А потом он убил меня

— Пожалуйста, скажите, что тут написано.

— Чего?

Я резко поднимаю трубку к его лицу, будто хочу ударить:

— Что тут написано?

Рука у меня дрожит, и мужчина спрашивает:

— Все в порядке? Может, вам что-то нужно?

Я что, по-японски разговариваю? Почему бы ему не выполнить просьбу? Я хватаюсь за край его синей куртки, лицо у мужчины напрягается, поэтому куртку приходится немедленно отпустить.

— Пожалуйста, прочитайте, что тут написано, — повторяю я. — У меня мигрень, все расплывается перед глазами. Вы же знаете, как бывает, когда мигрень? Хотя, может, и не знаете. В общем, читать нормально я не могу. Помогите, пожалуйста.

Он быстро улыбается, отталкивает мою руку и говорит:

— Просто двигайтесь, пожалуйста. Иначе я вас обойду и встану перед вами.

Я замечаю, что люди в очереди за нами тянут шеи, пытаясь понять причину затора, закрываю глаза и делаю еще шаг вперед, одновременно стараясь воспроизвести в голове только что прочитанное. Кажется, там было что-то вроде: «Брэд замечательно готовит, отлично, мы почти на месте». На месте — это где? Дорогой Боженька, ну пожалуйста, пусть я неправильно поняла и Фрэнки с Брэдом едут ко мне на квартиру… хотя нет, в эсэмэске упоминался пляжный домик, и… минуточку? Обед? Поздний ужин? Когда я просила у Фрэнки разрешения пожить у него, то говорила, что мне нужно побыть в тишине, наедине с собой, это я помню точно. «В тишине» — это мои слова. «Наедине с собой» — тоже. Тут в голову приходит, что я, похоже, действительно сильно не в себе, раз до сих пор даже не подумала попросту позвонить Фрэнки. Меня до сих пор потряхивает, но стало полегче, решение-то нашлось. Позвоню и скажу ему, чтобы не приезжал, навру, что ехать в пляжный домик незачем, якобы я в больнице, пусть туда и отправляется меня навестить. Мне удается найти нужный номер, но почему-то сразу идет переадресация на голосовую почту; не пойму, в чем тут дело. Я повторяю попытку, снова попадаю на голосовую почту, но упорно продолжаю жать кнопки, мне надо хоть что-то делать. А потом поднимаю глаза и вижу, что очередь движется мимо меня, а еще — что подъехало такси. Человек, которого я просила о помощи, как раз ступает на проезжую часть, и я бегу, отталкивая людей с дороги. Едва стоявший за мной мужчина открывает дверцу, я бросаюсь в салон и заявляю, что у меня срочное дело. «Извините», — добавляю я, захлопывая дверцу. Мужчина тоже что-то говорит, но я не слышу слов, потому что сообщаю водителю адрес и обещаю дать сто долларов на чай, если он доставит меня на место как можно скорее. Потом я откидываюсь на спинку сиденья из кожзама и перевожу дух.

Когда живешь в доме у друзей, проблема в том, что они не считаются с твоей частной жизнью. Со стороны Фрэнки довольно-таки невежливо просто взять и нагрянуть без предварительной договоренности. Я же не сваливаюсь как снег на голову к нему в гости, когда мне заблагорассудится, не позвонив заранее! Но даже если бы он просто приехал без предупреждения, все было бы иначе, тогда я хотя бы могла объяснить ему, что к чему. Сказала бы, что с тех пор, как мы с Джимом расстались, эта кошмарная бабища Кэрол преследовала меня, подкарауливала в укромных местах возле дома, названивала и молила о встрече. А еще сочинила безумную историю, что боится Джима, который якобы хочет ее убить. «Она совсем свихнулась, Фрэнки, и очень опасна. Даже тут меня выследила, представляешь? Но я смогла одолеть ее и связать, вот жду, пока полиция приедет. Где же полиция? Должна уже быть здесь. Надо еще разок туда позвонить, просто для верности». Да, примерно так я бы и сказала.

Очернить Кэрол будет не слишком сложно. Кому поверит Фрэнки? Конечно, мне. Я бы поведала, как она хитростью заставила меня выпивать с ней, сперла мои водительские права и одевалась в такую же одежду, притворяясь мною. А все для того, чтобы заполучить Джима, хотя, положа руку на сердце, непонятно, зачем так себя утруждать: пусть забирает на здоровье.

— Все в порядке? — спрашивает водитель, и я выпрямляюсь.

— Да, а в чем дело? — Для устойчивости я упираюсь ладонями в сиденье по обе стороны от себя.

— Вы разговариваете сами с собой, — поясняет он. * * *

Как-то все слишком затянулось. Я застряла в бесконечном кошмаре, все еду и еду, и на повторном наборе у меня телефон Фрэнки. Вызов. Голосовая почта. Вызов. Голосовая почта. Да что за херня, чем там вообще занят мой издатель? Неужели звонит в полицию? И требует немедленно выслать наряд, потому что у него в ванной лежит посторонняя связанная женщина? Я прижимаюсь лицом к окну, высматривая полицейские автомобили, и боюсь с минуты на минуту испытать на своей шкуре, какой бывает настоящая погоня: по крайней мере десяток «луноходов» с включенными мигалками, которые крутятся и светят то красным, то синим, и с мегафонами на крышах: «Эмма Ферн, руки за голову! Выйти из машины!»

