Антология сатиры и юмора России XX века. Том 15. Лев Новоженов

Прекрасная Герда

Может быть, вы тоже смотрели этот фильм. Там у одной женщины есть собака. И они вместе приезжают отдыхать, кажется, в Ялту! И женщина встречает мужчину, к которому у нее возникает большое человеческое чувство.

Так вот, она в нашем подъезде жила, тремя этажами выше. Я имею в виду не женщину, а собаку. Жила со своими хозяевами. После дебюта их собаки в кинематографе никто в подъезде у нас иначе не говорил, как «те самые, у которых собака в кино снималась».

Мы с женой, конечно, на этот фильм сходили. Нам понравился. И если раньше мы с хозяевами собаки только здоровались, то, снова столкнувшись с ними в подъезде, я что-то такое похвальное сказал насчет их животного. Мол, как хорошо играет, и вообще. А они что-то такое ответили в том духе, что, мол, очень приятно слышать. А жена моя возьми и пригласи их на пирог вечером. А они возьми и согласись.

В общем, симпатичные оказались люди. И совсем незаносчивые. Несмотря на то, что все-таки их собака в кино снималась. Нет, простые, нормальные люди. Правда, собачкина хозяйка оказалась довольно разговорчивая, но я еще не встречал женщин, которые не любят поболтать.

— Кто бы мог подумать, что у нашей Герды вдруг обнаружится талант, — работала она языком. — Мы с мужем никогда не страдали тщеславием и ни к чему такому не стремились. Просто один знакомый режиссер…

— Эра, ну кому интересны эти подробности, — смущался супруг хозяйки.

Но ее было не остановить.

— А Федор — так вообще был с самого начала против. Он считал, что съемки отрицательно повлияют на здоровье бедной псины. Ведь, правда, Федор?

— Эра, ну людям, может, скучно все это выслушивать… — смущался он. Куда там!

— Вы еще не знаете, какой он у меня, Федор. Как он любит все живое. Как боготворит Герду. Не приведи, чтобы хоть волос упал у нее с головы. Правда ведь, Федор?

— Эра, ну зачем ты так! — стонал он.

Мы, конечно, со своей стороны, тоже вставили пару слов. Я, например, сказал, что мы смотрели фильм дважды, хотя, если честно, мы смотрели его один раз. Уж очень хотелось доставить удовольствие нашим симпатичным соседям.

А они, между прочим, сообщили, что сейчас у них много предложений со студии, чтобы снова снимать Герду, но они еще сто раз подумают, прежде чем пускаться в следующую авантюру. Потому что для них участие в съемках — не главное. Им важна творческая сторона. Насколько, значит, творческие способности Герды смогут раскрыться.

И стали мы дружить.

То я зайду, занесу им косточки для Герды, то они попросят меня с ней погулять. А мне и приятно. Правда, первое время волновался: все-таки собачка, согласитесь, не из простых. Мало ли что. Потом попривык. И другие привыкли меня с ней видеть. Подходят, спрашивают о творческих планах. Я отвечаю. Так, мол, и так, предложения есть, но хотелось бы что-либо поинтереснее. Потому, видите ли, что главное — не участие, а творческая, так сказать, сторона. Чтоб раскрыться, понимаешь, со всей полнотой.

Иной раз как начнешь говорить, сам себя заслушаешься. И думаешь: неужели это ты? А твой собеседник кивает с задумчивым видом, соглашается.

Как-то наш управдом подошел.

— Ты, — говорит, — Виктор Павлович, с собакой здесь гуляешь, а с собаками здесь нельзя. Вон и табличка висит: «Выгул собак строго воспрещен». Но поскольку собака большого культурного значения, то закрываю глаза… Проведем как работу по эстетическому воспитанию.

Потом помолчал, кашлянул и сказал:

— Туг у меня племянник во ВГИК поступать собрался… Так нету ли каких концов, Виктор Павлович? Я обещал поспрашивать кое-где.

Прошло некоторое время, и наши соседи собрались в отпуск, а Герду вручили нам. Уезжая, они надавали множество всяких инструкций, как ее кормить р сколько раз, и чтобы ни в коем случае не подпускать других собак во время выгула. Да я и сам это прекрасно знаю. Я оборудовал в нашей квартире специальный уголок, где Герде спать, и сынишку нашего маленького, Витьку, отправил на месяц к бабушке, потому как дитя по неразумию может собаку обидеть. Кажется, все предусмотрел, все предвидел — одного ни предвидеть, ни предотвратить не мог.

