Шарнирные куклы. Мир под стеклом

ГЛАВА 8. Похороны Джанет Блейн

Похороны Джанет Блейн, как и предсказывала покойная, было решено провести на следующий день после её смерти. «Никто не видит смысла в том, чтобы откладывать столь неприятную церемонию», — как нечто само собой разумеющееся пояснила вдова Валлоу в ответ на удивлённые взгляды служебников. Алине показалось, что местные жители хотят поскорее зарыть в землю не саму убитую девушку, а, скорее, напоминание о том, что внушает им такое недоумение и ужас.

Погода в Туманном Утёсе с самого утра стояла сырая и мрачная. Тяжелые, набухшие дождём тучи лениво проплывали над островом. Казалось, что в любой момент они были готовы обрушиться, точно справедливое возмездие, на головы людей, собравшихся на кладбище. Священник, объёмистый мужчина преклонного возраста, с непроницаемым выражением на круглом лице зачитывал заунывным тоном поминальные слова на древнем языке. Алина, признаться, не понимала ни слова из того, что он говорил. К тому же под его невыносимый, шепелявый голос ей почему-то хотелось либо уснуть, либо присоединиться к покойникам.

Джанет Блейн по традиции поместили в открытый красный гроб. Тем не менее сквозь толстый слой грима, нанесённый чьей-то заботливой рукой на открытые участки кожи, всё равно проглядывалась неестественная бледность и даже, в некоторых местах, обильные трупные пятна. Убитую девушку нарядили в закрытое тёмно-синее бархатное платье, а её длинные чёрные волосы завили в мелкие кудри. Разорванное горло решили спрятать под объёмистым батистовым шарфом небесно-голубого цвета. Каждый раз, когда Алина бросала на покойницу быстрый, немного боязливый взгляд, её внимание неизменно приковывал к себе именно этот шарф: ей всё время казалось, что если приглядеться, то можно увидеть, что данный предмет гардероба на самом деле просвечивает. Девушке приходилось прикладывать над собой неимоверное усилие, чтобы посмотреть в какую-нибудь другую сторону.

Ближе всех к открытому гробу стояла светловолосая девочка в тёмно-сером платье простого покроя. Она была удивительно хороша собой и в своей искренней скорби напоминала маленького печального ангела. Или же хрупкую шарнирную куклу — Алина внутренне содрогнулась от этой мысли.

Патриция Блейн — а это была именно она — в отличие от большинства присутствующих здесь дам, не промакивала глаза накрахмаленным кружевным платком, и крупные прозрачные слёзы, напоминавшие чистые капли дождя, что изредка скатывались по её хорошенькому круглому лицу, пожалуй, были единственно искренними под этим вечно хмурым небом. Искоса поглядывая на родственницу покойной, Алина с удивлением обнаружила, что испытывает щемящее чувство вины. Впрочем, едва ли это чувство было оправданным: девушка и сама прекрасно понимала, что при всём желании не смогла бы предотвратить смерть Джанет Блейн.

Сама Алина сегодня облачилась в строгое чёрное платье с воротником-стойкой и кружевным подолом. Этот наряд выгодно подчёркивал её светло-русые волосы, которые одна из местных служанок собрала в высокую, элегантную причёску.

Чёрный идёт тебе больше всего, принцесса.

Если ты снова наденешь что-нибудь чёрное, то клянусь, я перестану с тобой разговаривать!

Эти два незнакомых голоса так неожиданно ворвались в её мысли, что Алина едва подавила инстинктивное желание испуганно оглянуться по сторонам. Сама того не замечая, она до боли сжала руки в кулаки.

