Русский Мисопогон. Петр I, брадобритие и десять миллионов «московитов»

27. «С бороды деньги взяты»

Указ Петра I о брадобритии от 16 января 1705 г. хорошо известен. Его содержание сводится к следующим положениям. Запрет на ношение бороды относился ко всем социальным группам, за исключением духовенства («всем сказать, чтоб впредь с сего его великого государя указа бороды и усы брили»). Крестьянам разрешалось иметь бороду только в сельской местности (в городах они должны были выплачивать копейку за каждый проход через городские ворота). Все остальные могли сохранить бороду только при условии уплаты годовой пошлины от 30 до 100 рублей в зависимости от социального статуса. Уплатившие налог должны были получать «знаки», которые предписывалось «носить на себе»[671] (см. ил. 25 в этой книге).

К сожалению, как разрабатывался и обсуждался этот указ, неизвестно. Но определенно можно сказать три вещи. Во-первых, Петр I в те дни находился в Москве[672] и наверняка участвовал в его разработке (вообще, сложно представить, чтобы такой указ мог быть объявлен без его ведома).

Во-вторых, текст указа совершенно точно обсуждался и перерабатывался, на что указывает следующая интересная деталь. В тексте указа сначала говорится: «Для [получения] тех [бородовых] знаков и для записки приходить им в тот Приказ [Приказ земских дел] без мотчания (то есть не мешкая. – Е. А.), а в городех – в приказные избы». Но в конце указа механизм сбора бородовых денег обрисован иначе: «Буде кто <…> похочет ходить с бородою, и ему б для взятья знаку ехать к Москве и явитца в Приказе земских дел. А в Сибирские и в Поморские городы знаки послать с Москвы»[673]. Объяснить это противоречие можно следующим образом. Сперва был заготовлен проект указа, в котором предполагалась выдача бородовых знаков для жителей Москвы в Приказе земских дел, а для всех остальных – в приказных избах их городов. Но когда царь читал проект указа, он приказал сосредоточить сбор бородовых денег в Москве, в Приказе земских дел, куда все бородачи должны ежегодно являться сами для уплаты соответствующей пошлины и получения знаков. Может быть, Петр I даже внес соответствующую правку в проект указа своей рукой, как он это нередко делал. Но потом кто-то обратил внимание государя на то, что в таком случае бородачи из наиболее отдаленных городов должны будут значительную часть жизни проводить в дороге по пути в Москву и обратно, после чего Петр согласился позволить жителям Сибири и Поморья уплачивать бородовые деньги по месту жительства. После всех этих обсуждений текст указа был переписан с дополнениями государя набело, но при этом не был должным образом отредактирован.

В-третьих, значительная часть текста указа (в том числе и отмеченные выше следы обсуждения и правки) имеет отношение к установлению бородовой пошлины и деталям ее сбора. По всему видно, что главной целью указа являлось не столько введение всеобщего запрета на брадоношение, сколько установление бородовой пошлины и создание эффективных механизмов пополнения казны по вновь создаваемой доходной статье – «с бород».

Для того чтобы объяснить появление такого по сути финансового указа в начале 1705 г., нам необходимо обратиться не столько к культурному и социальному, сколько к экономическому контексту.

Как известно, Северная война началась для России с сокрушительного поражения под Нарвой 30 ноября 1700 г., которое обнажило серьезные недостатки в организации и подготовке российской армии. Последовавшие за этим мероприятия по военному переустройству, а также интенсивное кораблестроение привели к необычайному росту военных расходов (если в 1680 г. расходы на армию составили около 700 тысяч рублей, в 1701 и 1702 гг. годовой бюджет военных расходов достиг почти 2 миллионов, в 1703 и 1704 гг. военные расходы уже превысили 2,5 миллиона, а в 1705 г. достигли колоссальной суммы в 3,2 миллиона рублей)[674].

