Шарнирные куклы. Мир под стеклом

ГЛАВА 12. Осколки

— Алина Лайтер, — медленно проговорил мрачный голос, будто пробуя это имя на вкус. — Как ты думаешь, дорогая тётя, по какой причине меня охватывает такое непреодолимое чувство ненависти всякий раз, когда я слышу это имя?

— Откуда мне знать? — воскликнула сидевшая на стуле женщина и, немного помолчав, раздражённо заметила: — Ненависть к имени? Что за вздор?! Впрочем, ты всегда был большим выдумщиком.

— Едва ли, — неприязненно усмехнулся барон, продолжая смотреть неподвижным, пугающим взглядом в окно.

Что он хотел там увидеть? Снаружи была одна темнота — глухая и чёрная. Едва ли в ней можно было найти хоть какие-нибудь ответы. Маленький каменный дом в лесу казался оазисом посреди этой холодной северной глуши. В камине с тихим, зловещим треском горели дрова, а ночной мрак разгоняли подсвечники, которые, наверняка, были вылиты из чистого золота.

И всё же по какой-то причине — то ли из-за тёмных тканей, которыми были увешаны стены, то ли из-за огромного количества старинных книг и запертых сундуков — казалось, что эта комната была ещё мрачнее, чем непроглядный лес за окном. Молодая темноволосая женщина расположилась на стуле, который стоял напротив входной двери — наверное, она тешила себя мыслью, что в любой момент может встать и уйти. Впрочем, едва ли так было на самом деле.

Как бы то ни было, Лия Грэм — а это была именно она — совершенно не выглядела пленницей. Конечно, она бы солгала, если б сказала, что не испытывает никакого страха, но эта женщина, пожалуй, слишком хорошо умела владеть собой. Правда, сейчас Лия чувствовала некоторую растерянность: казалось, что она никак не могла поверить в то, что попала в подобную ситуацию. Она искоса наблюдала за своим похитителем и терялась в догадках, как много ему известно. Почему Эштон Блад вообще вдруг решил импровизировать её убийство? Неужели каким-то образом он обо всём догадался? Впрочем, такая вероятность казалась ей совершенно невозможной.

— Моя дорогая тётя, если бы ты рассказала мне то, о чём я хочу узнать, — многозначительно проговорил барон, прервав её тревожные размышления, и после небольшой паузы самодовольно уточнил: — Ты же понимаешь, что я могу дать тебе всё, о чём ты только попросишь?

Лия внутренне вздрогнула. Она сомневалась в том, что найдётся хотя бы один человек в Туманном Утёсе, который сможет отказаться от столь щедрого предложения. Тем не менее что-то её останавливало. Наверное, причина была в том, что, как бы сильно её не слепила жажда относительно лёгкой наживы, глупа эта женщина не была — отнюдь. Что она будет делать со всеми этими богатствами, если останется на острове? Кузина знаменитой Талии Блад, она не была настолько наивна, чтобы надеяться, что ей позволят беспрепятственно покинуть Туманный Утёс через железный мост. Официально Лия Грэм числилась мёртвой — впрочем, она сомневалась, что кто-нибудь удивится, увидев её живой. Как бы то ни было, проблема была даже не в этом: когда они узнают, что её не просто отпустили, но ещё и щедро вознаградили, то поймут, что их бывшая союзница что-то сделала или, того хуже, рассказала. И когда это случится, ещё неизвестно, кто окажется страшнее — отец или сын.

— Отдай мне Авалон и хотя бы половину из найденных сокровищ, — тихим, но уверенным голосом проговорила Лия: она знала, что за эти несколько лет барону удалось каким-то образом отыскать практически все тайники основателей. — После чего, будь добр, не препятствуй нам с братом покинуть остров. Если выполнишь все эти условия, то, возможно, и получишь ответы на некоторые вопросы.

Эштон Блад усмехнулся — криво и мрачно. Казалось, что он был порядком удивлён её наглостью.

