Русский Мисопогон. Петр I, брадобритие и десять миллионов «московитов»

4

Тамбовский епискуп Игнатий, на которого Гришка Талицкой показал: «Познал де ево с ним иконник Ивашко Савин, и он де, Гришка, с тем епискупом о Последнем Веце, и о исчеслении лет, и о Антихристе разговаривал. И Игнатей де епискуп по тем розговором велел ему, Гришке, то все написать в книгу, и прислал к нему с тем иконником Ивашкою Савиным денег пять рублев. И он де, Гришка, за те деньги с тех писем, которые взяты у Ивашки иконника, Игнатию епискупу написал тетрати в четверть, и отдал ему, Игнатию епискупу, на Казанском подворье перед поездом ево с Москвы в Тамбов в Великой пост. Да перед тем же де ево, епискупским, с Москвы поездом ему ж, епискупу, отдал он, Гришка, на Казанском подворье в полате таковы ж два писма, которые он дал Ивашку Савину иконнику, а те де писма ему, епискупу, будут угодны ль или нет, про то он не ведает. А как де он у нево те писма принел, и в то число ему, Гришке, дал денег два рубли».

(Л. 8) А Тамбовский епискуп Игнатий сперва, перед святейшим патриархом роспросом, показал: «От Гришки де Талицкаго хулы на государя он не слыхал».

А после того он же, Игнатий, будучи с ним, Гришкою, в очной ставке повинился: «Те де поносные слова он, Гришка, на словах при нем, Игнатье, говорил, и те слова он слышал, и к тем ево, Гришиным, словам он, Игнатий, говорил: „Видим де мы и сами, что худо делаетца, да что мне делать, я де немощен“. И перечневатее тех тетратей велел ему написать, почему б ему, Игнатию, в том деле истинну познать. И он де, Гришка, тетрадь ему принес, и денег ему за них два рубли он, Игнатий, дал, и, увидев в тех тетратех написанную хулу на государя, те тетрати зжег, а того де зжения нихто у нево не видал».

А после того он же, Игнатий, в Патриаршей же Крестовой полате перед архиереи по своему обещанию, и как ему, Игнатию, на Страшном Суде явитца лицу Божию, сказал: «Против де воровских писем Гришки Талицкого, в которых написан от нево, Гришки, великий государь с великим руганием и поношением, у нево, Игнатия, с ним, Гришкою, совету не было. А естли с сего числа впредь (Л. 8 об.) по розыскному ево, Гришкину, делу явитца от кого нибудь, что он, Игнатий, по тем ево, Гришкиным, воровским писмам ему, государю, в тех поносных словах был с кем нибудь сообщник или кого знает, да укрывает, и за такую ево, Игнатьеву, ложь указал бы великий государь ево, Игнатия, казнить смертью». И на той своей правде он, Игнатий, перед ними, архиереи, Святое Евангелие и Крест целовал.

А после того своего обещания и крестного целования по ево ж, Гришкине, улике, Талицкаго, вновь повинился в том: «Как де он, Гришка, те вышеписанные тетрати „О счислении лет“ и „Врата“ к нему, Игнатию, принес, и, показав, те тетрати перед ним чол, и разсуждения у него, Игнатия, просил в том: „Видишь ли де ты, что в тех тетратех писано, то ныне уже все збываетца?“ И за то избрание ево, Гришку, он, Игнатий, похвалил и говорил: „Павловы де твои уста! Пожалуй, потрудись, напиши поперечневатее, почему б мне мочно познать“. И к тем ево, Игнатьевым, словам он, Гришка, ему Игнатию, говорил: „Возможно ли де тебе о сем возвестить святейшему патриарху, чтоб про то и в народе было ведомо?“ (Л. 9) И он де, Игнатий, ему, Гришке, сказал: „Я де один, что мне делать?“ И про книгу де „О падении Вавилона“, в которой написано на великого государя хула с поношением, на словах он, Гришка, ему, Игнатию, говорил. И после де взятья тех тетратей он, Игнатий, с Ывашком Савиным прислал к нему, Гришке, за те численные тетрати денег пять рублев. И перед поездом ево, Игнатьевым, в Тамбов за день он, Гришка, принес к нему, Игнатию, на Казанское подворье написанные тетрати и отдал ему, Игнатию. А приняв де те тетрати, он, Игнатий, дал ему, Гришке, за те тетрати денег два рубли».

А преж сево, перед святейшим патриархом и перед архиереи, и будучи с ним, Гришкою, в очной ставке, он, Игнатий, про то про все не сказал. Да сверх того у него ж, Гришки, с ним епискупом меж себя учинился спор в том:

Гришка сказал: «Как де те тетрати „О исчислении лет“ и „Врата“ он, Гришка, к нему, епискупу, принес, и, показав те тетрати, перед ним чол, и разсуждения у него, епискупа, он, Гришка, просил, и он де, епискуп, слушав тех тетратей, плакал и, приняв у нево, Гришки, те тетрати поцеловал». (Л. 9 об.) А он, Игнатий, сказал: «Те де тетрати он слушал, а плакал ли, и, приняв их, поцеловал ли, про то сказать не упомнит». Он же, Игнатий, говорил: «Тот же де Гришка Талицкой „О исчеслении лет“ тетрати хотел, пришед в Суздаль, дать и Суздалскому митрополиту, а в Суздаль де он, Гришка, ходил ли, и те тетрати дал ли, про то не ведает, а ведает про то он, Гришка».

А Гришка сказал: «В Суздаль де к митрополиту Илариону для разсуждения таких тетратей хотел итти, да не ходил за тем, что в дороге питатца было ему нечем: денег не было, а просил де он денег у него ж, Тамбовскаго епискупа, да не дал, и таких тетратей ни с кем к нему, митрополиту, не посылал. А знаком де ему тот митрополит потому, что он, Гришка, наперед сего продал ему книгу „Великое зерцало“».

И оной епискуп Игнатий по лишении архиерейского сана и монашеского чина показал о себе: «В мире де звали ево Иваном Андреев сын Шангин». А потом он же, Шангин, у пытки и с пытки говорил прежние свои речи: «Которые де тетрати он у Гришки Талицкого взял, и те тетрати он на Москве зжег подлинно, а как те тетрати зжог, того у него нихто не видал, и тех тетратей он никому не казывал, и списков с них никому не давал, и в совет (Л. 10) к себе к тем воровским писмам никово не призывал, и советников ево, Гришкиных, и единомышленников на такое ево воровское дело никово не знает. А что он, Ивашка, слыша от того Гришки такие ево воровские на великого государя с поношением хулные слова, и усмотря в воровских ево тетратех ему ж, государю, многие укорителные слова ж, ему, государю, и святейшему патриарху не известил, и ево, Гришки, поймав, к судьям не привел, и то он учинил для того, чтоб он, Гришка, от нево, Ивашки, не заплакал, и в том он, Ивашко, перед государем виноват».