Коммунальный гарем

Глава 20. Хорошими делами прославиться… можно!

Виктор сразу пошел к пятнадцатому дому. Там, во дворе стояла беседка, в которую иногда привозили передвижное кино. Недавно, например, показывали «Белое солнце пустыни». Тогда собрался весь двор, на скамейках было не протолкнуться, некоторые смотрели стоя. Хотя фильм и по телевизору крутили нередко, и большинство знало его наизусть. «Абдулла, поджигай» и «Стреляли!» — звучало из каждой детской компании.

Сейчас же в беседке, как в президиуме, располагался стол доминошников, за которым сидело человек десять молодых ребят и девушек. Двое были с гитарами, но играл только один: крепкий парень лет семнадцати, с решительным волевым лицом и коротко стриженый, в отличии от большинства окружающей его молодежи, которой было не больше лет пятнадцати. Он пел, окинув голову и закатив глаза: «Все отболит, и мудрый говорит: каждый костер когда-то догорит…». Все внимательно слушали, ловили каждое слово.

Витька подошел ближе, поискал глазами. Вон Сёма!

— Сём! — он позвал негромко, но обернулись все. Певший парень замолчал и играть перестал. — Сём, на минутку…

— О, пацаны, это Витёк! — обрадовался Сёмка. — Я говорил…

— Что за Витёк? Когда говорил? — спросил настороженно тот, который пел. Он рассматривал Виктора, не отводя глаз. — Фраер?

— Да не, Чак, — засмеялся Сёма, — пацан четкий. Урыл меня!

Теперь засмеялись все.

— Нуу, — протянул гитарист разочарованно, — урыть тя не сложно… У тя понтов только дохрена…

— Сём, — повторил Витька, — разговор есть.

— А чо, тут стесняешься? — спросил, хмыкнув, гитарист и отложил гитару. Бренчать, видимо, было скучно, а тут, на тебе: развлечение. — На мороженко денюжку попросишь?

Он явно нарывался. Витька помолчал. Подумал, что сказать. Грубить? Или просто уйти? Потом сказал.

— Бо́шку одну тут открутить хочу…

— Ого, — заржали все. — Митхун пришел!

— Ты прям крутой? — спросил с издевочкой гитарист. — Как сыщик, из одноименного фильма? Не успокоишься, пока не намотаешь кишки на эту палку?

Все снова заржали, услышав знакомую цитату из фильма.

— Если нормально пойдет, без крови обойдется. И башка на месте останется… — сказал Витька и подошел. Смысла стоять в сторонке теперь не было.

— Так кто этот невезучий кент? — не унимался любопытный гитарист. — Который будет всадником без головы?

— Блииин… Ну тебе какое дело?

— Мне-то…? — парень отложил гитару. Встал. Шагнул вперед. — Мне до всего есть дело. Это мой двор. И пацаны мои, и девки. А тебя я в первый раз вижу! Но ты, оказывается, ищешь, кому навалять… А вдруг несправедливо наваляешь?

Гитарист был на голову выше незваного гостя. Витька вздохнул, сунул руку в карман, нащупал крючок на резинке, и крепко его сжал в кулаке.

— А ты прямо Тимур. Со своей командой, — сказал он. Все тоже засмеялись, но несмело. — Хорошо. Мне скрывать нечего. Только что ограбили моего друга. Я такое не прощаю. Хочу вернуть украденное. По-хорошему… Если по-хорошему не получится, верну по-плохому. Но верну по-любому…

— А ты дерзкий, — гитарист спрыгнул с веранды на землю. Все присутствующие, затаив дыхание, окружили пару. Сёма улыбался, ожидая от Витьки чуда боевых искусств.

Хотя Виктор был явно старше, комплекцией он был слабее здоровенного и мускулистого гитариста.

— Слушай, если подскажешь, где этого хмыря искать, буду благодарен, — Витька подумал. — Даже… Должником буду. А если ничего не знаешь… Зачем мне неприятности?

Гитарист опять хмыкнул.

— Должником…? Да мне тут каждый должником должен быть… А неприятности…? Это моя фамилия такая, как говорил кот Матроскин… Вторая.

