Антология сатиры и юмора России XX века. Том 15. Лев Новоженов

Плохой человек

Уже с первого взгляда на него возникало подозрение, что это плохой человек. Со второго подозрение усиливалось. С третьего становилось окончательно ясно: да, это очень, очень плохой человек.

Правда, стол ему достался неудобный, у двери, на самом проходе, что немного нас удивило: ведь неудобные столы — обычный удел хороших людей, плохие — те умеют устраиваться. Но Ягнюк сказал, что объяснить это простым отсутствием в данный момент удобных столов было бы слишком наивно. Нет, тут что-то есть. Скорей всего, какая-то уловка, призванная расположить нас в свою пользу и усыпить нашу бдительность.

— Ничего, он еще свое возьмет, — пообещал Ягнюк.

И мы принялись настороженно ждать, когда наш сослуживец начнет брать свое.

А уже через две недели после его появления Нина Анатольевна сломала ногу.

По этому поводу Ягнюк высказался так:

— Хорошим людям всегда не везет. То они ногу сломают, то еще что-нибудь. Это плохие ходят себе и хоть бы хны. И живут они, между прочим, значительно дольше, чем хорошие…

Нам сделалось окончательно грустно. Мало того, что порядочным людям и так приходится страдать от разных подлецов, да еще у порядочных и век короче. Что же это делается, братцы!

— А вы заметили, — вдруг сказал Валерий Иванович, — что он все время о чем-то думает, думает, думает…

— И замышляет что-то, — изрек Ягнюк.

— Но что? — спросила Любовь Степановна.

— Эх, если бы знать! — вздохнул Ягнюк.

— Мне страшно, — захныкала в своем углу Светочка.

— Всем страшно, — утешил ее Ягнюк.

Буквально через месяц после разговора от Валерия Ивановича ушла жена.

Мы все очень ему сочувствовали, Ягнюк же сказал:

— Хорошим людям всегда достаются какие-нибудь стервы. А приличные женщины всю жизнь мучаются за всякими негодяями. Так уж устроен свет, — и он неодобрительно посмотрел на пустующий в эту минуту стол нашего сослуживца.

Мы все тоже неодобрительно посмотрели на его стол.

Однако это были, как говорится, ягодки. Цветочки ждали впереди. В голове не укладывается, что и через три месяца со дня своего появления новенький еще вынашивал коварные планы. Вот каковы плохие люди! Сначала все хладнокровно рассчитают, а потом уж и обрушат на вас.

Нервы у нас стали сдавать.

— Скорей бы, — повторяла Любовь Степановна. — Пусть лучше самое дурное, чем неизвестность.

Но однажды Ягнюк встал в полный рост и заявил:

— Все, хватит, пора действовать — иначе пропадем. Добро должно быть с кулаками, — и он сжал кулаки, показывая, каким должно быть добро.

— Мы готовы, но скажите, как? — воскликнули мы.

— Надо ударить в колокол справедливости.

— Что это значит: ударить в колокол справедливости? — спросили мы.

— В данном случае это означает просигнализировать куда следует. Например, администрации. Конечно, в письменном виде.

— Но факты, факты, он же еще никак не проявил себя! — воскликнули мы.

На это Ягнюк ответил, что когда проявит, будет уже поздно что-либо предпринимать. И что плохие люди в конце концов все на один лад, и наше знание жизни, наш горький опыт столкновений с ними должны подсказать нам нужные слова.

Вечером мы собрались у Ягнюка и написали письма. Было очень уютно, по-семейному, как бывает, когда собираются только свои. Кто-то остроумно заметил, что наша живописная группа напоминает известную картину «Письмо запорожцев турецкому султану», и все долго смеялись.

Подписали мы письмо коротко и поэтично: «Неравнодушные».

Спустя неделю его уволили по его собственному желанию.

Помню, как он собирал бумаги со своего стола, как обронил «до свиданья» и вышел за дверь.

— Все-таки есть справедливость на свете! — произнес в наступившей тишине Валерий Иванович.

— Ничего, выплывет, — сказал Ягнюк. —

Такие не пропадают. Это хороший человек пропадет, а таким хоть бы что.

Я сидел и думал. Я думал о том, что было бы, не прими мы вовремя нужных мер.

Просто страшно представить.