Антология сатиры и юмора России XX века. Том 15. Лев Новоженов

Иностранная машина

Вот тут мы и живем. Район, правда, отдаленный — из тех, что в бюллетенях по обмену жилплощади обычно просят не предлагать. Зато воздух хороший! Воздух у нас просто замечательный! Ну, что еще? Кинотеатр, универсам, прачечная, химчистка, две парикмахерских… Шум электрички, гомон ребятни во дворе, скрип качелей, глухой звук, который хозяйки палками извлекают из огромных, пыльных ковров…

Возвращаясь из булочной. Напраслин Ф. Я. обнаружил мираж. Мираж выбрал для себя не самое лучшее место — пространство между мусорными контейнерами и трансформаторной будкой. Напраслину он явился в виде «Бьюика» цвета пережженной стали. Машина было длинной, почти плоской и красивой, как коробка шоколадных конфет. Иностранная машина. Иностранная, если не считать номер. Номер на ней был наш.

Напраслин подошел к миражу и дотронулся до него рукой. Ладонь ощутила прохладное прикосновение металла. Нет, пожалуй, она была красива, как яркая почтовая марка, напоминающая о чужих далеких землях, об экзотических городах, о людях, не похожих на нас с вами.

Дома Напраслин выложил хлеб и объявил:

— Сейчас шел и вижу: иностранная машина стоит. Возле трансформаторной будки.

— Да? — равнодушно спросила жена.

— Марки «Бьюик», — сказал Напраслин.

— Постоит, постоит и уедет, — сказала жена и спрятала хлеб в большую эмалированную кастрюлю.

Напраслин подошел к окну. Прямо под ним, совсем близко, росла рябина. Напраслин высунулся из окна и сорвал гроздь ягод. Каждая из них была снабжена черным крестиком, словно пуговица, пришитая к черенку суровыми нитками. Напраслин положил ягоду в рот и сейчас же выплюнул. «А вдруг Борькина машина? — пронзила его неожиданная и неприятная мысль. — Взял втихаря и купил».

Напраслин измерил в уме расстояние от машины до Борькиного дома. Метров восемьсот будет. Однако это еще ни о чем не говорило. Предположение, на первый взгляд выглядевшее нелепым, даже уже вопреки воле Напраслина начинало приобретать черты реальности. Был он человеком мнительным.

«А деньги? Где он такую прорву деньжищ достал?» — подумал Ф. Я. И воображение немедленно нарисовало богатого родственника, оставившего наследство.

«Неужели обскакал, черт! Вот это номер! Ай да Борька!»

Надо сказать, что между Напраслиным и его приятелем существовало негласное жизненное соревнование. К успехам друг друга они относились, что называется, ревниво. Оба были одного года рождения, и до сих пор никому не удавалось вырваться далеко вперед.

«Да что ж так сидеть и мучиться! — разозлился на себя Ф. Я. — Надо немедленно все выяснить и успокоиться. Скорей всего, это одни мои фантазии, а все же…» Он подошел к телефону и набрал номер. Трубку подняла Борькина Нинка. Голос у нее был веселый. Напраслин сглотнул комок, образовавшийся в горле, и начал издалека:

— Ну что, вас можно поздравить?

— Ты про что это? — спросила Нинка.

— Будто не знаешь, — игриво сказал Напраслин.

— Понятия не имею.

— Ну, с приобретением, — Ф. Я. делал над собой страшные усилия, чтобы казаться непринужденным.

— A-а, ты, наверное, про кухонный комбайн! Тебе Вера уже доложила!

«Кухонный комбайн — еще куда ни шло», — отлегло от сердца.

— Про него, Ниночка, про него! — засмеялся Напраслин. — Как работает?

— Зверь, а не агрегат!

— Ты смотри Борьку-то не закорми. Он и так уже в двери не пролезает. Кстати, сам дома?

— Какой! Умотал. Ты ж его знаешь, на месте не посидит, Передать что, когда вернется?

— Да нет, ничего не надо. Я просто так. — Ф. Я. повесил трубку.

— Пойду прогуляюсь, — бросил жене.

Иностранная машина находилась на прежнем месте и праздно лоснилась в лучах заходящего солнца. Целый табун лошадей скрывался под лакированной крышкой ее капот?. Возле машины ошивалось несколько подростков.

— А руками-то зачем трогать! — сделал замечание Ф. Я.

Подростки отодвинулись от машины.

