Триллион долларов. В погоне за мечтой

– То же, что предполагается в любом другом случае: проведем еще одни выборы через четыре года.

– У нас уже есть президент мира, – сказал Малькольм Маккейн в телевизионном интервью. – Вы все его знаете; его зовут Джон Сальваторе Фонтанелли. Разве это не очевидно? Повсюду на планете происходит то, чего хочет он. Случайно он захотел, чтобы были оборудованы избирательные участки, потому что он вбил себе в голову утопичную идею. Но несмотря на то, что каждому должно быть ясно, насколько все это глупо, его все равно слушаются.

Маккейн был первым, кто пошел в атаку на план Фонтанелли. В объявлениях, на плакатах, в рекламе, оплачиваемой фирмой «Моррис-Кэпстоун», на это начинание нападали, его высмеивали. В Европе его пропагандисты во время интеллектуальных ток-шоу рассуждали так: хотя в идее мирового правительства, конечно же, есть своя доля «шарма», для первого шага еще слишком рано. В еженедельных газетах они расписывали, как миллиард индийцев и миллиард китайцев в будущем получат право определять судьбы европейцев. В Израиле в радиорекламах предупреждали о том, что нельзя давать арабам ни малейшего шанса участвовать в радостях и горестях иудейского государства, в то время как оплаченные особые выпуски передач арабского телевидения объясняли, что сказать «да» плану Фонтанелли означает открыть двери коррумпированному, морально разложившемуся Западу. В Соединенных Штатах газетные объявления на всю страницу и минутные рекламы в самое дорогое эфирное время кричали:

– Американский президент – самый могущественный человек в мире. Нет никакой причины ничего менять!

А на автомобилях появились наклейки, где поверх логотипа организации «Мы, народ» похожим шрифтом было написано: «Just ignore!»[102]

Посол ООН в Соединенных Штатах раскритиковал решение Кофи Аннана поддержать запланированный «триллионером» референдум необычайно резкими словами. В хорошо информированных кругах после этого стали полагать, что дни генерального секретаря сочтены.

Марвин остановился на засыпанной гравием обочине и посмотрел на мотель издалека. Вырезанный из ствола дерева медведь гризли перед входом, два ряда длинных одноэтажных построек, выкрашенные желтым стены – описание соответствовало действительности. Судя по припаркованным автомобилям, сданы были только два номера, и в одну из двух машин, старый «форд пикап», двое кряжистых мужчин, похожих на путешествующих лесорубов, снова складывали багаж.

Он опять завел мотор и проехал оставшийся отрезок до стоянки мотеля. За стойкой администратора сидел неопрятного вида мужчина со странным лицом без подбородка и конским хвостом; он с невеселым видом произвел процедуру регистрации.

– Из комнаты можно позвонить? – спросил Марвин, когда администратор складывал деньги в кассу.

– Просто сначала набираешь нуль, – последовал ворчливый ответ.

– И за границу?

– Yep[103]. – Он пододвинул к нему ключ через стойку. – Номер три. Выйдешь, и сразу налево.

В комнате оказались отвратительные коричневые обои, но в целом она была ничего. Марвин умылся, один раз выглянул в окно, не увидев ничего, кроме леса, леса и еще раз леса, затем сел на постель и взял на колени телефонный аппарат. Никаких мобильных телефонов, вдалбливал ему Бликер. Они могут определить местонахождение любого мобильника в мире с точностью до десяти шагов. Это было частью их плана. Который он им испортит, даже если это будет последним делом в его жизни.

Марвин на миг задумался, затем набрал длинный номер. Ответил женский голос, он назвал имя, последовал гудок. Сразу же трубку взяла другая женщина, говорившая по-английски с восхитительным итальянским акцентом.

– Привет, Франческа, – сказал он. – Это я, Марвин.

– Марвин? – прошептала она, похоже, едва не упав в обморок у телефона. – Где ты? Я все время о тебе думаю, Марвин, каждый день, и… я купила твой диск…

– Франческа, – мягко перебил он ее, – мне нужна твоя помощь.

– Моя помощь?

– Франческа, дорогая, ты должна выяснить для меня один телефонный номер…

– О мирном переходе Южной Африки к демократии часто говорят как о чуде, – говорил Нельсон Мандела во время государственного визита в Австралию. – Похоже, весь мир уверен в том, что Южная Африка была просто обязана погибнуть в кровавых расистских беспорядках. Однако руководители различных обществ и политических партий уложили тех, кто пророчил погибель, на обе лопатки своей готовностью к переговорам и компромиссам. Если опыт Южной Африки что-то значит для всего мира в целом, то, я надеюсь, как пример того, что люди доброй воли могут собраться, преодолеть различия между собой в пользу всеобщего блага, найти мирное и справедливое решение самых трудных проблем.

Собравшиеся под открытым небом слушатели вежливо захлопали. Свет был уже осенний, в Австралии наступало холодное время года.

– Очень уж елейно, – прошептал один из журналистов, обращаясь к своему соседу, и поднял руку, чтобы задать вопрос. – Есть ли что-то в слухах о том, что на посту всемирного спикера вы будете подчиняться концерну Фонтанелли? – спросил он, когда ему предоставили слово.

Мандела задумчиво посмотрел на него.

– До меня дошли эти слухи, – произнес он затем. – Они неверны. Не мистер Фонтанелли будет при случае голосовать за меня, а люди всех народов земного шара. Вот им я буду подчиняться. Но чего вы можете ожидать от меня, если меня выберут, так это того, что я буду делать то же самое, что и в своей стране: стремиться к правде и справедливости.

По рядам собравшихся прошел неопределенный гул. Некоторые слушатели, особенно приглашенные гости из отраслей экономики и политики, похоже, сочли вопрос журналиста неуместным.

– По прихоти судьбы, – продолжал Нельсон Мандела с мягкой, почти извиняющейся улыбкой, – получается так, что в рамках нового финансового миропорядка именно мистер Фонтанелли пострадает первым. Потому что он в свое время вступил в право наследования, не заплатив налог. А это несправедливо. Мы этого не потерпим.