Триллион долларов. В погоне за мечтой

10

– С помощью этого вы можете менять положение жалюзи, – пояснил маклер, невысокий проворный мужчина с тщательно уложенными волосами, указывая на маленький современный переключатель на стене. – Но можете предоставить это дело и автоматике.

Он старался излучать уверенность. То, что Эдуардо стоял с недовольной миной и во всем находил недостатки, очевидно, сильно сбивало его с толку.

Джон поднял взгляд на наклонные окна. Белоснежные ламели с негромким жужжанием поднимались вверх и снова струились вниз в зависимости от того, под каким углом попадало в огромную комнату солнце. Грандиозно, как и все в этом доме, который не был ни домом, ни виллой, а воплощенной мечтой о дворце.

– Проект разработан лучшим архитектором страны, как уже было сказано, – напомнил маклер.

Все было белым на белом, сверкало на солнце. Перед высокими, скошенными внутрь окнами лежала широкая терраса с причудливо изогнутой балюстрадой, а по ту сторону простиралось Средиземное море такого невероятно лазурного цвета, что на фото оно казалось неестественным. Узкая дорожка вела к пляжу, который на много километров нужно было делить только с владельцами таких же роскошных домов.

– Красиво, – сказал Джон, обращаясь при этом скорее к самому себе.

На миг он забыл о присутствии остальных. Это может стать его домом, если он захочет. Ему нужно только сказать «да». Странно – раньше он никогда не задумывался о покупке дома, поскольку не мог заработать такого количества денег, чтобы ему это пришло в голову. И вдруг у него достаточно денег. Он может купить эту виллу, а если захочется, то и все побережье в придачу, – но ощущение обладания не приходило. Триллион долларов. С тех пор, как он попал в этот странный космос по ту сторону всех материальных необходимостей, мир вокруг него, казалось, превратился во что-то вроде съемочной площадки. Он мог делать все, что угодно, но, похоже, разницы не было никакой. Сколько бы денег он ни потратил, состояние все равно в размерах значительно не уменьшится.

Как он может считать своей собственностью что-то, для чего он не работал, ничего не совершил? «Может быть, – подумал Джон, – я превращусь теперь в подонка, который бродит повсюду и, если ему не нравится обслуживание в магазине, покупает весь концерн, чтобы потом уволить того продавца».

– А кому принадлежал этот дом раньше? – спросил он.

Маклер полистал документы.

– Известному производителю пластинок, – ответил он, – но вот имя его я что-то не найду. Его величайшим хитом была эта песня, как там?.. – И он промурлыкал себе под нос мелодию, совершенно не показавшуюся Джону знакомой. – Короче говоря, он вложил деньги в фильм со своими певицами, и когда тот провалился в прокате, дом отошел банку.

– Ах, вот как, – произнес Джон.

Вот, значит, как это бывает. Он огляделся по сторонам, пытаясь представить себе, как мог быть обставлен дом. Может быть, на безупречно-белых сейчас стенах висели золотые пластинки? Или дорогие ковры лежали на светлом паркете, гладком, зеркальном, заполняющем все комнаты, похожем на какую-то густую жидкость? Поп-звезды поднимались по невысокой лестнице из темно-зеленого мрамора, ведущей на первый этаж. Одаренных музыкантов обслуживали в столовой, они подписывали договора в кабинете. И кто знает, что могло происходить на верхнем этаже с его многочисленными спальнями, ванными и залами для фитнеса?

И вот теперь все это может принадлежать ему, Джону Фонтанелли, человеку без какого бы то ни было таланта. Невероятно.

Эдуардо подошел к нему.

– Слишком убого для богатейшего человека в мире, правда? – негромко произнес он. – Я сразу понял, что здесь мы только время теряем.

– Мне нравится.

– Что? – Казалось, он действительно потрясен. – Джон, прошу тебя… Таких вилл здесь много. В этом нет ничего особенного, я имею в виду… Даже простой миллиардер не удовольствуется этим.

Джон невольно рассмеялся. Постоянная забота Эдуардо о том, чтобы у него все выглядело как подобает, временами бывала по-настоящему трогательной.

– Нет, правда, – настаивал Эдуардо. – Портечето! Портечето – это захолустье. Никто никогда не слышал о Портечето. Он даже не нанесен на большинство карт.

– Может быть, все изменится, если здесь буду жить я?

– Я думаю, тебе стоит купить Кальмату, раз уж ее тебе предлагают, и построить там виллу. Пусть это сделают лучшие архитекторы мира.

– Я не буду жить посреди заповедника. Я сам себе буду казаться подонком.

– Тогда купи красивый дворец, и пусть его оборудуют.

– Я все еще могу сделать это. Но здесь будет начало.

– Начало? – с надеждой произнес Эдуардо. – Ну, хорошо, для начала…

После понедельничных статей в газетах padrone перестал зачитывать приглашения вслух. Но в пятницу он поднял вверх неприглядную исцарапанную карточку и спросил:

– Вам что-нибудь говорит имя Джованни Агнелли?

– Итальянский предприниматель, да? – спросил Джон.

– Можно сказать и так. Агнелли – что-то вроде некоронованного короля Италии: председатель совета директоров концерна «Фиат», самый богатый человек в стране – по крайней мере, был им до недавнего времени, – и благодаря своему холдингу имеет представительство практически во всех важных отраслях экономики. – Кристофоро Вакки стал задумчив. – Я встречался с ним однажды в университете. Он несколько моложе меня, но тоже изучал право. Уже тогда он был харизматичным человеком… – Он помахал карточкой. – Он приглашает вас. В следующее воскресенье, в «Ла Скала». La Traviata.

Должно быть, у Джона был довольно-таки удивленный вид, поскольку Альберто поспешил пояснить:

– Опера. Верди.

