Русский Мисопогон. Петр I, брадобритие и десять миллионов «московитов»

20. Загадка первого указа о брадобритии

Большинство историков-петроведов как прошлого, так и настоящего убеждены в том, что сразу после возвращения Петра из Великого посольства и знаменитого брадобрития в Преображенском последовал указ о запрещении брадоношения. Например, в этом был совершенно уверен такой глубокий знаток Петровской эпохи, как М. М. Богословский:

Тотчас же по возвращении из‐за границы царь стал вводить в русском обществе западноевропейские обычаи, и вводил их резко и круто. Приказано было придворным бросить длинное русское платье, надеть короткое европейское и брить бороды. Не дожидаясь, когда придворные исполнят указы о платье и бороде, Петр, принимая бояр в Преображенском, стал сам стричь у них бороды и обрезать долгополые русские кафтаны. Бороды разрешено было носить только духовенству и крестьянам. Посадские люди могли выхлопатывать себе разрешение носить бороды, но должны были уплачивать за это особую пошлину. Русские по внешнему виду должны были походить на европейцев[459].

Так же видят введение обязательного брадобрития и многие современные как российские, так и западные исследователи. Например, Пол Бушкович в недавней статье написал: «With Peter’s return to Moscow on 25 August events moved very fast. These were the weeks of some of his most famous decrees (the shaving of beards, for example)»[460].

Во всех этих цитатах не хватает одного: ссылки на источник – царский указ о брадобритии 1698 г. Проблема в том, что ни один указ о запрещении брадоношения, который предшествовал бы знаменитому указу о брадобритии от 16 января 1705 г., науке неизвестен[461]. Ряд исследователей указывали на этот факт, поясняя его тем, что первоначальный указ о брадобритии пока просто не найден[462]. Однако миновали годы, десятилетия и даже века, но ни один указ о брадобритии, предшествовавший 1705 г., ни одному исследователю в архивах так и не попался. Почему?

Видимо, дело здесь не в невнимательности исследователей и не в извечной проблеме плохой сохранности российских архивов. Канцелярские служащие XVIII в., которые составляли тематические подборки указов (в том числе и указов о брадобритии), также ссылались на указ о брадобритии от 16 января 1705 г. как на первый и главный законодательный акт против любителей бороды[463]. Ни о каком указе против брадоношения 1698 г. не знали и современники Петра. Близкий родственник царя князь Борис Иванович Куракин в автобиографии, написанной в начале 1720‐х гг., упоминает о реформе платья и введении брадобрития в России. Правда, сообщение о знаменитом указе о ношении венгерского платья 1700 г. Б. И. Куракин поместил в главу, где описаны события двадцать второго года жизни князя (1697–1698 гг.): «Того ж года состоялся указ носить платье венгерское. И потом, спустя с полгода, состоялся указ носить платье, мужское и женское, немецкое. И для того были выбраны по воротам целовальники, чтоб смотреть того, и с противников по указу брали пошлину деньгами, а также платье резали и драли. Однако ж чрез три году насилу уставились»[464]. В этой части автобиографии Б. И. Куракина наблюдается некоторая хронологическая неточность: здесь же рассказывается и о введении гербовой бумаги, и об учреждении Ближней канцелярии под руководством Никиты Зотова, и о московском пожаре 1701 г. Зато указ о введении брадобрития Б. И. Куракин безошибочно относит к 1705 г.: «Того же года указ состоялся брить бороды, и начали брить все во всем государстве. А будет кто не похочет брить, на год платить 30 рублев в казну»[465].

Указ о брадобритии (предшествующий указу 1705 г.) не упоминается и в источниках начала XVIII в., даже в тех случаях, когда этот указ, если он действительно существовал, непременно должен был быть упомянут. Рассмотрим несколько примеров, которые относятся к разным географическим точкам Московского царства.

