Отмахивается, как от назойливой мухи. Впрочем, на этот раз вполне обосновано. С чего бы мне вдруг вздумалось вести беседы? Отвезёт и отвезёт.

Ловлю себя на мысли, что хочу прихватить комплект сменной одежды. Блузка со всеми пуговицами, юбка-стрейч без разреза и чулки. Надо непременно взять в дорогу чулки. Две ночи и я уже готова принять его правила. Не хочу выходить на полпути, лучше переоденусь.

— Не, ну если просто стоять столбом, мы так вообще не уедем, — насмешка с кухни возвращает в суровую реальность и я начинаю обуваться.

По дороге мы не сказали друг другу и двух слов. Он хмурится и думает о своём, а я прикидываю, во сколько мы приедем, сверяясь с навигатором на телефоне, прокладывая маршрут с учётом пробок. По идее, должны подъехать минут за сорок до начала рабочего дня, вряд ли нас увидят вместе.

Как сильно я заблуждалась.

Едва свернули на нужную улицу, я увидела лёгкую дымку у здания и приличную толпу коллег. Все курят, сбившись в небольшие группы, Артём стоит на ступеньках и гладит по спине Аллу, уткнувшуюся носом в его грудь. Её плечи содрогаются, а моё сердце сжимается в нехорошем предчувствии. Бросаю взгляд на Тимура, он тормозит напротив входа и, не глядя на меня, выходит.

Первым подходит к Артёму, бледному, с тёмными кругами под глазами, тот передаёт Аллу на стоявшего рядом коллегу и они крепко обнимаются. Тимур с силой хлопает по спине Артёма и что-то говорит ему на ухо. Тот в ответ кивает и отстраняется. Оба выглядят сурово и решительно. Алла громко и истерично всхлипывает, а я поджимаю губы, начав соображать, что происходит. В глазах встают слёзы, Артём переводит на меня взгляд и слабо улыбается, слегка разводя руками.

— Как-то так, Ди, — говорит неразборчиво, сжимая челюсти.

— Мне так жаль… — слёзы катятся по щекам. Общая траурная атмосфера давит на грудь, дышать становится трудно, от плотной дымовой завесы подкатывает дурнота.

— Не стой тут, иди внутрь, — протягивает ко мне руку и тянет за собой в здание.

На первом этаже ещё люди, кто-то плачет, кто-то хмурится. Прямо напротив входа на невысокой подставке стоит рамка с портретом Сергея Викторовича, с траурной лентой в углу. Я его совсем не знала, но успела проникнуться такой теплотой, что хочется рыдать в голос. Эмоции накрывают с головой, приходится закрыть рот рукой, сдавливая, приглушая рвущийся наружу крик.

— Пойдём, — Артём обнимает меня за талию и отводит в сторону, к лестнице, на второй этаж.

Иду за ним, с трудом переставляя ноги.

«Уймись, Диана! — осаждает внутренний голос. — Ты видела этого человека всего несколько раз в жизни!».

Но я не могу. Давлюсь слезами, размазываю их по лицу и чем старательнее пытаюсь, тем сильнее расхожусь. Тело бьёт озноб, я растираю руки одна об одну, судорожно вдыхаю и медленно выдыхаю, шумно и неровно.

— Прости, — говорю Артёму дрожащим голосом, чувствуя неловкость за свою чрезмерную эмоциональность, — это так неожиданно, поверить не могу.

— Для всех нас, — отвечает глухо. — Присядь, я принесу успокоительное. Оно у нас сегодня рекой…

Отходит в сторону, Тимур преграждает ему путь и пару минут они общаются. Артём дёргается ко мне, но Тимур перехватывает его за руку и что-то говорит на ухо. Тот кивает и идёт в противоположную сторону, к столикам, за успокоительным.

Возвращается с крошечным пластиковым стаканчиком и протягивает мне.

— Выпей, станет легче, — говорит заботливо и кладёт мне руку на плечо, слегка сжав. — Мне надо отойти.

Принюхиваюсь к жидкости и тут же убираю стаканчик подальше. Что он мне там налил? От одного запаха тошнит, лучше бы водки принёс…

Суета вокруг отвлекает, я успокаиваюсь, отставив стаканчик подальше и неловко топчусь в зоне отдыха рядом с остальными коллегами, пока не возвращается Артём.

— Друзья! — говорит громко и все тут же замолкают. — Прошу, пройдите на первый этаж. Я должен сделать объявление.