Девушка вспомнила о том, как ночью, распрощавшись с черногвардейцем и Патрицией, попала в особняк через чёрный ход. Она оказалась в незнакомом коридоре — вдоль стен изредка горели свечи. Едва сдерживая любопытство, девушка встала под тусклый, дрожащий свет и вскрыла странное письмо, которое тайком передала ей маленькая местная жительница. Она дважды прочитала его с напряжённым вниманием, стараясь не пропустить ни единого слова. Тем не менее содержание письма вызвало у неё чувство полного недоумения. Поначалу она подумала, что это была чья-то несмешная шутка или провокация, направленная на то, чтобы либо запугать её, либо вообще заставить прекратить расследование. Иначе зачем бы Джанет Блейн стала просить о помощи именно её, совершенно незнакомого человека, тем более в такой достаточно грубой форме? Создавалось впечатление, будто они с этой девушкой были давними знакомыми, которые явно состояли не в самых дружеских отношениях. Всю первую половину письма Джанет Блейн прямо намекала на то, что знала Алину раньше. К тому же эта местная жительница пренебрегала всеми правилами хорошего тона: она открыто насмехалась над Алиной, над её прошлым, даже над её амнезией. Но с другой стороны, откуда вообще миссис Блейн было знать о том, что у девушки какие-то проблемы с памятью? Даже Сирша не имела об этом ни малейшего понятия.

Так неужели всё то, о чём написала покойная, было подлинной правдой? Алина подумала о подобной возможности едва ли не с ужасом. Впрочем, это было совершенно невозможно. Ведь этот остров, эти улицы, эти дома, в конце концов, эти люди казались ей незнакомыми и чужими. Она не чувствовала к ним ни обиды, ни возмущения, ни сожаления, ни злости, и уж тем более ненависти или любви. Признаться, в её сердце по отношению ко всему, что было связано с Туманным Утёсом, была абсолютная пустота: она вообще ничего не чувствовала. Она ничего не почувствовала даже тогда, когда прочитала письмо Джанет Блейн — возможно, лишь лёгкую досаду на то, что не понимала того, чего местная жительница хотела добиться своими словами. В конце концов, она даже не могла представить себе, чтобы всё, о чём говорилось в письме, происходило когда-то на самом деле.

Да, она не могла воссоздать в своём воображении ни образов, ни картинок из своего прошлого. Она давно уже запуталась, где сны и фантазии, а где реальные воспоминания. Она боялась потерять контроль над своим разумом и сойти с ума. Что если это было лишь вопросом времени, когда она больше не будет способна доверять ни самой себе, ни своему рассудку? В таком случае любой человек может поведать Алине какую угодно «историю о прошлом», и она не будет знать верить всему этому или нет. Она с ужасом подумала о людях, которые пришли вместе с ней на похороны. Что если все они знали о ней, о её жизни больше, чем она сама? Конечно, это предположение было совершенно нелепым, но всё же сама мысль о подобном не могла не внушить тревоги.

Но тут Алина вспомнила, как бабушка всегда говорила ей, что можно стереть из памяти лица, места и события, но чувства… Чувства забыть нельзя! Они часть самого человека. Ты можешь не помнить того, что тебе дорого, но, когда ты увидишь это, тебя обязательно захлестнут эмоции.

Таким образом, если на секунду предположить, что её родной дом был именно в Туманном Утёсе, то почему в таком случае она ничего не чувствует? Ничего, кроме профессионального долга, человеческой жалости и естественного желания помочь людям, попавшим в беду? Ей, конечно, хотелось сделать всё от себя зависящее, чтобы вернуть на остров справедливость — найти виновных в этих зверских убийствах и, по возможности, привести их к ответу. Но так должен поступать всякий человек, считающий себя служебником.

Не означает ли её искреннее равнодушие то, что Джанет Блейн глубоко ошибалась, принимая Алину, как она выразилась, за идеалистку R? С другой стороны, покойная девушка была отнюдь не единственным человеком в Туманном Утёсе, чьё поведение наталкивало на различные сомнения. Во-первых, достаточно было вспомнить странные намёки, проскальзывавшие в словах Альберта Виламара. Алине почему-то казалось, что большинство высказываний лекаря имеют к ней самое прямое отношение: взять хотя бы к примеру его расспросы о приезде служебников на остров, или пылкую речь о том, что «все действия имеют последствия», или даже его трогательный рассказ о любимой племяннице.