— Ты хочешь корабль? — переспросил он наполовину насмешливым, наполовину злым тоном. — Но все богатства мира не будут иметь никакого значения, если у нас не будет корабля. Когда мой отец взорвёт железный мост — а сделает он это не позднее завтрашней ночи — маленький сонный городок превратится в подобие захлопнувшейся ловушки. И когда «мыши» съедят весь «сыр» — а рано или поздно это всё равно случится — здесь начнётся настоящий ад. Так что я скорее отдам тебе всё до последнего гроша, чем позволю хотя бы один-единственный раз взглянуть на Авалон.

Лия обречённо вздохнула. Впрочем, признаться, она с самого начала догадывалась, что он не согласится на её требования. Действительно, на что она надеялась? На такие условия пошёл бы, наверное, лишь безумный, а уж кого-кого, но её двоюродного племянника нельзя было упрекнуть в недостатке здравого смысла или рассудительности.

— Чума, которая около четырёх лет назад захлестнула Туманный Утёс. Воспоминания тех немногих, кто выжил после неё, будто окутаны туманом, — внезапно проговорил барон, будто погрузившись в глубокую задумчивость. — Она была искусственной, не правда ли? Некоторые островитяне думают, что чёрную смерть распространили приспешники старого короля за то, что отступники свергли его с трона, но лично я почему-то глубоко в этом сомневаюсь. Нет, это сделал не кто иной, как городской совет. Зачем — конечно, для того, чтобы подавить местное восстание. Но почему в таком случае заболели не только слуги, но и семьи основателей — вот в чём вопрос.

Лия решила благоразумно промолчать: признаться, она не могла не бояться того, к чему могут привести подобные размышления.

— Алина Лайтер — та лицемерная и испорченная девица, которую знали и любили все местные жители — тоже погибла во время чумы, — спустя некоторое время продолжил рассуждать Эштон Блад. — Я помню, как её хоронили в открытом красном гробу. Казалось, что даже смерть не сгладила её прекрасных, самодовольных черт. Впрочем, кто знает?.. Всю свою жизнь эта девушка лгала и притворялась, и, возможно, умерев, она смогла превзойти даже саму себя.

Как бы то ни было, печалился ли кто-нибудь об её кончине? Едва ли. Что было довольно странно, учитывая то обстоятельство, что при жизни она была всеобщей любимицей. Знаешь, иногда я думаю, что если и существуют люди, которым даны семь жизней, то Эли определённо была одной из них.

Он угрюмо замолчал, будто и в самом деле рассматривал подобную возможность. Лия, само того не замечая, напряжённо вслушивалась в тишину, которая давила на её разум подобно толще воды. Одинокий каменный дом находился в самом сердце Мёртвого леса — в царстве непроходимой глуши и кромешного мрака. За всю свою жизнь темноволосая островитянка ещё никогда не заходила так далеко. Признаться, она ненавидела лес — и всё, что было с ним так или иначе связано. Больше всего на свете миссис Грэм мечтала вырваться из этого провинциального городка, погрязшего в интригах, тумане и тайнах. Впрочем, едва ли она была одинока в своих стремлениях.

— Как бы то ни было, сейчас всё это уже не имеет никакого значения, не правда ли? — продолжил Эштон своим насмешливо-мрачным тоном. — И всё же, дорогая тётя, мне весьма любопытно, что сама ты можешь сказать по поводу этой загадочной островной чумы. Мне кажется, что ты всегда была большой поклонницей тёмного искусства Оливеров.

На несколько мгновений в лесном доме наступила напряжённая тишина. Лия прекрасно понимала, что её излишне проницательного племянника нужно немедленно сбить со следа. Она усиленно думала, как же будет лучше ответить на его косвенные обвинения.

— Вы убили законного короля по приказу Дантеса, чего же хотели взамен? Кронпринц — преступник и останется таким навсегда, — поморщилась Лия и добавила с целью позлить собеседника: — Равно как и все вы, бывшие отступники.