— Дядь, а чего она такая низкая? Спортивная, да? — спросил один из них, рыжий.

— Да, спортивная! И если увижу еще раз, что кто из вас трогает, уши оборву!

Ф. Я. неодобрительно глянул в сторону мусорных контейнеров, повернулся на каблуках и зашагал к дому. Спиной он чувствовал завистливые взгляды подростков, видимо, признавших в нем сурового владельца транспортного средства.

— Вер, а она все стоит, — сказал, входя в квартиру.

— Кто? — спросила жена.

— Машина. Иностранная.

— Далась тебе эта машина, — жена широко зевнула. — Кто-то звонит. Подойди к телефону.

Звонил Борька.

— Здорово, старик! Ты меня разыскивал? — И не дожидаясь ответа: — Видал «Бьюик»? Жар-птица!

— Слушай, — сказал Напраслин, — ты, когда проходил мимо, не заметил случайно, там пацаны не шалят? Покрытие, понимаешь, поцарапать ничего не стоит, а потом мучайся. Где такой лак достанешь?

Ф. Я. одним духом произнес эти слова и сам удивился тому, что произнес. Буквально секунду назад ничего подобного у него на языке не было. Ах, не знает себя еще человек как следует.

— А тебе-то что? — подозрительно спросил Борька. — Твоя машина, что ли? Пусть у хозяина голова болит.

— Ладно, чего в прятки играть, — продолжая изумлять себя, сказал Ф. Я. — Помнишь, я тебе про своего дядьку рассказывал. Чудной экземпляр! Его машина. В свое время купил, а теперь глаза слабеть стали, водить не может, да и куда старику ездить! Близких никого. Переписал колымагу на меня, владей, говорит. Я по глупости согласился. Обуза, признаться.

— А водительские права? — прошелестел Борька.

— Права у меня уже сто лет. Ты что, не знал?

— Не знал, — голос у Борьки был тусклый-тусклый. — Нин, а Нин! Слышишь, какая новость у нашего друга! — Борька что-то там такое объяснял своей Нинке.

— Напраслин! — закричала она, выхватив у мужа трубку. — Мы тебя поздравляем, Напраслин! Я так рада, ты себе не представляешь! Когда на пикник поедем?

— Да хоть завтра, — пробормотал Ф. Я., мысленно проклиная себя: «Ну что ты, дурак, мелешь? Совсем с ума спятил!..»

— Замечательно! — прокричала Нинка. — Продовольствие берем на себя, горючее ваше. Сбор в семь часов прямо у машины.

— В семь рано, — заикаясь, возразил Ф. Я. — Давайте в девять? — земля уходила из-под ног.

— Договорились! Умница ты. Напраслин! Я всегда в тебя верила. До свидания, родной!

«Признаваться жене или не признаваться, каких дров наломал, — раздумывал Ф. Я., кружа по квартире. — И если не ей, то кому же? По крайней мере, хоть на душе полегчает». И он, краснея и бледнея, выложил ей всю эту идиотскую историю, не переставая повторять, что сам диву дается, как оно так получилось.

— Ничтожество! — сказала жена.

— И это за мою откровенность, — пошатнулся Ф. Я.

— Надо позвонить Борьке и объяснить все как есть. Сказать, что пошутил. Глупо пошутил.

— Невозможно! Это просто невозможно! — Ф. Я. живо вообразил себе злорадное лицо приятеля. А какая неисчерпаемая тема для Нинкиных издевательских острот! Ей на полгода хватит. Язычок у нее — ой-ой-ой!

— Выкручивайся, как знаешь! — сказала жена.

«Подруга жизни, — горько подумал Ф. Я. — Семь лет женаты, а как чужие. Чуть что — сразу в сторону».

Здесь нет нужды описывать душевные переживания Напраслина Ф. Я., его бессонницу, вкус настойки пустырника, которую, морщась, глотал он в 2 часа ночи на кухне, шлепанье босых ног по коридору (и куда провалились эти чертовы тапочки!) и прочее.

Рассвет застал Ф. Я. на ногах. А уже в половине девятого утра он лежал под иностранной машиной, гремел гаечными ключами и замирал от страха, что в любую минуту может подойти ее истинный владелец и потребовать объяснений.

В 9 часов, минута в минуту, Ф. Я. услышал над головой оживленные голоса. Разговор сменился глубокой паузой. Надо полагать, говорившие изучали представшую перед ними картину.

