Год, когда я стала Изабеллой Андерс

На снимке женщина держит на руках маленькую девочку, вероятно, двух или трех лет, и они улыбаются чему-то вдалеке. У них одинаковые голубые глаза и каштановые волосы, настолько похожие, что они вполне могли бы быть матерью и дочерью.

— Кто это? Подожди. Ты думаешь… — Я моргаю, глядя на Индиго. — Ты думаешь, это мы с мамой?

— Я не уверена, но мне интересно, так ли это. Я не думаю, что твой отец знает о фотографии. Она была свернута и воткнута в дно лампы. Сначала я даже подумала, что это косяк, но потом вытащила ее и… — Она замолкает, глядя на закрытую дверь гаража. — Так странно, что она была помещена туда, как будто кто-то спрятал ее там.

— Может, это сделал мой отец, — тихо говорю я. — Может быть, он хотел сохранить что-то от моей матери, но не хотел, чтобы Линн знала об этом.

— Или, может быть, твоя мама положила ее туда, чтобы ты нашла.

— Это звучит слишком неправдоподобно. И как моя мама вообще поместила лампу в коробку с папиными старыми вещами? В этом нет никакого смысла.

Ее взгляд скользит по мне.

— Я спросила бабушку Стефи, почему коробка оказалась там, и она сказала, что твой папа попросил ее оставить ее для нее.

— А это значит, что он, вероятно, положил ее туда. — Я смотрю на фотографию и с трудом сглатываю. Мы выглядим такими счастливыми вместе. Счастливыми. Боже, я хочу снова почувствовать то, что чувствовала на этой фотографии. — Может быть, он все еще любит ее и поэтому скрывает это.

— Но это не объясняет, почему он не хочет рассказать тебе о ней, — замечает она. — Или почему ты прожила с ней три года, прежде чем она тебя бросила.

Мои легкие болят, когда я борюсь за воздух.

— Может быть, это потому, что она умерла. Может быть, он взял меня к себе, потому что она умерла, и он хранит эту фотографию, потому что хочет сохранить память о ней.

— Это глубоко, Иза, — она барабанит ногтями по рулю, хмурясь. — Может быть, слишком не похоже на твоего отца.

— Кто знает, насколько глубок мой отец? — В уголках моих глаз выступают слезы. — Я его не знаю.

— Никто не знает, когда думаешь об этом. Он практически изолировал себя от всей семьи.

Она права. Никто по-настоящему не знает моего отца, кроме, может быть, Линн, которая контролирует каждый его шаг. Интересно, знала ли его когда-то моя мама? По-настоящему? Были ли они счастливы? Как они оказались вместе? Неужели она заставляла его смеяться? Неужели он вызывал у нее улыбку? Это он сделал снимок? Мы когда-нибудь проводили время втроем?

Так много вопросов, на которые я, возможно, никогда не получу ответов.

Я кусаю губы, пока смотрю на фотографию.

Кто ты? Куда ты ушла?

Как мне тебя найти?

Я засовываю фотографию в карман, прощаюсь с Индиго и вылезаю из машины. Кай не сразу выходит, поэтому я открываю заднюю дверь и слегка встряхиваю его. Его ресницы трепещут, и он растерянно моргает.

— Мы дома, — тихо говорю я ему.

Он протягивает руку и шевелит пальцами.

— Помоги мне встать.

Я хватаю его за руку и тяну. Он скользит к краю сиденья и выходит, ударяясь головой о порог.

— Ой, — Он потирает затылок, хмурясь. — Самое печальное, что я этого даже не почувствовал.

— Тогда почему ты сказал «ой»? — поддразниваю я его, еще раз махнув Индиго и закрывая дверь.

Она пятится назад, свет фар исчезает, когда она поворачивает на дорогу.

— Потому что это казалось необходимым, — отвечает Кай, запоздало отвечая на мой вопрос. Он шагает по подъездной дорожке, раскачиваясь взад-вперед.

Опасаясь, что он не устоит, я спешу за ним, когда он направляется к тротуару. Но в последнюю секунду он отскакивает в сторону и перескакивает через забор, зацепив ботинком верхнюю перекладину. Его колени ударяются о забор, и он приземляется с другой стороны на спину.

— Черт. — Я бросаюсь к нему и перекидываю ногу через забор.

Должно быть, я пьянее, чем думала, потому что перелезть гораздо сложнее, чем следовало бы. Но я ухитряюсь не упасть, а затем бросаюсь к Каю и опускаюсь на колени в траву рядом с ним.

Его глаза закрыты, и он лежит неподвижно, положив руку на живот.

— Ты в порядке? — спрашиваю я и впадаю в панику, когда он не отвечает. Я наклоняюсь над ним и обхватываю ладонью его щеки, пытаясь вспомнить, не ударился ли он головой. — Кай, ты меня слышишь?