Случилось это во вторник, да, точно, во вторник — жив буду, не забуду. Приходит к нам утром газета, раскрываем мы ее и натыкаемся на рецензию на фильм с Гердиным участием. И что же мы читаем? Мы читаем, что «сцены с собакой — одни из самых слабых во всей картине. Игра собаки вяла, невыразительна, вторична. Где-то мы уже видели таких собак. Она явно не воспользовалась теми богатыми возможностями, что были заложены в литературном первоисточнике. Режиссер же, пошедший у нее на поводу (хотя, казалось бы, должно быть наоборот), ограничился первым попавшимся решением и не дерзнул на поиск».

И это все про нашу Герду написано. Виданное ли дело! Хорошо, что она не умеет читать. А то ведь травма, и, может, на всю жизнь.

А ларчик, оказывается, открывался просто. Когда приехали наши соседи, они нам все отлично объяснили. Эра сказала, что она хорошо знает критика, накропавшего статью, у него, представляете, тойтерьер, которого он всячески пытается пропихнуть в кино, и рукой нашего обидчика водила черная зависть. Даже иногда не представляешь, до чего злыми могут быть люди!

А Федор сказал, что судьба Герды — это судьба настоящей творческой личности, вынужденной прокладывать дорогу в атмосфере недоброжелательности, и что своими новыми работами Герда отстоит свою неповторимую художественную манеру и заставит замолчать завистников. Очень он красиво говорил. Я на всю жизнь запомнил.

И начали мы бороться. Вернее, бороться стали наши соседи — мы ждали и волновались. Они ездили по студиям и еще куда-то, и чем больше ездили, тем мрачнее становились. И на вопросы наши отвечали как-то уклончиво.

Раз гуляю я с Гердой, и подходит к нам управдом. И говорит:

— Слышь, Виктор Павлович, кажется, русским языком написано: «Выгул собак строго воспрещен». Ай ты читать не умеешь?

— А как же, — я спрашиваю, — насчет большого культурного значения? Сам говорил… Опять же и племянник…

— Ошибся, — говорит, — я в вашей псине. Занял непринципиальную позицию. А племянник в лесотехнический решил податься. И я его решение приветствую как сугубо правильное/

Вот оно как повернулось. Ну, да ладно.

Миновало еще какое-то время. Отправился я к нашим соседям с вкусными косточками для Герды, заношу палец, чтобы нажать кнопку звонка и слышу — сами знаете, какая звукоизоляция в нынешних квартирах, — слышу сквозь дерматин двери голос Федора:

— Куда на мое кресло, холера! С лапами на кресло! Пошла вон на место! Вон твое место, бездарность! Ах, ты не понимаешь по-хорошему, вторичная ты тварь!

И затем повизгиванье Герды, видать, он ее наказывает.

Клянусь, не хотел подслушивать! Но то, что случайно уловили мои уши, поразило меня в самое сердце. Как он мог так кричать на нее! Как мог поднять руку! На замечательную, прекрасную, неповторимую Герду!

Я не стал звонить в дверь. Я вернулся домой, а косточки по дороге выкинул в мусоропровод, хоть и жаль.

На следующий день к нам заглянул Федор.

— Тут, значит, такое дело, — сказал он, разглядывая свои ногти. — Короче, у Эры открылась аллергия на собачью шерсть. А мы знаем, как вы привязались к Герде. Она для вас сделалась как родная. Хотите, забирайте свое сокровище.

…Мне осталось сказать, что теперь Гер да живет с нами. Всякие надежды на то, что ее будут снимать в кино, рухнули. Но нас почему-то это мало тронуло.

Я думаю, может, это вовсе и не собачье дело. Гуляю я с ней на пустыре. Где гуляет и весь остальной псиный народ со своими хозяевами.

В результате мы с Гердой ждем прибавления семейства от славного пса Тихона, помеси дворняжки то ли с эрделем, то ли с фоксом. Кстати, вам случайно не нужны щеночки, задаром отдаем?