– Звучит так, как будто вы собираетесь послать меня туда, – произнес Джон.

– В качестве контраста к тому небольшому приключению, которое случилось на прошлых выходных.

– Я думал, мне не стоит спешить? Кроме того, я ничего не понимаю в операх.

– Опера – это не главное. Я имею в виду, что вам стоило бы познакомиться с Агнелли. Он интересный человек. У него есть стиль, grandezza[22]… Настоящий джентльмен. На нем можете вживую изучать предмет «Как обращаться с богатством». – Он усмехнулся. – Фирма «Феррари», кстати, тоже принадлежит ему.

Teatro alla Scala вырос перед Джоном, похожий на дворец в светло-коричневых и желтых тонах, когда он подъехал к нему на «роллс-ройсе» около половины третьего. Служители в униформе открыли перед ним двери и проводили его вместе с телохранителями в фойе мимо других посетителей. Среди римских колонн висел транспарант, возвещавший о том, что представление дается в честь стопятидесятилетия collaborazione Fernet-Branca[23], исключительно для приглашенных гостей. Внутри здания, несмотря на ранний час, было настолько темно, что были зажжены хрустальные люстры, красиво отражавшиеся в отполированном паркетном полу. Комнату наполнял приглушенный гул голосов, на серебряных подносах разносили бокалы с темно-коричневым травяным ликером, и Джону казалось, что многие смотрят на него, но делают вид, будто не знают его.

Его провели наверх по красному ковру к ведущему к ложам полукруглому коридору. Высокие наборные двери, высоко расположенные ручки, как будто раньше люди были великанами. А затем, окруженный своего рода свитой, его приветствовал Агнелли.

– Большая честь для меня, – произнес миллиардер, и это прозвучало правдоподобно.

У него были волнистые волосы с проседью, как у padrone, но он казался более живым и динамичным, как те люди, которые, несмотря на свой возраст, еще могут вызывать восхищение у женщин. Множество мелких морщин покрывали его оживленное лицо, свидетельствуя о бурно прожитых годах.

– Я вам не завидую, – заявил Агнелли, когда они вошли в ложу, а их телохранители договорились о распределении обязанностей. – Я знаю, что это такое – унаследовать состояние. Часто кажется, будто это деньги владеют вами, а не наоборот. Нужно бороться. Нужно прикладывать очень много усилий.

– Одна битва у меня уже позади, – вдруг сказал Джон. – Возможно, вы слышали об этом.

– Да. Внутри семьи. Это плохо. Но поверьте мне, это только начало.

Ложа была на удивление маленькой. В ней помещались только два кресла. Да и сам зал, круглый, с красными плюшевыми креслами в партере и шестью рядами лож над ними, похожими на куриные клетки, показался Джону неожиданно маленьким.

И неизбежно: опера. Агнелли слушал с благоговением; Джон смертельно скучал. Сцена была обставлена импозантно, на исполнителях – роскошные костюмы, а дирижер, которого звали синьор Риккардо Мути, как узнал Джон из программы, старался изо всех сил. И несмотря на это, Джон предпочел бы рок-концерт, быть может, «Роллинг Стоунз» или Брюса Спрингстина.

Во время антракта они беседовали. Агнелли рассказал ему, что вскоре собирается отойти от дел и передать управление концерном своему племяннику Джованни Альберто.

– Однажды вам тоже придется задуматься над этим, – сказал он. – И это нелегко. Мой сын Эдуардо, к примеру, совершенно не годится на роль преемника. Слишком слабый характер. Перед тем как принять решение, он готов просить совета у звезд или ясновидящего, и все разрушится в мгновение ока.

Впрочем, то, что он собирается отойти от дел, не ощущалось совершенно, напротив, Агнелли казался их центром. Каждый миг подходили благородные господа в сопровождении элегантных дам, пожимали руку промышленному магнату, который после этого представлял их Джону Фонтанелли. Джон тоже вежливо пожимал руки: крепкие, жадные, вялые, грубые, целовал руки дамам, как учила его синьора Орсини. Встречал радостные и враждебные взгляды, заинтересованные, тупые, оценивающие и приветливые.

– Гинар, – представился худощавый француз. – Жан-Батист Гинар. Очень рад, монсеньор Фонтанелли.

– Жан превратил свою страсть в профессию, – пояснил Агнелли. – Можно ведь так сказать, Жан? Ему принадлежит верфь в Каннах. Он строит яхты.

И словно сложилась картинка в стробоскопе, вернулось воспоминание. Кони-Айленд. Их игры на песке. Посмотришь на море – а там яхты, словно крохотные фигурки, и ты знаешь, что на них – богачи. Сказочные существа. Не те, с кем можно повстречаться. Богачи сказочным образом отделены от обычной жизни, они ближе к ангелам, чем к людям.

И они жили на яхтах.

– Очень рад, – сказал Джон, пожимая руку строителю яхт Жан-Батисту Гинару.

– Яхта?

Грегорио Вакки посмотрел на стол, заваленный проспектами, газетами и книгами, так, словно Джон и Эдуардо разложили здесь собрание самых омерзительных порножурналов. Вопрос был задан обычным тоном, но настолько строго, что был похож на крик. Даже сторожевая собака, лежавшая снаружи на лужайке, навострила уши.

– Яхта, и что? – раздраженно ответил Эдуардо. – Джон – богатый человек, а богатому человеку нужна яхта.

– Вздор, – безжалостно заявил его отец. – Бессмысленная роскошь. Владеть яхтой – все равно что стоять под проливным дождем и рвать на кусочки тысячедолларовые купюры; уж не помню, кто это сказал.

– Джон может рвать тысячедолларовые купюры до конца своих дней, если захочет.

– Не понимаю, как это может помочь исполнить пророчество.