15 февраля 1700 г. в Шальском погосте Олонецкого уезда местные священнослужители (священник Иван Родионов, дьякон Дмитрий Максимов и дьякон Ефрем Кирилов) после церковной службы, собравшись в трапезной, обсуждали последние новости, а именно недавние петровские указы, которые всех людей ввели в сильное смущение. Диалог, переданный в их повинных челобитных, можно реконструировать следующим образом:

Дьякон Ефрем Кирилов: изволил наш великий государь летопись писать от Рожества Христова тысеча семсотого году да платье носить на Москве венгерское.

Священник Иван Родионов: слышал я ныне в волости от проезжих людей, бутто государь изволил убавить Великого поста неделю, а после Святый Пасхи в среду и пятки мясо и млеко ясти во весь год.

Дьякон Ефрем Кирилов: как де будут такие его, великого государя, указы присланы к нам в погосты и будут люди по лесам жить и гореть, я де пойду с ними жить и гореть туды же, а в среду и в пятки мяса ясти не стану.

Священник Иван Родионов: возми де и меня с собою туды же жить и гореть, а у церкви Божиих служить не буду: знать, то, что ныне, – житие к концу приходит.

Дьякон Дмитрий Максимов: государь бутто иное без ума шавит[466].

Если бы указ о брадобритии на самом деле был обнародован вскоре после возвращения Петра из Великого посольства, об этом распоряжении к февралю 1700 г., конечно, уже узнали бы и в Шальском погосте, и он непременно также стал бы предметом обсуждения священнослужителей 15 февраля 1700 г.

В эти же самые дни указ о венгерском платье обсуждали и в Смоленске. Подьячий Смоленской приказной палаты Ивашка Матвеев вернулся домой и рассказал последнюю новость: «На Москве состоялся великого государя указ: велено всякому чину носить платье венгерское». Его родственница Матренка Федорова, услышав это, стала говорить следующее: «И, то де не царь! Как де на Москве великая государыня царица родила царевну-девицу, и в то де время ее, царевну-девицу, скрали и подложили де ево, что ныне царь Петр Алексеевич. И он де не царь, он де немецкой породы. Для того де и переводит руское платье, что де он не царь»[467].

Из этих и некоторых других дел Преображенского приказа 1700–1701 гг.[468] следует, что указ о венгерском платье 1700 г., вызвавший серьезную обеспокоенность населения, активно обсуждался во многих городах России. Однако в этих делах мы не находим никаких сведений об указе о брадобритии, как не находим мы их и в некоторых других источниках. Так, среди документов личной канцелярии Петра I сохранилось письмо знаменитого «прибыльщика» А. А. Курбатова, датированное 20 марта 1700 г., в котором тот писал царю: «В состоятельных твоих государевых имянных указех о кафтанах венгерских и о пременении ножей и о протчих народи во исполнении того якобы ослабевают, чают тому быть по-прежнему. И ежели в воли твоей, государевой, положи[т]ся, что тем указам быть впредь нерушимо состоятелным, благоволи, государь, чрез самодержавное твое повеление те состоявшияся указы подновить вторично, хотя, государь, под видом и страха, дабы и впредь имянных твоих государевых указов в скором исполнении не пренебрегали»[469]. Заметим, что в этом письме Курбатов также не упоминает об указе о брадобритии.

Мне кажется, что, если бы вместе с указом о венгерском платье уже был издан и указ о брадобритии, слух о нем, несомненно, быстро распространился бы по России, что непременно отразилось бы в материалах политических процессов и в других источниках. Однако об указе о брадобритии в 1700 г., как мы видим, не знали ни в Шальском погосте, ни в Смоленске, ни даже в Москве.

