Конституционное развитие Сирии: между децентрализацией и авторитаризмом

Заключение

Конституция — это основное звено национальной правовой системы любого государства, формирующее рамки, в которых протекает не только законотворческий, но и политический процессы. Эти рамки зачастую могут быть чисто формальными, однако только внутри них возможно сосуществование различных политических течений, взглядов, этноконфессиональных и клановых интересов (порой совершенно противоположных), выразителями которых являются различные социальные слои и отдельные группы общества.

«Право — могучий корень общественной, личной и духовно-культурной жизни всякого народа, поэтому те, кто числят право по ведомству лишь юриспруденции, — не заглядывают в сущностные глубины правового бытия… Ни один философ, размышляющий о человеке, обществе, истории, не мог обойти темы права, и ни один вдумчивый теоретик права не минул стези философствования», — так размышлял о праве один из выдающихся философов и правоведов России Иван Александрович Ильин[95].

Комментируя вышесказанное, необходимо отметить, что право — это не только юридический, но и социальный феномен. Оно определяется, в конечном счете, экономическими отношениями, испытывает на себе прямое воздействие политики, морали, культуры, — иными словами, всей духовной жизни общества, что и закрепляется основными юридическими документами, прежде всего основным законом (конституцией), в соответствии с которым и живет общество.

Законодательство есть не механическое копирование соответствующего объективно существующего общественного отношения, а результат «субъективной деятельности законодателя, создающего образ данного отношения — законодательное установление»[96], иными словами, осмысленное законодателем правовое предписание или правообязывающее задание на конкретно-определенный промежуток времени. Такое «привнесение» в регулируемые общественные отношения субъективных моментов, исходящих от законодателя, свидетельствует о творческом характере деятельности, создающей новые правовые нормы.

Опережая развитие политической ситуации, правовые нормы могут способствовать осуществлению новых общественных отношений, при этом предотвращать или тормозить развитие негативных процессов. Система правовых категорий может оказаться действенной лишь в том случае, если она не просто пассивно отражает реальность, но и — что не менее важно — старается с опережением ее преобразовывать, направлять развитие существующих общественных отношений в наиболее благоприятное для самого общества русло.

Итак, являясь, с одной стороны, «осмысленным законодателем правовым предписанием», с другой стороны, конституция несет на себе все «печати» времени и исторических традиций общества, специфики становления его государственности, функционирования экономики, традиции управления и т.д., являясь символом общенационального согласия. А это означает, что процедура принятия основного закона должна быть неоспоримой, к началу конституционного процесса все политические проблемы должны быть решены, а общество должно прийти к определенному консенсусу.

Проблема заключается в том, что такого консенсуса в Сирии нет, а общество остается разобщенным и крайне неоднородным, его отношение к конституционным нововведениям неодинаково, зачастую — прямо противоположно, что демонстрирует работа Конституционного комитета. Так, по прошествии двух лет его работы (с октября 2019 г.) и шести раундов переговоров в рамках т.н. «редакционной группы» (малой группы) этого комитета проект нового основного закона так и не представлен сирийскому народу, более того, серьезного прогресса в вопросах конституционной реформы (где ООН выступает посредником) пока не наблюдается. Комитет продолжает обсуждать «основополагающие принципы» будущего основного закона (предложенные правительством и оппозицией), однако прийти к консенсусу пока не удается.

Оппозиция сделала первый шаг к написанию новой конституции и вынесла в январе 2021 г. на обсуждение Комитета своей проект, однако правительственные делегаты отказались его обсуждать. В октябре 2021 г. (в рамках шестого раунда заседаний) оппозиция вновь представила свой проект, включающий четыре пункта, касающихся основополагающих принципов (национальная безопасность, армия, структура сил безопасности, разведка). В формулировании этих принципов очевидно было стремление оппозиции дистанцировать армию от политического процесса и любой идеологии и поставить во главу угла принцип верховенства закона, соответствие конституционных положений западным демократическим принципам, прежде всего принципу уважения прав человека.

Правительственные делегаты предложили свои основополагающие принципы, сделав акцент на суверенитете, независимости и территориальной целостности страны. Эти принципы повторяют, по сути, исторические принципы государственного строительства Сирии: неприемлемость внешнего вмешательства, арабская идентичность, стремление к единству арабских народов, целостность территории. Это говорит о том, что историческая задача центральной власти Сирии остается неизменной: консолидировать сегментированную территорию, укрепить власть в провинциях и найти с региональными элитами компромисс. Можно согласиться с А.С. Козинцевым, подчеркивавшим, что «внутренняя вооруженная оппозиция — это представители периферийных элит, с которыми правительство Б. Асада и все внешние игроки пытались выработать новую модель урегулирования противоречий»[97]. Отсюда брали свое начало идеи локальных замирений, местных советов и возможной автономии.

Иными словами, каждая из сторон подходит к решению вопроса с разных позиций: задача правительства — сохранить преемственность традиций и своего положения, оппозиции — трансформировать эти принципы.

