А потом он убил меня

ГЛАВА 12

Я возвращаюсь домой, когда нет даже пяти, и, едва открыв дверь, понимаю: что-то не так. Это просто ощущение, похожее на фальшивую ноту. Я вижу в прихожей сумку Джима. Я собираюсь окликнуть его и тут слышу, как он шепчет:

— Эмма!

Я ахаю, оглядываюсь, но не вижу его. Однако по-прежнему слышу шепот:

— Эмма!

— Джим?

— Тс-с! Эмма, я тут.

Его голова возникает из-за двери, которая находится в другом конце гостиной; за ней начинается коридорчик к его кабинету. Я спешу через гостиную, несколько ошалев от жестов мужа, которые означают то «иди сюда», то «тихо».

— Что случилось?

— Тихо! — шипит Джим. Он хватает меня за руку, притягивает к себе и шепчет прямо в ухо: — Можешь заглянуть в кабинет, но осторожно, чтобы тебя не засекли? И скажи, есть ли у меня на мониторе зеленый огонек.

— Не понимаю, что…

— Тс-с! Тихо, Эмма. Пожалуйста, не шуми. Просто иди сюда, загляни в кабинет и скажи, виден ли зеленый огонек веб-камеры. Наверху. Включена она или нет.

От него пахнет потом — и еще чем-то едким. Я сразу понимаю, что дело плохо, но киваю и делаю, как он просит. Джим берет меня повыше локтя, и мы меняемся местами, будто выполняя па какого-то странного танца. Теперь я стою у двери в кабинет, прижимаясь к стене спиной, медленно поворачиваю голову, чтобы заглянуть внутрь, и…

— Господи боже! Нас ограбили!!!

Джим тянет меня назад, но я выскальзываю из его хватки и влетаю в кабинет, усеянный разбросанными вещами. На полу, на кресле, на рабочем столе валяются бумаги, книги, папки, раскрытые коробки вперемежку с их содержимым…

— Огонек горит? Наверху экрана, где вебкамера? Горит? — резко спрашивает от дверного проема муж.

Я потрясена. Везде, куда ни посмотришь, хаос.

— Когда это случилось? Что-нибудь пропало?

— Эмма! — снова окликает Джим.

Я смотрю на верх экрана и едва-едва вижу точку индикатора — неподсвеченную. Подойдя ближе, я вперяю в нее взгляд.

— Нет. Не горит.

— Уверена?

— Да! Уверена! — Я захлопываю крышку ноутбука. — Господи, Джим, что тут произошло? Нас ограбили? Ты проверил остальные комнаты?

Муж, пошатываясь, тоже заходит в кабинет и пристально смотрит на ноутбук, хотя тот и закрыт.

— Джим!

— Нет-нет-нет, никто нас не грабил. Я работал, вот и все.

Я жду продолжения — должно же быть продолжение, дескать, пришел вот домой, а тут такое, полиция уже в пути, — но не слышу ничего подобного.

— Так это твоих рук дело?

— На меня столько всего навалилось, Эмма.

Я окидываю кабинет взглядом, и мне делается страшно, потому что Джим, кажется, в буквальном смысле сошел с ума.

— Ты сам устроил этот хаос?

Он пытается объяснить, но осекается.

— Да что происходит?

— Дело… в работе. За мной подглядывают.

— Что?

— То ли меня снимают, то ли просто наблюдают за мной. Я уверен.

— Зачем? Кто?

— Уж не беспокойся, — он грозит мне пальцем, — тут у меня есть неплохая догадка.

— Ты о ком?

Джим озирается по сторонам, будто только сейчас заметил беспорядок, быстро нагибается и начинает собирать разбросанные папки и бумаги. Я касаюсь его плеча, но он стряхивает мою руку.

— Джим, прекрати! Кто за тобой следит?

— Они хотят… все потому, что… блин, Эмма, в моем деле всегда конкуренция. Если кто-то украдет наши алгоритмы, мы в жопе, ясно? Дошло до тебя? — Он выпрямляется, со всей силы тычет себе пальцем в висок и повторяет: — Дошло?

— Джим, подожди, успокойся.