— Убили ли мы его? Впрочем, это неважно. Но отчего же «бывшие»? Не наша вина, что «Королевство, которого нет» раскололось на две части, — усмехнулся Эштон, на мгновение обернувшись в её сторону. — К тому же, весьма иронично слышать это от той, кто сама с глубокого детства носит подвеску с выгравированной чёрной розой.

Лия бросила непроизвольный взгляд на браслет, который виднелся на её правом запястье. Да, она тоже была отступницей — была ей с рождения, как, впрочем, и все, в ком в большей или меньшей степени текла кровь Бладов или Монтроузов. Однако это вовсе не означало, что два лагеря, на которые разделилась их организация, преследовали одну и ту же цель. Нет, зачастую их стремления, напротив, были прямо противоположными.

— А что до «приказа» Дантеса, то, знаешь ли, дружба с правителем несуществующего королевства не так уж бесполезна, как может показаться на первый взгляд, — спустя некоторое время многозначительно проговорил барон и, помолчав, неожиданно сменил тему: — Знаешь, я всегда задавался вопросом, за что именно большинство жителей Ластертада так сильно ненавидит своего кронпринца. Признаться, я ещё могу понять черногвардейцев: эти люди с самого начала решили отвернуться от своих законных правителей и поддержать вероломную династию Лайсвешев. Но что же касается самих отступников, то мне кажется, что некоторые из нас просто не могут простить Дантесу то, что в его жилах одновременно течёт кровь и узурпаторов, и Монтроузов.

— В чём-то ты, возможно, и прав, несмотря на то, что выражаешься излишне резко. Конечно, я согласна, что Монтроузы — законные наследники, — с нажимом сказала Лия: признаться, их разговор неожиданно заставил её почувствовать себя в своей стихии. — Или, по крайней мере, были ими, пока эту старинную династию не свергли Лайсвеши. Однако, что ни говори, Дантес и Олисбет — позор всего рода. Мало того, что их мать нарушила фамильный запрет на любые связи с Лайсвешами, так она ещё и вела себя не лучше уличной женщины.

— Возможно. Но неужели дети должны отвечать за грехи своих родителей? Да, они были злонамеренными негодяями, но означает ли это, что и для нас самих тоже нет никакой надежды? Как если бы… Впрочем, — прервал он себя, будто сказал что-то лишнее (почему-то Лии казалось, что барон имел в виду отнюдь не отпрысков Гедеона Лайсвеша и Энн Монтроуз), — сейчас мы говорим совсем не об этом. Не стоит вспоминать старые обиды Монтроузов. В конце концов, дорогая тётя, мы оба — Блады, а наш дом всегда старался держаться подальше от политики, правда, умудрившись при этом породниться со свергнутой династией.

Лия промолчала: как ни странно, ей нечего было возразить на это утверждение.

Около пятидесяти лет назад, когда дом Лайсвешев обвинил своих дальних родственников Монтроузов в государственной измене, последних не без помощи черногвардейцев свергли с векового трона. Многих из них казнили в то время на столичной городской площади без суда и следствия — казалось, что тогда в стране наступила полная анархия. Свергнутая королевская семья создала тайную организацию под весьма двояким названием «Королевство, которого нет». Полвека назад туда могли вступить лишь близкие родственники Монтроузов и их супруги. Они называли себя отступниками и носили на шее подвески с изображением чёрной розы — старинного королевского символа. Чтобы избежать полного истребления своей династии, Монтроузы обратились за помощью к Бладам. Знаменитая неприкосновенность дома «волков», которая запрещала арестовывать одного из них до тех пор, пока его вина не будет доказана и пока он находится в стенах фамильного особняка, позволила бывшим венценосным особам выжить в сложившихся условиях. Таким образом, Дантес и Эштон были троюродными братьями, их матери, Энн Монтроуз и Талия Блад — кузинами, а прабабушка Констанция Монтроуз могла бы в своё время стать законной королевой, но вместо этого стала супругой барона Блада и всю свою жизнь провела в Туманном Утёсе, не выходя из дома.