В 1700–1701 гг. Петру I удавалось в значительной мере компенсировать стремительно возрастающие военные расходы за счет монетного передела: высокопробные серебряные копейки XVII в. обменивались на новые низкопробные серебряные и медные монеты, что приносило казне огромные доходы. Если в 1701 г. чистая прибыль от монетного передела составила почти 800 тысяч рублей, то в 1702 г. она достигла рекордной суммы 1,3 миллиона рублей. Однако в последующие годы прибыль от монетной операции начинает стремительно сокращаться по причине постепенного исчезновения старой русской серебряной монеты. В 1703 г. размер прибыли от монетного передела сократился до 738 647 рублей, в 1704 г. он составил уже 396 801, а в 1705 г. – всего 312 807 рублей[675]. Одновременно с сокращением прибыли от монетного передела в 1703–1704 гг. обнаружились его отрицательные последствия в виде серьезного падения курса рубля[676], что сильно ударило по казне, так как товары для армии закупались за границей, в то время как все налоги приходилось взимать по старым окладам[677]. Эти серьезные финансовые трудности обнаружились на фоне тяжелейшей войны, постоянного роста военных расходов, неурожая 1704 г.[678], а также необходимости выплаты крупных военных субсидий союзнику царя польскому королю Августу II[679]. Именно в этом контексте становятся понятны отчаянные действия правительства Петра I, напоминающие, по словам П. Н. Милюкова, «метанье из стороны в сторону, чтоб, как-нибудь, достать денег на ближайшие нужды, как-нибудь прожить настоящий день»[680].

Не случайно именно на 1704 г. приходится апогей деятельности «прибыльщиков» – финансовых прожектеров[681]. Надо думать, царь рассматривал их финансовые проекты во время своего пребывания в Москве зимой 1703/04 и зимой 1704/05 года, после чего многие из проектов воплощались в жизнь. Так, в самом начале 1704 г. правительство Петра приступило к реализации проекта запрета частных и увеличения числа государственных торговых бань в крупных городах, доходы с которых следовало собирать централизованно в специальной канцелярии (через месяц, однако, было решено позволить частным лицам владеть банями, но при условии уплаты годового налога[682]). Одновременно был запущен проект, который предполагал монополизацию государством права владения гостиницами (все частные постоялые дворы следовало забрать в казну с выплатой владельцам компенсации). Но вскоре было решено вернуть владельцам их гостиницы при условии уплаты в казну четверти ежегодного дохода[683]. Точно такую же часть дохода указ от 4 февраля 1704 г. обязывал уплачивать всем владельцам частных мельниц[684]. Тогда же, в начале 1704 г., был дан ход проекту об обложении специальным налогом всех пчельников и бортных угодий[685]. Следующей зимой был запущен другой комплекс финансовых мероприятий. 1 января 1705 г. именным указом было объявлено о государственной монополии на продажу соли[686], которая стала приносить казне ежегодную прибыль в размере 300 тысяч рублей[687], но поспособствовала разорению ряда купеческих фамилий, зарабатывавших на выварке соли[688]. В феврале 1705 г. Петр поручил своему «прибыльщику» А. А. Курбатову произвести инспекцию финансовых дел Ратуши – учреждения, в котором с 1699 г. была сосредоточена значительная часть всех денежных сборов Московского государства[689]. Видимо, по инициативе Курбатова в феврале 1705 г. были введены новые пошлины («поведерная» и «новоуравнительная»[690]), которые принесли казне существенную прибыль[691]. Тогда же, в начале 1705 г., власти приступили к осуществлению другого разработанного Курбатовым проекта, заключавшегося в обложении дьяков и подьячих специальным ежегодным подоходным налогом[692].

