Русский Мисопогон. Петр I, брадобритие и десять миллионов «московитов»

В начале «Покаянного исповедания» Талицкий объявляет о том, что является православным человеком, Символ веры «начасте прочитах, и всегда во уме своем разсуждах, и всем глаголам Божиим, реченным в том Символе, верую всею душею и крепостию своею несумненно и спастися надеюся». Таким образом Талицкий отводит от себя возведенное на него обвинение в еретичестве.

Но, будучи христианином, он не может игнорировать и эти слова Спасителя: «Исследуйте Писания, ибо вы думаете чрез них иметь жизнь вечную» (Ин 5: 39). Поэтому его обращение к священным текстам с целью поиска ответов на злободневные вопросы (каков же смысл происходящих событий?) является не то что допустимым: именно к этому и призывает нас Господь словами «исследуйте Писания». Призывая «исследовать Писания», Господь имел в виду ветхозаветные пророчества, в которых через пророков Бог открыл людям наиболее важные для спасения и непременные вещи. Так, в пророческих книгах «объявлено первое пришествие Господа нашего Иисуса Христа, како родится от Духа Свята и Марии Девы, и бысть тако». Но в этих книгах также говорится и о Втором Его Пришествии, когда «приидет судити всему миру»[543]. Эти пророчества православный человек не может игнорировать.

Из «Покаянного исповедания» Талицкого следует, что его глубокое убеждение в том, что Петр является Антихристом, складывалось постепенно, но окончательно оформилось в начале 1700 г. Оно основывается на органичном сцеплении двух полей аргументации:

1) анализа ветхозаветных и новозаветных пророчеств о последних временах, а также их авторитетных толкований применительно к мировой истории;

2) наблюдений за действиями самого Петра, в особенности за его повелениями, которые противоречат постановлениям Церкви, а значит, обнаруживают нечестивую и богопротивную сущность царя.

Из всех эсхатологических пророчеств, которые Талицкий знал досконально и мог в любой момент (даже после продолжительных мучений) воспроизвести по памяти (эти тексты составляет бóльшую часть его «Покаянного исповедания»), ключевое значение для него имели два. Первое пророчество – из 7‐й главы Книги пророка Даниила о видении выходящих из моря четырех зверей, которых Талицкий вслед за многими христианскими толкователями соотносил с четырьмя царствами: «Первый [зверь], аки лвица, – Вавилонская монархия. Вторый, аки медведица, – Персидская монархия. Третий – рысь или пардус – Эллино-Греческая монархиа. Четвертый зверь, десяторожный, – Римская монархиа».

Второй важнейший для Талицкого текст пророчества содержится в 17‐й главе Откровения Иоанна Богослова о багряном семиглавом звере, на котором восседала Вавилонская блудница и каждую голову которого, по объяснению Ангела, следует соотносить с семью царями, а самого зверя следует считать восьмым царем, который «пойдет в погибель». Следуя за толкованиями на Апокалипсис Андрея Кесарийского, Талицкий этого зверя считает Антихристом, который будет властвовать над теми четырьмя монархиями, которых в образе четырех зверей увидел пророк Даниил (см. Дан. 7: 1–18). Талицкий предлагает обратиться к различным царствам и попытаться найти такое, в котором бы оказалось «толикое число» царей, сколько рогов у багряного зверя. Своими расчетами книгописец поделился в «Покаянном исповедании»: «Сочисление царей российских: первый царь Иоанн Васильевич, вторый царь Феодор Иоаннович, третий царь Борис, четвертый царь Василий Шуйский, пятый царь Михаил Федорович, шестый царь Алексей Михайлович, седмый царь Федор Алексеевич, осмый царь Петр Алексеевич (прежде Иоанна избран на царство)».

Итак, Петр I – восьмой царь. Поразительное совпадение! Но совпадение ли? У Талицкого было множество других аргументов в пользу того, что это не простое совпадение. Например, согласно авторитетным толкованиям, «число зверя», открытое в 13‐й главе Апокалипсиса (Откр. 13: 18), может указывать на последний год существования земного царства с момента завершения тысячелетнего периода «удержания» сатаны, произошедшего во время Страстей Христовых и Его Крестной смерти. Следовательно, чтобы определить эсхатологическую дату, нужно сложить 1) количество земных лет Христа; 2) период, в течение которого, согласно Откровению Иоанна Богослова (Откр. 20: 1–2), сатана был связан; 3) и так называемое «число зверя»: 33 + 1000 + 666 = 1699[544]. Значит, с наступлением 1700 г. нужно ожидать страшных событий, которые позволят людям познать Антихриста. И они действительно произошли!

Итак, многие ветхозаветные и новозаветные пророчества, как считал Талицкий, указывают на Петра как на Антихриста. «И я, по сим пророческим глаголам разсуждах, и лета сочислях, и о царстве, и о Антихристе приводил твое имя, понеже другаго подобия таковаго царя в царственных книгах не обрел», – заявляет в «Покаянном исповедании» Талицкий, смело обращаясь к самому Петру.

Но вся эта аргументация, в основе которой лежало наложение эсхатологических пророчеств на исторический материал, помноженное на некоторые расчеты, приобретает для Талицкого значение (и как бы активируется) только ввиду действий Петра – того самого царя, на которого указывают пророчества и от которого одно за другим исходят повеления, противоречащие святым установлениям Церкви. «Да что и делом в тебе видех!» – продолжал вести на бумаге свой диалог с царем Талицкий. Сперва «повелел ты с притужением брити брады, также пити и продавать явно во всем царстве своем табак», начинает свой разбор конкретных поступков царя книгописец. Заметим, что введение брадобрития в «Покаянном исповедании» Талицкого стоит на первом месте в списке деяний, раскрывающих нечестивую и беззаконную сущность Петра. К сожалению, развернутая аргументация Талицкого о брадобритии в «Покаянном исповедании» оказалась замазана чернилами (скорее всего, самим же Талицким). Но, надо думать, он привел какие-то из тех аргументов специального Окружного послания патриарха Адриана против брадобрития, которые подробно разбирались выше. Наверняка Талицкий был знаком и с этой проповедью, и со всеми теми каноническими текстами, на которых она основывается (см. п. 8–13 в этой книге).

