Попала замуж! За дракона?! Развод!

Глава 17

Ева

Правильно говорил мне отец, никогда не нужно ничего решать сгоряча. И, тем более, судьбы, в особенности, свою. Сначала нужно сесть, поесть со вкусом, выпить чашечку горячего кофе, а потом уже и решать ничего не придется.

Буся приволокла контрабандой мне целую гору всего. Я натрескалась до свинского наслаждения, когда размер джинсов уже не волнует, все равно не сойдутся. Где-то за горизонтом брезжит рассвет, я счастливо пью из горлышка газировку, и никто не читает над ухом нотаций. Буся весело хихикает в унисон лесной птице, вроде, сове. Южный ветерок настойчиво лезет под мой саван. Нет, барон все же нахал. Мог бы распорядиться чтобы меня принарядили как следует. Платье из не пойми чего, подол весь в зацепках, у туфелек стёрты носочки. Правый чуть больше чем левый.

— Буся, а почему я выгляжу как бомж у вокзала? Барону не стыдно в таком виде отправлять жену на тот свет? Туфли и те поменял на какие-то старые. Хамство, тебе не кажется, — няня зашлась в очередном приступе хохота, — Что ты ржешь как боевой конь, заслышавший сигнал трубы к атаке? Стражи спят наверняка.

— Я с тобой живот от хохота надорву, зайчишка. Стражи, вон, ходят по стене. Правда, меняются который раз за ночь. Видимо, думают, что им достался особенно прожорливый призрак в твоём лице.

— Они что, нас видят? Не могла накинуть морок? Халтурщица. Что обо мне теперь подумают? Баронесса уплетает в собственном гробу, не побоюсь этого слова, чипсы? У меня что, по-твоему, после смерти не должно было остаться других желаний? — я попыталась улечься в благопристойную позу. Ага, как же, мечтай. Под нянькин заразительный хохот невозможно сохранить хоть сколько-нибудь приличное выражение лица. Чувствую, я скоро войду в городские легенды как самый дурацкий и прожорливый призрак.

— Не могла! Только голоса изменила. На их слух ты воешь всю ночь. Уха-ха. Оплакиваешь неверного мужа. Точнее, то, что вляпалась в брак, погубивший тебя, прекрасная юная дева! А я реву в голос по своей девочке и читаю молитвы, само собой. Еле удалось заморочить всех как следует.

— Очень смешно. Ой, а почему страж со стены полетел? Он что, оборотень?

— Он в обморок грохнулся. Не бойся и не подпрыгивай в гробу, там стога сена. Ой! Второй полетел. Я же говорила, чтоб ты не подпрыгивала. Со стороны выглядишь как умертвие. Вон, по тебе уже молитву жрец читать вышел. Ещё раз подпрыгнешь, рухнет и этот.

— Лучше бы следила за моим платьем. Посмотри, что этот гад велел на меня нацепить! Все же измято. Как я в этом покажусь людям? Знаешь, похороны случаются в жизни не каждый день.

— Уха-ха-ха! Какая же ты зануда, зайчишка. Глорию люди очень ценили и уважали. На тебе все те же туфли, что и тогда. Просто их целовали. Краска слизалась. Подол целовала знать. Зацепки от перстней, надо же было людям как-то поднести подол к губам. Ты ещё подъюбник не видела. Кружево разобрали на обереги. Но только по краю.

— Свинство.

— Полностью с тобою согласна. Вон там, за амбаром, кустики, сходи, прогуляйся. После рассвета тебе придется себя вести как благонравному привидению.

— Ну тебя, ещё скажи, что ручки придется скрестить на груди.

— Это не обязательно. Но лежать придется смирно.

— Имей в виду, с замком я ни за что не расстанусь. Пусть барон подавится, но это место останется моим целиком! — поднялась я с хрустального ложа. Туфли чуть не обсосаны, в волосы понатыканы мелкие веточки, в ногах гора дурацких цветов. Я им что, коза, что ли? Ещё и туфли обслюнявили. Не люди, а не пойми кто.

Пока шла до заветных кустов, раз двадцать споткнулась. Ни одного фонаря нет. Полная луна освещает только середину площади, здесь же темно, как в подвале. Даже на факелах сэкономили. Гадство.

— Буся, меня тут не видно? — спросила я с краю густого розового куста.

— Не опасайся, слуг ты распугал ещё в полночь. Барон спит мертвым сном. Стража ни одного на стене не осталось.

Обратно шла уже уверенней, все же глаза немного приспособились видеть в темноте. Кое-как забралась в гроб, предварительно выкинув все розы к черту. Кому надо, пусть собирают. Надеюсь, обратно положить побоятся. Хоть табличку как в музее вешай на краешек хрустального сосуда: "Осторожно, руками не трогать, подол платья не целовать, цветы не подкидывать. Особо опасная ведьма. Неупокоенный дух. Подкинувших розы с шипами сама найдет и упокоит".

— Левую руку чуть вправо. Правую закинь на колено.

— Я туда не достаю.

— А ты постарайся. До этого же как-то лежала. И с лица убери ухмылку сытой нечисти. Она тебе не идёт.