В 1871 г. Г. В. Есипов среди столбцов коллекции Оружейной палаты открыл документ, который, казалось бы, позволяет однозначно утверждать, что указ о брадобритии существовал уже осенью 1698 г. Речь идет о копии именного указа Петра I следующего содержания:

В нынешнем в 207‐м году октября в [оставлено место для даты] день великий государь царь и великий князь Петр Алексеевич всеа Великия и Малыя и Белыя Росии самодержец указал по имянному своему, великого государя, указу в Серебреной полате зделать ис красной меди пятнатцать тысяч девятьсот три чеха, а на них на одной стороне – бородяные признаки, а на другой стороне напечатаны слова: «двести седмой год». А, зделав те чехи, отослать в Преображенской приказ к ближнему столнику князю Федору Юрьевичю Ромодановскому с товарыщи. А что на дело тех чехов – на медь, и мастеровым людем на кормовую дачю, и на всякие припасы денег изойдет, и те денги взять ис Преображенского приказу[470].

Однако вопреки мнению многих исследователей ни в 1698 г., ни в ближайшие шесть лет указ о брадобритии так и не был объявлен. Это можно решительно утверждать благодаря сохранившемуся в архиве Оружейной палаты комплексу финансовых отчетов[471], которые в силу именного указа Петра[472] в 1701–1714 гг. ежемесячно присылались в Ближнюю канцелярию[473]. Доходная статья сбора «с бород» появляется в отчетах Приказа земских дел лишь в январе 1705 г.[474] в связи с реализацией известного указа о брадобритии от 16 января 1705 г. (см. п. 27 в этой книге). В 1701–1704 гг. деньги с бородачей не поступали ни в Приказ земских дел, ни в Преображенский приказ, ни в Разрядный приказ, ни в какой-либо другой центральный орган власти[475]. Эти бухгалтерские документы непротиворечиво свидетельствуют о том, что царь по неизвестным причинам отложил воплощение разработанного еще в 1698 г. указа почти на семь лет, вплоть до 1705 г.[476]

Но вместе с тем обнаруженный Есиповым и процитированный выше документ свидетельствует о том, что к октябрю 1698 г. первый указ о брадобритии уже продуман во всех деталях. В частности, было определено, что за его реализацию будет отвечать Преображенский приказ и лично Ф. Ю. Ромодановский. Уже решено, что право ношения бороды можно сохранить в случае уплаты специальной пошлины. Была разработана процедура оплаты этой пошлины в Преображенском приказе, сопровождавшаяся выдачей специальных знаков. Принято решение и относительно того, что указ будет опубликован повсеместно (на это указывает большое количество знаков, которые следовало изготовить[477]). Отметим, что проработка всех этих деталей требовала проведения некоторых консультаций и достижения определенных договоренностей. Надо полагать, царь и его доверенные лица занимались этим вопросом в те дни довольно активно, а в октябре 1698 г. уже приступили к печатанию бородовых знаков. Какое-то их количество даже было изготовлено: в собрании Государственного Эрмитажа сохранился единственный экземпляр бородового знака 1698/1699 г.[478] (см. ил. 19 в этой книге).

Итак, зафиксируем два положения:

1) в 1698–1704 гг. указ Петра I о запрещении брадобрития для всего мужского населения Московского царства или значительной его части еще не был опубликован;

2) Петр I разработал такой указ во всех деталях осенью 1698 г.

Но почему же тогда указ о брадобритии, разработанный еще осенью 1698 г., был обнародован лишь в 1705 г.? Что помешало Петру реализовать свой замысел? В поисках ответа на этот вопрос далее (см. п. 21–26) мы подробно рассмотрим несколько случаев, в которых в качестве акторов выступают несколько десятков «московитов» из различных социогеографических пространств. Выборка именно этих случаев продиктована стремлением выявить весь спектр разнообразных форм взаимодействия Петра I и его подданных в рамках реализации воли царя – видеть всех «московитов» безбородыми. Попытаемся понять: была ли у подданных возможность воздействовать на царя? И не могло ли промедление Петра I с объявлением указа об обязательном брадобритии, который, как мы видели, был во всех деталях разработан уже к октябрю 1698 г., явиться следствием активности его подданных?