Оживает мой телефон, и я умираю. Я потею и боюсь посмотреть, что там. Потом прикрываю глаза ладонью, делаю малюсенькую щелку между пальцами и читаю: «Прикупи по дороге молока, ладно? Ф. Целую-обнимаю».

Я быстро убираю руку и читаю сообщение снова. Оно действительно от Фрэнки, и отправлено только что. Блин, и где он сейчас? Ясно, что не в пляжном доме. Или мы с ним о чем-то договаривались, а я забыла? Чувствуя нарастающую боль между глаз, я перечитываю предыдущую эсэмэску от моего издателя, проглядываю десятки более старых. Может, я пропустила какую-то?

Ко мне обращается водитель, и я переспрашиваю:

— Что?

— На скоростном шоссе Лонг-Айленда какое-то ДТП. — Водитель постукивает по экранчику навигатора.

— И сколько нам ехать?

Он пожимает плечами:

— Ну, может, час. Стараюсь как могу.

Кто-нибудь, прикончите меня уже, умоляю.

— Мне же все равно полагаются сто баксов, да? Я стараюсь побыстрее, — повторяет он.

— Да. Просто едем дальше. Как можно быстрее. Хоть на красный, мне все равно, штрафы оплачу. Вообще оплачу любые расходы, только, пожалуйста, поскорее довезите меня на место.

Фрэнки писал, что он в пути. Мне всего лишь нужно оказаться в домике первой. Снова пробую до него дозвониться, и опять попадаю на голосовую почту. Блин, я сейчас эту трубку в окошко выкину! Опять читаю последнее сообщение: «Прикупи по дороге молока, ладно? Ф. Целую-обнимаю».

Не понимаю! Он что, не может сам купить молока? Может, он еще не выехал? Может, мне все это снится? Дрожащим пальцем я набираю ответ: «Легко. Еще что-нибудь нужно? Э. Целую» — и жду, прижавшись к окну. Через миг от Фрэнки приходит: «Ничего, только ты сама:) скоро увидимся. Ф. Целую».

Боже ж мой! Я закрываю лицо руками. Неужели Фрэнки до сих пор не открыл дверь в ванную? Но это просто нелепо. Если бы Кэрол услышала, что в доме появился посторонний, то начала бы кричать. Может, Фрэнки меня дурит? Прикидывается, будто все в порядке, чтобы я приехала прямо в лапы копов?

Я обдумываю имеющиеся варианты. Можно попросить водителя отвезти меня в аэропорт и улететь — куда-нибудь, все равно куда. А потом бросить эсэмэску Фрэнки, написать, что самолет захватили и все мы умрем, но в эти последние, самые мрачные моменты я думаю о нем, своем друге.

Из страны мне не улететь, потому что у меня нет при себе паспорта. Я просто не думала, что он может понадобиться. Даже в голову не приходило, что это мне придется отправиться в Тунис.

А может быть, Кэрол потеряла сознание? Или просто слишком напугана, чтобы кричать? Раньше, правда, она не боялась, вон как заорала во время моего разговора с Сэмом, с чего бы ей вдруг начать стесняться? Или, может, она умерла. Или снова уснула после таблеток, которые я скормила ей с вечера.

Я набираю очередное сообщение Фрэнки: «Не пользуйся хозяйской ванной, плиз. У меня там кое-что случилось, хочу сперва убрать. Прости!», но потом передумываю и удаляю текст, не отправив. Пожалуй, лучше будет заявить о полной своей невиновности. И разыграть удивление. Меня не было дома, и я понятия не имею, что это за тетка. «Погоди-погоди, Кэрол, это ты, что ли? Какого хрена ты тут оказалась?» * * *

Я помню про молоко, поэтому прошу таксиста остановиться у магазинчика на заправке: пригодится, если придется пустить в ход историю про больную на голову Кэрол, которая меня преследует: «Но, детектив, я понятия не имею, как это особа вообще здесь очутилась. По-вашему, я стала бы заезжать за молоком, если бы держала тут пленницу?»

Я прошу водителя высадить меня за добрых полмили от дома и плачу сто долларов сверх счетчика. Последнее, чего я хочу, — это чтобы он мне устроил сцену. Вокруг очень тихо, ни намека на то, что по соседству происходит нечто шокирующее.

Я поднимаюсь на холм, к дому, постоянно сканируя взглядом пространство перед собой и опуская голову, если мимо проезжают автомобили. Но везде царят покой и тишина. Чем ближе к дому, тем сильнее ощущение, что возле него меня поджидают полицейские машины и фургоны телевизионных новостей, но нет, ничего подобного.

И вот я на месте. Снаружи видно, что почти в каждой комнате горит свет. Фрэнки и, судя по всему, Брэд стоят лицом друг к другу у окна. Я смотрю на их силуэты и вижу, как Фрэнки одной рукой обнимает Брэда за плечи, а тот подносит к губам бокал.

Они определенно не выглядят ошалевшими. Не похоже, чтобы они минуту назад обнаружили в ванной труп женщины. Просто два человека ведут возле окна праздную беседу, ничего более.

Минут на пять я прирастаю к земле и смотрю, как они болтают, а потом отходят от окна. Тогда я направляюсь к переднему крыльцу. Загорается сенсорная лампа, я прижимаюсь ухом к тяжелой деревянной двери, но ничего не слышу. Дом и те, кто в нем находятся, погружены в блаженный покой.

Я собираюсь с духом и вхожу.