Во-вторых, обе молодые местные жительницы — и Патриция Блейн, и Джессамина Виламар — при первой встрече бросали на Алину изумлённые, озадаченные взгляды, значение которых она никак не могла разгадать. Более того, даже в безумных словах Изабеллы Сентмель, казалось, был какой-то двоякий смысл. Конечно, вполне возможно, что прошлой ночью она просто бредила, но почему-то Алина была готова поклясться в том, что никто в Туманном Утёсе не сказал ей ещё столько правды, сколько эта несчастная женщина в нелепом наряде.

На её щеку вдруг упала зубчатая клякса дождя, и девушка нехотя вынырнула из омута своих мыслей в серую реальность. Низкое грозовое небо нависло над островом, словно разъярённый великан, выжидающий удобного момента для нападения. Дамы в чёрных шелках не уставали промакивать уголки глаз белоснежными батистовыми платочками, будто кого-нибудь из них на самом деле волновала смерть этой девушки. Алина отрешённо подумала, неужели никто из присутствующих не замечает всю эту неловкость, натянутость, что подобно густому туману витает над кладбищем? Ведь, казалось, даже сам островной воздух насквозь пропитался гнетущей фальшью и неясной тревогой.

Над деревьями, которые росли неподалёку от кладбища, кружила стая огромных ворон. Они парили в воздухе и лишь изредка взмахивали своими тяжёлыми смоляными крыльями. Птицы издавали хриплые каркающие крики: казалось, они были чем-то обеспокоены или раздражены. Несколько минут Алина, не отрываясь, смотрела в их сторону: больше всего на свете ей хотелось чем-то отвлечься от своих мрачных, угнетающих мыслей.

Но тут она случайно бросила взгляд на Констанцию Блад, которая стояла ближе к гробу, в некотором отдалении от служебников, и заметила, что из её маленькой дамской сумочки, виднеются чьи-то тёмные волнистые волосы — наверняка они принадлежали её кукле. Алина тут же вспомнила о странной находке, которую она обнаружила прошлой ночью на собственной подушке, когда через некоторое время после прочтения письма вернулась в гостевую спальню. Поначалу она сильно испугалась и громко вскрикнула, тем самым разбудив Сиршу. Актриса недовольно поинтересовалась, что произошло, но когда Алина поведала ей взволнованным шёпотом о том, что на кровати лежит какой-то неизвестный предмет, она тут же соскочила с постели и принесла из коридора несколько свечей. Девушки со страхом и любопытством принялись разглядывать неожиданный «подарок». В изголовье кровати лежала шарнирная светловолосая кукла в красивом старинном платье чёрного цвета. Она неотрывно смотрела в потолок своими светло-зелёными глазами, которые напоминали крошечные хризолиты. Её мелкие, выделанные черты лица поразительно напоминали Алину.

Девушки не знали, как объяснить появление этой странной куклы. Как бы то ни было, они решили, что будет лучше сохранить необычную посылку в тайне, и потому спрятали её в чемодан, в котором лежали инструменты служебников. Сирша предположила, что кто-то нарочно сшил и подбросил куклу, похожую на Алину, с целью припугнуть столичных служебников: ведь, если верить словам местных жителей, оберег всегда пропадал перед убийством жертвы. Алина согласилась с ней, но какая-то смутная мысль не давала ей покоя. Что-то здесь было не так. Девушка не сомневалась в том, что зайти в гостевую спальню мог кто угодно в особняке, но всё же ей не совсем был понятен мотив, который руководил поступком неизвестного ночного гостя. Если догадка актрисы была верна, то в таком случае почему куклу подбросили не Жуану Лайтеру, а только его супруге? Лёжа без сна в постели, она до самого утра ломала голову над тем, кому могло понадобиться, подложить оберег именно ей, но, к сожалению, так ни к чему и не пришла. Впрочем, она была вынуждена признать, что, скорее всего, самодельная шарнирная кукла служила очередным подтверждением того, что Туманный Утёс каким-то образом был тесно связан с её прошлым.