Я подхожу ближе, заглядываю ему в глаза. Может, он накачался наркотиками? Даже не знаю, что и думать, никогда не видела мужа таким. Сердце в груди начинает частить, и я делаю глубокий вдох, заставляя себя успокоиться. На случай, если Джиму понадобится немедленная помощь, я должна быть предельно собранной. Беру обе его руки в свои:

— С чего все началось?

— Они… понимаешь, дело в нашем исследовании. Кто-то пытается опорочить его; опорочить меня. Поэтому приходится работать дома. — Он снова озирается, одновременно быстро и исподтишка, как зверь в капкане.

— Так ты тут весь день сидел?

— Нет. Да.

— Ладно, слушай, давай для начала приберем. Я помогу.

— Нет! — Джим быстро хватает с пола первые попавшиеся бумаги и кучей валит на стол.

— Джим, остановись. Пойдем-ка со мной. В гостиную. — Я наклоняюсь и беру мужа за руку, он высвобождается. Я делаю еще одну попытку.

— Перестань! — рычит он.

Но я не перестаю, и наконец после нескольких попыток Джим позволяет себя уговорить. Я осторожно, за руку веду его к дивану и усаживаю рядом с собой, но, кажется, муж меня почти не видит. Я прижимаюсь к нему, и мы сидим так некоторое время, его голова у меня на плече. Глажу мужа по волосам, пока его дыхание в конце концов не выравнивается. Мысли у меня путаются. У Джима действительно паранойя? Все симптомы налицо, но, может, за ним и правда шпионят? Тогда понятно, почему он в основном работает дома. Однако все же что-то тут не так.

— Я приготовлю поесть, хорошо?

Джим отстраняется, кивает, проводит ладонью по лицу. Я помогаю ему прилечь на диван, подкладываю под голову декоративную подушечку и смотрю на него. Он лежит с закрытыми глазами; похоже, ему удобно. А когда я поднимаю взгляд, то вижу в окне за диваном ее, Беатрис. Уголок ее губ приподнят в полуулыбке, в ухмылке. Я отворачиваюсь и иду в кухню.

Там я упираюсь обеими руками в край раковины и опускаю голову. В последние несколько дней поведение Джима становится все более и более странным. Я поверила ему, когда он сказал, что виной всему напряжение от работы. Или дело в деньгах, как намекнул Терри? Может же такое быть? Но даже это не объясняет сцены, которой я только что стала свидетельницей. Боюсь, не началось ли у Джима какое-нибудь нервное расстройство. Я открываю кран и умываюсь холодной водой.

Потом достаю из холодильника яйца и ветчину. Нужно приготовить омлет. Джим должен поесть, это важно. Может, у него просто заскок. Терри говорил, что все в «Форуме» подхватили какую-то хворь, и у Джима, похоже, начались осложнения. Небось, плохо себя чувствовал, но работать не перестал, даже наоборот — перенапрягся, ну и ел вдобавок плохо.

Я достаю молоко и замечаю на дверце холодильника бутылку белого вина. Достаю ее и наливаю себе стаканчик: заслужила. Мне это необходимо. Поможет успокоиться. Я режу ветчину, разбиваю яйца, заставляю себя сосредоточиться на том, как шкварчит и пенится на сковороде сливочное масло; оно брызжет мне на руку, и я слизываю крохотное пятнышко. Наверняка Джима тревожат данные; поддельные данные. Вот он и съехал с катушек. Что же нам делать? Мне никак не привести мысли в порядок. Раскладывая готовый омлет по тарелкам, я с удивлением вижу, что бутылка опустела. * * *

— Ты не знаешь, Эм, какие мучения мне приходится выносить, какое давление, — говорит Джим, когда я ставлю тарелки на журнальный стол. Теперь тон у мужа мягкий. Он садится, проводит ладонью по лицу.

— Знаю, дорогой.

— Не знаешь. Даже понятия не имеешь. — Он вздыхает и произносит слова, которых я в жизни не ожидала от него услышать: — Может, пора все менять. Уйти из «Форума». Начнем все заново, только ты и я, переедем, откроем вместе новое дело. Мы с тобой, и больше никого.

Сердце у меня подпрыгивает. Я смотрю на Джима. Он все еще прикрывает глаза рукой, а потом опять проводит ладонью по лицу, и я вижу, что он вытирает слезы.