Он неспешно, но угрожающе двигался вокруг Виктора. Было ясно: драки не избежать. Это ладно. Сейчас самый подходящий момент ударить, внезапность, неожиданность — пятьдесят процентов успеха. Но бить всё же нельзя. Во-первых, толпа смотрит, и ударить первым будет не по правилам. Вот если бы один на один… Раз не по правилам, могут кинуться все. А так: разборки один на один, всё чинно, благородно. А во-вторых, все-таки оставался хоть крошечный, но шанс, что гитарист отступит, обратит все в шутку…

Но он не отступил.

И ударил первым. Это хорошо. Получается, Витька защищался. Он в благородной позиции, а гитарист — агрессор. Фашист.

Драться здоровяк явно умел. Это не лох Сёма с открытым корпусом и слабенькой реакцией. Здоровенный кулак-гиря, направленный в Витькину челюсть, только просвистел в миллиметре от цели, а второй уже врезался Витьке под дых.

Парень скрючился от боли, но успел поймать момент третьего удара и отпрянуть.

Таак. Он крупный. Реакция нормальная. Сила тяжести на левой ноге. Инерция вон тянет, вправо. Кулачищи — будь здоров. Но… Самонадеян. И его достоинство — его же недостаток.

Новый удар в челюсть, снова отклонение, но в этот раз Витька уже знал тактику противника, и успел убрать туловище с линии удара. Гитарист дернулся вперед, за кулаком, и наткнулся на Витькин кулак. Бить в челюсть такого бычару бесполезно, все равно что в бетон, поэтому правильно — в чувствительный орган.

В ухо.

— Ай, — вскрикнул гитарист, схватился за ухо, потер его и посмотрел на Витьку со злостью, — комар чертов!

Сдаваться ему было бы стыдно, что естественно, он тут вожак стаи, и гитарист снова бросился на Витьку. Однако удар в ухо уже сбил его немного с толку, поэтому ребро Витькиной ладони легко обошло защиту и врезалось в кадык.

У гитариста перехватило дыхание, он отступил, скрючился, хватая воздух. Сейчас его можно было ударить кулаком по голове, это если надо отключить, или коленом в лоб, чтобы дезориентировать.

Но Виктор бить не стал. Он тут не для драки. Ударить вот именно сейчас — разозлить и нажить крупного врага. Навсегда.

Следует поймать наилучший момент, когда можно свернуть в правильную сторону.

Например, сейчас.

Вместо удара Витька протянул руку:

— Постарайся немного не дышать, сразу отпустит! Знаю, это непросто. Самому всегда кажется, что сейчас задохнешься.

Гитарист выпрямился, увидел руку.

— Нормально, — прохрипел он, — прошло уже…

Пожал руку.

— Я вполсилы дрался, — объявил он всем, — не хотел Витька покалечить.

Теперь надо подыграть.

— Само собой, — засмеялся Витя, потирая живот, — под дых — это ты круто меня достал!

— Ну дык… — самодовольно засмеялся гитарист. — Коронный. Обычно катит. И с тобой прокатило, хех… Тренировался?

— Самоучка он, — вступил Сёма, но гитарист на него внимания не обратил.

— Для самоучки ты неплохо махаешься.

— А ты? — спросил Витька. — С твоей приличной массой ты неожиданно ловкий! Не ожидал. Явно пнем не сидишь.

Гитарист заржал.

— Блин, ну ты конкретно дерзкий, атас! Чак, — он протянул руку еще раз, представляясь.

— Виктор.

— Ну, это мы знаем, — Чак снова взялся за гитару, — будешь «Бельмондо». Маленький, но наглый. Музыку любишь?

— А то! «Машина времени», «Примус», «Альфа», Розенбаум. Высоцкий, само собой.

Все одобрительно закивали.

— Слушай, Бельмондо! Это не ты Сёмычу камасутру лишнюю распечатал? — спросил Чак.

Витька потупился:

— Нуу… было дело…

— Блин, — обрадовался Чак, — «печатка» — редкость! А можешь сделать мне пару копий одной штуки…? Я потом покажу. И заплачу. Сотка — копия.

Ого.

— Посмотрим! — уклончиво сказал Витька. Пахло чем-то не вполне законным…

— Так кого искал?

Витя объяснил, что его привело сюда.

— Ты молодец, по адресу пришел, — засмеялся Чак, услышав описание вора. — Это Жила. Он живет не в этом районе. Слинял сегодня уже, отвечаю. Завтра будет твоя сумка. Эта, ограбленная, — дама твоя?