Важно отметить, что многие современники Талицкого, внимательно наблюдавшие за его процессом, едва ли имели возможность ознакомиться с его взглядами по первоисточнику: за списками эсхатологических сочинений книгописца велась настоящая охота. Но при этом все хорошо знали, что в аргументации Талицкого против Петра I брадобритие имело первостепенное значение. В ноябре 1704 г. монах московского Симонова монастыря упомянул про «еретичество» Талицкого. В ответ на это старец Захарий заявил: «Что де ты Талицкого поминаешь. Талицкой де мученик, свят. Вот де затеяли, бороды и усы бреют, какое де это доброе? Вот де и табак проклятый ныне пьют въявь»[545]. И.-Г. Фоккеродт в своем сочинении о России 1737 г. о деле Талицкого написал следующее: «Один русский из простого звания, Талицкий, изучивший в Москве книгопечатание, тайно завел в деревне печатню и обнародовал книжечку, в которой доказывал, что Петр – Антихрист, потому что стрижением бород позорит Образ Божий, приказывает резать и распластывать людей по их смерти, попирает церковные уставы и другие, какие только есть, вводит нелепости»[546]. Фоккеродт находился в России с 1712 г.: сначала в доме Я. В. Брюса воспитывал его племянников, а три года спустя стал секретарем Д. К. Кантемира, после чего поступил на службу при прусском дипломатическом представителе в России[547]. Примечательно, что Талицкий среди людей, некогда составлявших круг общения Фоккеродта (не исключено, что он узнал об этом деле от самого Брюса), имел репутацию человека, который пришел к убеждению в том, что Петр – Антихрист, в первую очередь из‐за «таких нелепостей», как брадобритие[548].

Но, разумеется, брадобритие и табакокурение были не единственными аргументами Талицкого, утверждавшего, что Петр своими деяниями и повелениями доказал свою сущность.

«Ты же от своего лица повеле написати указы, чтобы сходилися мужи и жины, и проносили от имей своих сребро, и играли в лоты», – продолжает Талицкий[549]. И это повеление также противоречит церковным заповедям: «заповедано нам от Святыя Церкви, да не собираемся на всякия игры»[550].

Но окончательно Талицкий утвердился в своих убеждениях в январе 1700 г., когда по указу царя было введено новое летоисчисление, а затем впервые праздновалось новолетие 1 января, причем главным режиссером этих нечестивых празднеств был сам царь: «Потом повелел еси празновать обновление года генваря первое число. И в той день на Красной площади повелел еси поставить крест превеликий, зделав из досок, а что на нем было написано, того не вем, токмо подпись едина: „Здравствуй, лета Господня: 1700“. И все ты повеле сжечь. Ты же повеле во всем граде в той день всякого чина людем елником и иными древами венчати врата [и] у всякова пред враты возжигати огнь в нощь»[551]. Основываясь на поучениях святых отцов и исторических произведениях, Талицкий доказывал, что все эти празднования, введенные Петром I, имеют нехристианскую природу. Повеление вешать над дверями ветви деревьев (в то время как у христиан принято знаменовать вход в дом крестом)[552], фейерверки и салюты, зажигание огней у дворов[553], напомнившие Талицкому ритуальные обряды зороастрийцев («возжигание огня в Персиде почитают вместо Бога»), а затем и сожжение большого креста на Красной площади с наступлением 1700 г. – той самой даты, на которую и указывают арифметические расчеты, – все это окончательно убедило Талицкого в том, что наступили последние времена и явился уже на земле во плоти Антихрист. «И я, по сим пророческим глаголам разсуждах, и лета сочислях, и о царстве, и о Антихристе приводил твое имя, понеже другаго подобия таковаго царя в царственных книгах не обрел. Да что и делом в тебе видех» – делает вывод Талицкий.

Итак, наступили последние времена, и это точно! А царь Петр и есть Антихрист.

Нужно заметить, что Талицкий был далеко не единственным и даже не первым, кто пришел к такому выводу. То в одном, то в другом уголке Московского царства обнаруживались «московиты», у которых в голове возникали такие мысли, причем независимо от Талицкого. Дела Преображенского приказа показывают: такие мысли возникали в их головах как реакция на новости о шокирующем поведении царя после возвращения из путешествия по странам Западной Европы.

Один грамотный молодой крестьянин владимирского Рождественского монастыря Ивашка Черноткин, летом 1698 г. работавший в Москве, а осенью вернувшийся во Владимир, был приглашен для беседы архимандритом Иосифом, который его расспрашивал «про него, великого государя: „что де он, великий государь, с иноземцы водитца ли или нет?“» Крестьянин ему отвечал, что «он, государь, в Немецкую слободу ездит и иноземцов жалует». Что еще крестьянин доложил своему начальнику про государя и поведал ли он ему про брадобритие в Преображенском, мы не знаем (беседа в собственноручно написанном извете передана очень кратко), но архимандрит в ответ на услышанные новости «стал говорить: „слышно де то чинитца, что стрелцов погубил занапрасно; знатно, что он не государь, Антихрист, потому что царство помутилось. Он же, государь, возростом и лицем переменился. Знатно де им, иноземцам, владеть и царством. А стрелцы де было за правду стали, и он де, государь, их, стрелцов, занапрасно ж погубил“»[554].