Антология сатиры и юмора России XX века. Том 15. Лев Новоженов

Голод и тетка

Говорят, скоро голод наступит, ну, я и решил себе новые зубы не вставлять. А вдруг он и вправду наступит? А я, как дурак, с новыми зубами. Что я ими жевать буду? Не разумней ли зубные деньги вложить в приобретение мягкой пищи долговременного хранения, пока ее еще можно добыть?

Жена моя тоже начала готовиться к надвигающемуся голоду. По-своему. Достала с антресолей старые платья, которые не налезают на нее лет уже десять, и принялась их примерять. Пока они ей все еще малы. Пока. Значит, до голода еще далеко, так я рассуждаю.

Слухи о вероятности голода неимоверно повысили накал страстей в продовольственных очередях. При попытке пролезть к прилавку незаконным путем была даже задавлена одна тетка в одном колбасном магазине, из чего я делаю вывод, что народ наш еще не настолько истощен, чтобы не суметь постоять за себя. Он еще удерживает слабеющими руками кровную колбасу, и не так просто ее у него вырвать.

Ничем другим, как предчувствием близкого голода, не объясняю я и недавнюю ситуацию в Верховном Совете РСФСР, когда тот вознамерился скушать премьер-министра союзного правительства, но союзное правительство отстояло этот деликатес от грубых посягательств. Я сначала удивлялся, жалко, что ли, однако теперь до меня дошло, что премьер оставлен про черный день, в качестве неприкосновенного запаса, и если его пока не разрешают трогать, значит, действительно, до голода еще далеко, и просьба — сохранять спокойствие, товарищи!

Кроме того, чтобы окончательно утихомирить общественное мнение, хочу напомнить, что кроме премьера там еще куча народу в правительстве, а есть еще и планирующие органы, и различные комитеты, и составляет их контингент в массе своей довольно упитанный — так что неужели не прорвемся, имея такие запасы продовольствия? Я думаю, что прорвемся.

Но — чувствую, мои слова как об стенку горох. Голод, конечно, не тетка, а что-то вроде троюродного племянника, появление которого гипотетически вероятно. И мы уже испытываем к нему что-то вроде теплых родственных чувств. Причем о нем больше всего любят распространяться те, кто и в глаза не видел, как он в натуре выглядит. Молодое мордатое поколение — современники кабачковой икры и рыбных палочек.

Голод еще не наступил, но модель нашего поведения все больше напоминает нравы гарнизона осажденной крепости, употребившего в суп последнюю пару сапог. И что характерно, признаки, отличающие человека от животного, исчезают со скоростью, намного превышающей темпы исчезновения провианта. Зачем же спешить-то так? Зачем же отсутствие свинины замещать всеобщим освинением? Хотелось бы, чтобы оба эти процесса шли, по крайней мере, нога в ногу, я уж и не помышляю о проявлении чудес благородства и рыцарства, до того ли?

Я тут недавно сказочно разбогател и решил, что наконец в состоянии заказать форточки в оконные рамы — мечта всей моей жизни. Но оказалось, что и всего моего богатства не хватит на то, чтобы сделать форточки. Ну одну форточку я еще кое-как потяну, ну две от силы, но пять форточек по числу окон — тут надо мне еще трудиться и трудиться в поте лица,

— Ну как же так, — говорю мастеру, — товарищ дорогой, почему же так дорого?

— Так ведь к рынку переходим, — говорит мастер.

— Так ведь не перешли еще, — говорю я.

— Так ведь уже идем, — говорит мастер.

— Так ведь где рынок, а где мы? — говорю.

— Так ведь вон и голод уже скоро, а вы говорите, — говорит мастер жирным, послеобеденным голосом.

— Нет, — говорю, — я так шибко к рынку идти не могу, курю много, одышка и силы уже не те. За вами не угонишься. Жил без форточек, поживу еще, чай, недолго мучиться осталось.

Тем более что и голод скоро.

И ушел мастер. И еще долго я смотрел из своего обезфорточенного окна на его удаляющуюся спину, пока она не скрылась за поворотом. Надо полагать, за поворотом к рынку.