— Ну тебя. Мне так неудобно. И под спиной что-то мешает. Перина дурацкая, как будто ее сеном набили.

— Нахалка! Это я посоветовала барону положить тебя на полынь. Чтоб уж наверняка не восстала. Он вообще собирался булавки подкинуть. Еле отговорила.

— Попить принеси, пожалуйста.

— Ты скоро лопнешь. Лежи уже, создавай впечатление благопристойной дохлятины. Светает.

Я постаралась сделать умное выражение лица, как говорила наша завуч в школе. Каждое первое сентября весь класс выставляли для совместного фото. Потом шла команда:

— Дети! Делаем умное выражение лица! У нас все-таки лицей, а не школа!

Вместе с ее твердым голосом мы ловили смешинки и еле сдерживались, чтобы не покатиться от приступа хохота, пока фотограф настраивал объектив. На фото получались очень просветлённые взгляды. Потом завуч начинала торопить "руководителя этой махины"

— Пора заканчивать. Дети устали делать умные лица.

И вот я опять поймала смешинку. Щекочет лицо, хихиканье душит горло. Буся уже рассердилась.

— Нас поймают на обмане! Лежи ровно и не дыши. От тебя ванилью пахнет за три версты! Ужас какой.

— Это ты пончики притащила.

— Точно! Вот так и лежи, а я тебя крышкой прикрою.

— Буся не смей! Только не это! Буся, я не хочу быть рыбкой в аквариуме!

— Поздно. Не умеешь вести себя достойно, как подобает приличной баронессе, придется действовать наверняка, — взлетела в воздух хрустальная крышка и захлопнулась надо мной. Теперь я себя чувствую куском масла в масленке у всех на виду. Ещё и солнышко припекает. Не лежалось мне спокойно. Даже сердиться не на кого, сама виновата, что крышку пришлось закрыть.

Мимо скользят размытые силуэты людей. Сквозь гранёный узор лица различить почти невозможно. Как жарко-то становится, а? И душно к тому же. Сейчас как восстану, мужу мало не будет. Он и так боится ко мне подойти. Стражи тоже столпились гурьбой ближе ко входу. Нахалы, не хотят приблизиться, чтобы на меня посмотреть. Можно подумать, им не любопытно. Или я так плохо выгляжу в этой хрустальной маслёнке.

Жарко становится невыносимо, хоть платье снимай. Ещё и лучик света прямо в глаз попадает. Перелечь или заметят? Ну хоть платье на груди расстегну. Нет, не расстегну. Ко мне сквозь толпу черной тенью стремительно приближается Буся. И судя по всему она не добра. Вон как нос нахохлился. Чувствую, будет ругать за то, что я открыла глаза. Но никому же, наверное, не видно, мне, например, мир сквозь узор хрусталя кажется мутным.

— Прости, зайчишка, — шепнула она и села у изголовья.

Вдруг стихли все голоса. Грохнула пушка на башне. Неужели в мою честь? Приятно. Мужчины схватились за оружие. Кто-то крикнул: «К орудиям!» Только не это. Я не готова к тому, чтоб по моей милой маслёнке стреляли. Тут вообще и не жарко. И потом, баня это полезно, наверное.

Буся подняла глаза к небу, на локоток ее мягкой руки сел черный вран. И откуда только он взялся. Или мне мерещится?

Барон исчез из виду. Толпа отхлынула от меня, устремилась к другому зрелищу.

— Это не по нам. Начинается то, о чем говорили мне карты. На замок напали.

— Можно мне встать? Няня, я домой хочу! У меня муж не кормлен!

— Тише! Не мешай слушать, — вран на ее руке тихонько заклокотал длинным клювом, — На замок напал герцог Малток. Он полукровка, отщепенец. Его мать была эльфийских кровей. Барон вызвался принять поединок.

— Поединок?

— Если он проиграет, замок достанется Малтоку вместе со всем содержимым. Если нет, то...

— Я хочу это видеть, — дернулась я внутри своей мыльницы.

— Не смей. Жди. Кто выиграет, тому достанется все. Из круга выйдет только кто-то один.

Нетерпение худший враг. Если раньше мне удавалось с ним справляться, натянуть на лицо бесстрастное выражение, прикинуться ветошью, то сегодня, увы, уже нет. Магия затрепетала в руках, разгорелась в сердце как пламя. Мой замок в осаде, а я здесь лежу? Ну уж, нет. Хватит. Хочу видеть бой.

Никому не отдам ни крупицы того, что мое. И замок этот именно мой. Он, все рвы и стены, сами камни, весь мой огромный надел. Здесь я стану бесконечно счастливой. Обязательно стану. Кто вообще посмел атаковать мою крепость? Какой нахал? Вылезу и скажу все, что думаю! Поганой метлой прогоню.

Внезапно пошла трещиной и лопнула крышка. Стекла полетели по сторонам.

— Стой! Не смей вмешиваться. Барон тебе никто.

— В этом я как раз-таки и не сомневаюсь! — встала я и смела с себя хрусткие стекла.

Ворон каркает, создавая особый антураж. Люди разбежались кто куда. У няни волосы на голове встали дыбом.

— Не убей никого, зайчонок. Я тебя потом утешать не буду.