Итак, проект введения бородовой пошлины, к реализации которого власти приступили в январе 1705 г., с одной стороны, являлся лишь одним из многих финансовых мероприятий 1704–1705 гг., общая цель которых заключалась в пополнении государственной казны в «один из самых тяжелейших моментов в истории русских финансов», когда в условиях Северной войны и резкого падения курса рубля государственные ресурсы оказались на грани полного истощения[693]. Но, с другой стороны, этот проект выделялся из десятка прочих финансовых проектов. Его уникальность состояла, во-первых, в том, что авторство проекта принадлежало не одному из многочисленных «прибыльщиков», а самому царю: достоверно известно, что проект введения бородовой пошлины в России был разработан еще в сентябре – октябре 1698 г. (см. п. 20 в этой книге), то есть более чем за год до появления первого «прибыльщика» – А. А. Курбатова – и финансового «прожектерства» как важного явления общественной жизни России. Очевидно, создателем этого проекта мог быть только сам Петр. Во-вторых, как я попробую доказать ниже, царю и его агентам этот проект представлялся особенно перспективным с финансовой точки зрения.

Рассмотрим финансовые детали указа о брадобритии от 16 января 1705 г. Как уже говорилось, указ предполагал обязательное брадобритие для всех категорий городского населения Московского государства, но желавшим сохранить бороду предлагалось заплатить годовую пошлину, размер которой разнился в зависимости от социального статуса бородача: гостям и купцам гостиной сотни первой статьи – 100 рублей; царедворцам, московским и городовым дворянам, приказным людям, первостатейным и второстатейным купцам и посадским – 60; посадским третьей статьи и прочим категориям городского населения (извозчикам, ямщикам, боярским людям и др.) – 30 рублей (из горожан освобождались только священнослужители – священники и дьяконы). Как уже говорилось, при уплате годовой пошлины бородач получал знак, который должен был носить при себе. Указ о брадобритии относился лишь к городам и совсем не касался сельской местности. Однако он предусматривал взыскание особой пошлины с крестьян (в размере 1 копейки) за каждый проход через городские ворота[694].

Насколько большим был этот налог?

Для того чтобы ответить на данный вопрос, рассмотрим, с одной стороны, оклады различных категорий служащих, а с другой – цены на различные товары в Москве 1703–1704 гг.

Наиболее привлекательными были оклады западноевропейских специалистов, приглашенных на русскую службу. Так, годовые оклады приглашенных из Англии корабельных специалистов колебались от 80 до 400 рублей[695]. Капитаны морского флота иностранного происхождения (в основном англичане, голландцы и датчане) получали за свою службу от 252 до 468 рублей в год, а поручики и штурманы флота зарабатывали от 116 до 198 рублей. Боцманы западноевропейского происхождения могли рассчитывать в России на годовой оклад 91–120 рублей, а простые матросы получали 56–69 рублей. Матросы же русского происхождения зарабатывали всего 25–48 рублей в год[696]. В полевой армии полковники драгунских полков западноевропейского происхождения могли рассчитывать на получение 600 рублей в год. В тех же драгунских полках полковники российского происхождения имели 300 рублей, майоры – 140, капитаны – 100, поручики – 80, прапорщики – 50[697], а рядовые солдаты и драгуны – 10 рублей в год[698].

На Кадашевском монетном дворе, где происходил выпуск новых российских денег, годовые оклады специалистов иностранного происхождения были следующими: золотых дел мастер – 400 рублей, резных дел мастер – 146, их подмастерья – по 65 рублей[699]. На этом же денежном дворе российские мастера резного дела получали по 40 рублей в год[700]. Учитель Школы навигацких и математических наук Л. Ф. Магницкий получал 100 рублей годового жалованья[701]. Столько же получали учителя славяно-латинских школ иностранного происхождения[702]. Интересно, что за такой же годовой оклад князь Б. И. Куракин в 1705 г. нанял домашнего учителя немецкого языка для обучения своих детей[703]. В то же время учитель славяно-российской школы получал всего 22 рубля в год[704]. В московских приказах годовые оклады дьяков колебались в размере от 100 до 300 рублей[705]. Например, уже упоминавшийся «прибыльщик» дьяк А. А. Курбатов получал максимальный 300-рублевый годовой оклад[706]. Подьячие московских приказов, в зависимости от квалификации и от места службы, зарабатывали от 10 до 140 рублей[707]. Приставы получали по 10 рублей в год, а «заплечные мастера» (палачи) и сторожа по 5 рублей[708].