— Нет, — сказал Витя и на секунду задумался. — Друг. Очень хороший.

— Во как! Баба — и друг?

— Бывает и такое.

— Наверное, ты прав. Иногда мужики как бабы. А иногда бабы вернее самых близких.

***

Виктора дома ждали с нетерпением. Когда он щелкнул замком и вошел, из квартиры Марго высунулась голова Людочки.

— Девчонки, Витя! — сказала она в комнату, и потом Вите: — Ну как? Получилось?

Парень молча переобулся в тапочки при входе, пошел в комнату Марго.

Там были все пятеро. И все смотрели на него с надеждой.

— Да всё нормально! — сказал Витька и улыбнулся. И все сразу выдохнули, заулыбались в ответ.

— Я говорила, что Витенька — наш мужик! — провозгласила Светка. — Мы за ним как за каменной стеной!

Никто не возражал.

— Ээх, жаль, в СССР гаремы запрещены! — продолжила Светка, с показным сожалением вздохнув, — мы бы все были бы твоими женами, Вить. А ты — нашим падишахом.

И снова никто не возражал.

— Да ладно тебе, Светуль! — Витя засмущался. — Обычный я. А зачем гарем? И так живем… нормально!

Но все ждали новостей.

Витя объяснил, что нашел человека, который обещал вернуть деньги.

— А сумку? — требовательно спросила Оля.

— До сумки ли тут? — одернула Марго пылающую благородным гневом подругу. — Она десять рублей стоила всего. У меня другая есть. Вить, а когда? Не сказали?

— Завтра обещали, вечером!

— Ну, буду надеяться. Спасибо тебе, Витенька! — она протянула к нему руки, — иди к нам!

Девчонки подвинулись и молодой человек уселся посредине. Марго его обняла. Никто не ревновал.

— Я уж подумала, жизнь кончилась! — Марго засмеялась. — Нет, честно! Первая мысль: всего три рубля в кармане, а до аванса еще две недели. И жрать-то что? Нет, ну мешок картошки на балконе имеется, отец привез…

— Ох, Марго, мы туда уже пару раз залезали… — сказала Наташа, — Но мы тебя в беде не бросим! Девчонки, помогли бы?

— Конечно! — все были единодушны.

Марго неожиданно заплакала.

Витя обнял ее, прижал к себе. Она сквозь слезы сказала:

— Девчонки, я… я… вы… вы не представляете…

— Маргошенька… — Витя стал нежно гладить ее по волосам. — Всё прошло. Даст бог, всё будет нормально… Вернем твои двести рублей!

— Да я не из-за вора этого проклятого… Я… из-за вас! Вы… вы такие…! Меня не бросили. Готовы помочь… Все как для себя… Витя вот… В ночь… Чёрти к кому… Из-за меня…

Она отпрянула:

— Я же всегда думала, что несчастливая. Невезучая! Да даже это воровство… Ведь именно у меня украл, сволочь! Хотя сегодня у всех зарплата. Но я все-таки самая счастливая!

Она обвела всех жильцов квартиры номер пять радостными и опухшими от слез глазами:

— У меня вы есть. Почти семья… Да что там, семья! Ну папа еще, в деревне, но он далеко. А вы… Вы вот они!

— Ой, Марго, — Наташа отвернулась, стала тереть глаз, — прекрати. Я сейчас разревусь не хуже тебя.

— Так, девчонки! — вскочила Оля. — Хватит нюни разводить. У нас мужик некормленый.

Витька и вправду очень хотел есть. Поужинать с этими событиями было некогда.

Он пытался возразить, но женщины были непреклонны. Ему в комнату притащили и расставили на столе: огромную тарелку рассольника, пяток голубцов, студенческий салат здоровья из морковки, с изюмом и сыром, маленькое пирожное «Прага» и бутылку «Жигулевского».

— Куда вы столько…? — но Виктора не слушали. Все гладили его по плечу и говорили: «Ешь, Витя, ешь! Если что, на завтра!»

Было уже около двенадцати, когда Витя, съев немного здорового салата, тарелку рассольника (не обижать же хозяйку!), выпив залпом бутылку пива, и закусив «Прагой», пошел в душ.