— Почему бы и нет, дорогой. Мы можем делать все, что захотим. Я всегда буду на твоей стороне. Вместе мы справимся, — бессвязно бормочу я.

— Ты не понимаешь, каково это. Прессинг, секретность…

Не уверена, что правильно расслышала последнее слово, но, кажется, это «страх».

Потом мы оба молчим, и я могу думать лишь об одном: Джим тоже понятия не имеет, через что прошла я. Ни малейшего.

— Может, перекусишь? — спрашиваю я, но когда оборачиваюсь к Джиму, оказывается, что он уснул и дышит во сне глубоко, ровно. Я приваливаюсь к нему, кладу голову ему на плечо.

— Мне многое известно о секретности и страхе. И о чувстве вины, — шепчу я. — Ты думаешь, будто я ничего не знаю об этом, но я знаю. — Я пьяна; лучше бы мне помолчать, но я не могу остановиться. — Знаешь, я ведь была там, когда она погибла. Господи, какой кошмар. — Я замолкаю и жду какого-то знака, по которому смогу понять, что муж меня слышит, но он спит, прикрыв глаза рукой и тихо похрапывая. — Беатрис. Она везде. Она меня пугает. Преследует. — А потом я прижимаюсь губами к уху Джима и очень тихо, но отчетливо шепчу: — Знаешь, это ведь я ее убила. * * *

— Привет.

Я открываю глаза. Джим мягко гладит меня по щеке и улыбается. У него мокрые после душа волосы, он чисто выбрит, одежда свежая, отутюженная, и на миг мне представляется, что его помешательство было всего лишь сном. Но это не так. Я сажусь в кровати.

— И тебе привет. Сколько времени?

— Полвосьмого. Ничего, что я тебя разбудил? Мне на работу надо, но я хотел с тобой поговорить.

— Конечно, ничего. Наоборот, мне только в радость.

Я беру лицо мужа в ладони и заглядываю ему в глаза. Они чуть покраснели, чуть налились кровью, но, кажется, у Джима все будет в порядке. У нас обоих все будет в порядке.

— Хочу попросить прощения, Эм. Правда. Вот.

На тумбочке у кровати — поднос с дымящейся чашкой кофе, тостом с яичницей и стаканом апельсинового сока. На самом краешке притулился вырезанный из бумаги цветок в бокальчике.

— Не смог достать розу в такую рань. Надеюсь, сойдет и так? — Он переставляет поднос мне на колени.

— До чего… неожиданно, — отвечаю я. — Но чудесно, спасибо. Спал хорошо?

— Нормально. Спасибо, что не будила. Это мне и требовалось: беспрерывный десятичасовой сон.

— На диване было удобно?

— Выходит, что да, раз я дрых всю ночь и только полчаса назад проснулся.

Я смеюсь.

— Мне правда стыдно за свое поведение, Эмма.

— Я ужасно переволновалась. Что вообще происходит, в чем проблема?

Муж вздыхает, глядя в одну точку где-то у меня за головой, и я подавляю порыв обернуться и посмотреть, что там такое интересное. Потом его взгляд возвращается ко мне.

— В «Форуме» произошли кое-какие, скажем так, события, и я оказался в затруднительном положении.

— Что за события?

Джим замолкает, формулируя ответ.

— Это все по секрету, о’кей?

— Конечно.

— У нас проходит проверка, дело касается государственных контрактов. Мы должны соответствовать определенным стандартам.

— Ясно.

— И мне кажется, что некая неизвестная группа использует эту проверку в целях промышленного шпионажа.

— Серьезно?

— Поэтому я в основном работаю дома.

— Господи, ты уверен?

— С высокой долей вероятности. Но рисковать уж точно не хочется.

— Конечно! Может, обратиться в полицию?

— Обращусь, если добуду доказательства. Это ведь преступление. Но мне нужно время.

— Так, а насчет… — начинаю я неуверенно.

— Насчет веб-камеры? И моей реакции? — Джим улыбается. — Мой ноутбук подключен к Сети, поэтому существует техническая возможность подключиться к нему извне и рулить процессами. Я работал с данными, и вдруг вижу: камера включилась.

— Правда? Ты видел, как загорелся огонечек? — У меня отпадает нижняя челюсть. — Значит, кто-то на самом деле за тобой шпионит?