— Нет, я думаю, тебе нужно наклониться чуть ближе, — шепчет он. Затем его глаза распахиваются, и на лице появляется ленивая полуулыбка. — Привет.

— Привет. — Я выдыхаю, расслабляясь. — Ты меня напугал.

— Это было всего лишь небольшое падение.

— Ты ударился головой?

— Я так не думаю, — Его нос дергается, когда пряди моих волос щекочут его лицо. — Твои волосы вкусно пахнут. Как печенье.

— Странно, что от них не пахнет пивом и потом. — Я начинаю отступать, но он проводит пальцами по моим волосам и притягивает меня ближе.

— Нет, не уходи, — шепчет он, его пальцы находят мою щеку.

Я слишком поздно понимаю, что он хочет сделать, и задержка в моем мыслительном процессе дает его губам достаточно времени, чтобы дотянуться до моих.

Я задыхаюсь у его рта, когда он раздвигает мои губы своим языком. Тепло течет по моим венам, крадет воздух из легких и посылает взрывы тепла по всему телу.

Святой всемогущий ад. Так вот в чем смысл поцелуев?

Но как раз в тот момент, когда я целую его в ответ, фары подъезжающей машины освещают нас.

Я поднимаюсь на ноги и отскакиваю от него, когда реальность обрушивается на меня. О. Мой. Бог. Я только что поцеловала Кая.

Кай вздыхает, приподнимаясь на локтях.

— Ну, это полный отстой.

Сначала я думаю, что он имеет в виду поцелуй, но, поднимаясь на ноги, он бормочет:

— Иза, мне жаль, что тебе придется увидеть это. — Затем он встает передо мной, словно защищая меня от чего-то.

Прежде чем я успеваю спросить, фары гаснут. Я оглядываюсь через плечо, когда слышу, как хлопают двери. Единственный свет вокруг — от нескольких уличных фонарей и фонарей на крыльце, и луна, сияющая в небе над нами. Я едва различаю силуэты его родителей, но чувствую напряжение в воздухе.

— Какого черта ты здесь делаешь? — Спрашивает отец Кая, скрестив руки на груди.

— Я только что вернулся, — говорит Кай, и голос его звучит так неуверенно, так не похоже на того Кая, которого я знаю.

— Ты хоть понимаешь, как поздно? — Спрашивает его мать. — Нет, я даже не хочу слышать, как ты пытаешься солгать, чтобы выбраться из этого. Конечно, ты знаешь, как поздно. Но, как всегда, тебе все равно, если мы волнуемся.

— Вы искали меня? — Удивленно спрашивает Кай.

— Нет. Мы были на мероприятии, — коротко отвечает мать. — А если бы мы тебя искали? Представь, как бы мы переживали.

— Да, я не думаю, что ты была бы так обеспокоена. — Кай зевает и качает головой, снова засыпая на ходу.

— Ты что, пьян? — Его мать фыркает, постукивая ногой по бетону.

Кай даже не пытается солгать, чтобы избежать этого. — Мне очень жаль.

— Черт возьми, Кай. Сколько раз я тебе говорил, что если будешь вести себя как неудачник, то не приходи домой, — огрызается отец. — Почему ты выставляешь себя таким придурком? Кайлер никогда не заставлял нас проходить через это дерьмо. Почему ты не можешь быть больше похожим на него, а не таким гребаным неудачником все время? Почему бы тебе не попытаться сделать нашу жизнь проще вместо того, чтобы делать ее чертовски трудной? Черт! — Его отец пинает колесо.

— Потому что тогда у нас не было бы этих маленьких разговоров, — бормочет себе под нос Кай.

— Тащи свою чертову задницу в дом, — рычит отец, указывая на дверь. — Прямо сейчас, пока я тебя не заставил.

Вздохнув, Кай слегка подталкивает меня к забору, прежде чем, ссутулив плечи, направиться к дому. Я крадусь в тень, гадая, что будет, если они меня увидят. К счастью, они, кажется, слишком увлечены Каем. Отец ругает его всю дорогу до черного входа, а затем шлепает его по затылку, когда они исчезают внутри.

Бедный Кай. Мне так жаль его. Его голос звучал так подавленно, словно он слышал эту речь миллион раз. Это так напоминает мне о том, как я реагирую на ситуации, поэтому я знаю, как ужасно он, вероятно, чувствует себя сейчас. Я хочу постучать в дверь и обнять его, но знаю, что это, скорее всего, еще больше рассердит его родителей.

Я обещаю себе, что даже если завтра будет неловко, а я предполагаю, что после поцелуя так и будет, я обязательно обниму его или что-то в этом роде.