— Что, стоп-машина? — первым нарушил молчание Борька.

— А ты сам не видишь? — сказал из-под машины Ф. Я.

— Что-нибудь серьезное? — с деланной тревогой в голосе поинтересовалась Нинка.

— Карданный вал, — вкладывая в эти слова все запасы скорби, сообщил Ф. Я. — Серьезней не бывает. Колымага уже двести тысяч прошла. Дядя ее не очень-то щадил.

— Двести тысяч! — ужаснулась Нинка.

— М-да, вот они какие пироги! — совершенно не к месту промямлил Борька.

— Мам, ну когда мы поедем! — заканючил их малолетний отпрыск.

— Замолчи! — прикрикнули на него. — Не видишь, машина сломалась, ее ремонтируют!

— Ты бы предложил ему свою помощь! — набросилась Нинка на мужа. — Стоишь как столб.

— Тебе помочь? — спросил Борька.

— А чем ты мне поможешь? Ты же в автомобилях не разбираешься.

— Не разбираюсь, — как эхо повторил Борька.

— Только мешать будешь. А я вам и так все планы спутал. Идите лучше домой. И не обижайтесь на меня.

— Что ты, Напраслин! — сказала Нинка, и голос ее зазвенел благородством. — Это ты нас извини. Навязались со своим пикником. Ну, ничего, как-ни будь в другой раз. Не расстраивайся, все будет в порядке. Мы пойдем, не будем у тебя над душой стоять.

— Спасибо, ребята! — отозвался Ф. Я. — Конечно, идите. Я уж тут один.

Он видел их удаляющиеся ноги. Потом плыли кучевые облака, ничего не подозревавшие о страданиях Напраслина Ф. Я.

Дома он долго стоял под душем и шептал: «Уезжай, машина, отсюда! Ну, чего тебе здесь делать? Уезжай, а! Совсем уезжай!»

Но она не уехала ни назавтра, ни на послезавтра. В понедельник утром Напраслин встретился с Борькой на платформе: они ездили каждый на свою службу к одному часу, и на электричке было удобней всего.

Первый Борькин вопрос, разумеется, был о машине.

— Сам знаешь, как с запчастями Тем более это тебе не «Жигули».

— Да, да, — закивал головой Борька. Туг подошел поезд, толпа подхватила их, швырнула в двери и разнесла в разные стороны. — Созвонимся! — крикнул через головы друг и соперник.

Машина уехала в воскресенье вечером. Услышаны были заклинания Напраслина Ф. Я. Он как раз рыскал вокруг, гипнотизируя автомобиль иностранной марки, когда к машине подошел мужчина и вставил ключ в замочную скважину дверцы. Лицом мужчина напоминал какого-нибудь герцога в изгнании, а может, Ф. Я. так просто показалось, уж больно необузданным воображением обладал он.

— Уезжаете? — спросил Ф. Я. робко.

— А вам-то что? — спросил мужчина, он уже сел в кресло и взглянул на Ф. Я. подозрительно.

— Ничего, — сказал Ф. Я. без обиды. — Я просто так. Очень у вас машина красивая.

— Красивая! — фыркнул мужчина. — Не верьте красоте. Красота — обман! — Мужчина включил зажигание и отжал сцепление, но машина не завелась.

— Значит, уезжаете? — повторил Ф. Я., забыв, что он уже задавал этот вопрос, в сущности довольно бессмысленный в данной ситуации. Но мужчина не рассердился на этот раз.

— Не то слово уезжаю, — сказал он, — уношу ноги.

— А когда приедете? — спросил Ф. Я.

— А уж от этого прошу уволить, — сказал мужчина. — Сыт по горло! Хватит! — При этих словах машина завелась. — Не верьте красоте, уважаемый! — Герцог вдруг как-то потерял к Ф. Я. последние остатки интереса и захлопнул дверцу, даже не попрощавшись. Машина зашипела шинами по асфальту, как яичница, и исчезла.

Напраслину сделалось грустно. Почти две недели владел он машиной, и теперь у него ничего не было. Он двинулся, не думая куда идет, и вышел к зданию кинотеатра. Перед ним было безлюдно, последний сеанс уже начался. Рабочие меняли щит с рекламой фильма минувшей недели на новый. Его вытащили из огромной рамы, обращенной к парку, и сквозь пустой четырехугольник смотрели обнаженные деревья. Они извещали, что завтра опять будет осень.