Русский Мисопогон. Петр I, брадобритие и десять миллионов «московитов»

23. «Великому государю бить челом, чтоб бород не брить»

В 1700 г. в Разрядном приказе расследовалось дело о расклеивании в публичных местах неких листов против брадобрития. Первая такая листовка была обнаружена 27 мая 1700 г. в 7 верстах от Троице-Сергиева монастыря по направлению к Москве на стоявшем на дороге кресте[514]. 1 июня 1700 г. точно такой же лист был обнаружен и на воротах Михайло-Архангельского монастыря в Юрьеве-Польском[515], а 18 июня 1700 г. – на городовых воротах в Суздале[516]. К сожалению, сам лист в деле не сохранился. Известно, что 11 августа 1700 г. он был отослан в Преображенский приказ, но поиски материалов этого дела среди документов Преображенского приказа успехом не увенчались. Но тем не менее по косвенным данным мы можем составить представление о содержании этих прокламаций. Когда один такой лист 18 июня 1700 г. принесли в Суздальскую приказную избу воеводе Василию Исленьеву, он велел его прочесть вслух.

Во время этого чтения подьячий Суздальской приказной избы Федор Михайлов вдруг воскликнул: «О том де и архиерей с Тверским архиепископом соборовать хотели!» На допросе подьячий показал следующее: «Слышал он в прошлых годех Суздальского митрополита от казначея Ионы Вологоцкого о том, чтоб де приитти им, архиереем, к великому государю и бить челом, чтоб бород не брить»[517]. Следовательно, и в этом листе также речь шла о призыве бить челом государю о том, «чтобы бород не брить». Но, скорее всего, этот призыв был обращен к служилым людям (именно поэтому следствие по делу производилось в Разрядном приказе).

По всей видимости, случаи обнародования прокламаций, содержащих критику брадобрития, были нередки. Во всяком случае, уже упоминавшийся Джон Перри счел необходимым упомянуть об этом как о довольно важном явлении петровской России:

Русские положительно питали некоторого рода религиозное уважение к своим бородам, тем более что это ставило различие между ними и иностранцами, а священники поддерживали их в этом обычае, приводя в пример то, что все благочестивые мужи в древности носили бороду, согласно тому, как на иконах изображают святых. По этому случаю на улицах подбрасывались напечатанные письма на имя царя, в которых его величество упрекали в тиранстве и язычестве за то, что он заставлял их расстаться с бородами[518].

Однако в тех листовках, которые распространялись в городах, монастырях и по наиболее оживленным дорогам Центральной России весной – летом 1700 г., была не только критика брадобрития. В них содержался призыв к активным политическим действиям – мирному коллективному обращению к государю с петицией об отмене брадобрития. Причем своим адресатом авторы прокламаций видели служилых людей, что не могло не вызвать у агентов власти особенного беспокойства. С одной стороны, такие действия вроде бы находились в рамках закона. В 22‐й статье 2‐й главы Соборного уложения (как раз посвященной государственным преступлениям) предполагалось, что «люди разных чинов» могут являться в органы государственной власти и даже к самому государю с коллективными обращениями, которые царские администраторы были не вправе оставлять без внимания, а тем более под угрозой жестокого наказания запрещалось представлять эти законные мирные коллективные обращения «скопом и заговором»[519]. Этим правом мирного коллективного обращения к властям и к самому государю люди активно пользовались в допетровское время[520]. Сам Петр I до какого-то времени был вынужден считаться с этой традицией (см. п. 29). Но в конце концов по инициативе царя была осуществлена криминализация подобных форм общественной активности. Петр собственноручно написал специальную статью для «Воинского артикула» 1715 г., в которой категорически запрещались подобные коллективные выступления:

Все непристойные подозрительные сходбища и собрания воинских людей, хотя для советоф каких-нибудь (хотя б и не для зла) или для челобитья, чтоб общую челобитную писать, чрез что возмущение или бунт может сочинитца, чрез сей артикул имеют быть весма запрещены. Ежели из рядовых кто в сем деле преступит, то зачинщиков без всякаго милосердия, несмотря на тое, хотя оне к тому какую притчину имели или нет, повесить, а з досталными поступать, как о беглецах упомянуто. А ежели какая нужда кому бить челом о чем, то позволяетца каждому о себе и своих обидах бить челом, а не обще[521].

Не приходится сомневаться в том, что, когда Петр I писал этот закон, он имел в виду какие-то конкретные случаи, руководствовался личным опытом. Не исключено, что он вспоминал и тот самый случай, который описан в данном параграфе.