Историческая преемственность — важнейший фактор, оказывающий заметное влияние на государственно-правовое развитие и правовую систему в целом. Для нее характерно определенное соотношение в разрушении старых элементов и восприятии новых, а также не столько восприятие формы отдельных элементов, сколько их сущностного содержания. Политический процесс в Сирии после 2011 года подтвердил историческую традицию: армия продолжает оставаться весомым политическим фактором, а президент страны и правящая партия (несмотря на ее отказ от монополии в политической жизни) продолжают доминировать в политической системе. При этом значительная часть общества недовольна таким положением дел. Налицо противостояние центров конституирующей власти, выражающих альтернативные представления о будущем конституционном устройстве.

Исторический опыт свидетельствует, что очень редко складывается ситуация, когда с конституционными изменениями, тем более — конституционной реформой, согласны все политические силы, общественные объединения, политические партии и т.д. Но для конституционных преобразований обеспечение широкой поддержки населения — очень важная часть их подготовки и реализации[98]. Обеспечить такого рода поддержку в условиях внешнего давления и продолжающихся боевых действий, естественно, крайне сложно (хотя примеры подобного в арабских странах есть)[99]. В случае с Сирией речь еще идет и о незавершившемся процессе формирования нации, состоящей из разных конфессиональных групп, некогда цементировавшихся в единую государственную систему светской идеологией баасизма, используемой правящей элитой для стирания граней между общинами.

Важно, конечно, учитывать и совершенно новую геополитическую ситуацию, в которой сирийское общество пытается «нащупать» контуры своего будущего развития, а также общую динамику конституционного процесса в арабском регионе. Конституции, принятые в арабских странах после 2011 г., создав юридическую базу политическому процессу, в целом обозначили курс на дальнейшую демократизацию государственных институтов[100]. Новые основные законы приобрели более комплексный и завершенный характер, в них уже заложена тенденция целостного регулирования взаимосвязей человека, коллектива, общества и государства; они создали вполне реальную основу для проведения многопартийных выборов, состязательности и конкуренции в избирательных кампаниях. Изменения, внесенные в сирийскую конституцию в 2012 году, не трансформировали политическую систему Сирии по-существу.

Важно также, что современный конституционный цикл приходится на период, когда четко обозначился кризис основных идеологических течений, в контексте которых шел политический процесс в арабских странах в XX веке — арабского национализма и исламизма (об этом косвенно говорит и факт чередования у власти исламских и светских партий в постреволюционных (после 2011 года) арабских странах при минимальной явке избирателей, потерявших интерес к выборам и политическому процессу в целом). Арабского единства (в том понимании, в котором оно существовало в 1950—1970-е годы) больше нет, а политические процессы развиваются зачастую под сильным влиянием внешнего фактора, интересов и финансовой поддержки тех или иных политических сил со стороны региональных и внерегиональных держав.

Таким образом, нынешний этап конституционного строительства в Сирии представляет собой скорее конституционный кризис нового образца, когда раздробленному обществу надо не просто прийти к консенсусу по основным позициям государственного строительства, но выбрать магистральный тип дальнейшего идеологического развития в условиях новых геополитических реалий, идеологического кризиса и раскола общества.

Переходные процессы, разумеется, могут иметь диаметрально противоположную направленность и выражать не только переход от авторитаризма к демократии, но, наоборот, от демократии к авторитаризму или воспроизводить различные модификации ранее существовавших режимов (например, модернизировать мнимый конституционализм). Конституция выступает при этом как основной инструмент обеспечения социального согласия в расколотом обществе или видимости такого согласия. В этой связи она может выполнять совершенно различные социальные и политические функции: декларировать некоторые идеологические цели, фиксировать расстановку социальных сил, осуществлять легитимацию нового политического режима, а в конечном счете — выражать различный характер отношений общества и государства в процессе реформ[101]. В этом случае, чтобы спрогнозировать успех или неуспех в написании новой конституции, очень важно понимать, что представляет собой конституирующая власть, а именно: каким образом и кем она создана (сделано это на основе существующей конституции или вопреки ее нормам); каков реальный объем полномочий, которыми располагает данная власть; как будут строиться отношения с правительством в период разработки новой конституции; каков будет порядок разрешения возможных конфликтов между ними.

Действующая сирийская конституция оставляет открытым данный вопрос. При этом ключевая роль в ходе конституционного кризиса и переходного периода должна принадлежать именно суверенному Учредительному собранию — общенациональному представительному органу, разрабатывающему основное законодательство. Как показывает в своем сравнительном исследовании А.Н. Медушевский, в истории и современности добились успеха в создании действенных конституций те конституанты, которые действовали в лучшее время, были лучше организованы, объединены единым порывом и в то же время способны действовать профессионально. Напротив, потерпели поражение те, которые не обладали этими параметрами. В истории арабских стран конца XX — начала XXI вв. изменения конституции происходили разными способами, но обязательно — при непосредственном участии или контроле со стороны властей (исключение составляет Конституция 2005 года в Ираке).