Триллион долларов. В погоне за мечтой

Восьмого июня 1997 года центральный банк Малайзии поддержал государственную валюту ринггит, которая оказалась под страшным давлением, но, несмотря на то что продажа валюты США сначала оказала свое воздействие, две недели спустя Малайзия тоже была вынуждена капитулировать, а за ней вскоре последовала Индонезия. Курсы акций на биржах в Бангкоке, Куала-Лумпуре, Джакарте и даже в Гонконге и Сеуле неудержимо падали.

Одиннадцатого августа Международный валютный фонд в Токио обнародовал программу помощи Таиланду, предоставив кредит в общей сумме на шестнадцать миллиардов долларов, финансированный частично МВФ, частично – соседними государствами.

– А что насчет Филиппин? – спросил Джон.

– Они давно уже под опекой МВФ, – ответил Маккейн. – Мы справимся со всем регионом одним махом.

В крупных журналах мира на протяжении этих недель появлялись большие цветные объявления о новом фонде, «Фонтанелли фондейшн», который в будущем станет каждый год награждать десятью миллионами долларов и премией Геи экологически сознательные и ориентированные на будущее проекты. В прилагаемом тексте перечислялись признанные ученые со всего мира, приглашенные в жюри. Образ Геи, матери-земли, воплощала в рекламе известная фотомодель Патрисия де Бирс, о которой было известно, что она выиграла больше конкурсов, чем любая другая женщина в истории; соответственно, она очень эротично воплощала мифический персонаж.

На второй фотографии можно было видеть, как Джон Фонтанелли, наследник триллиона долларов, передает приз в надежные руки Геи. Джей Лено был первым, кто упомянул об этой рекламе в своем полуночном шоу и снискал аплодисменты, назвав фотографию «Красавица и чудовище». Его слова подхватили, изменили, мотив использовали в скетчах и комиксах, и Маккейн начал беспокоиться об образе Джона Фонтанелли, который складывался в сознании общественности.

Во всех промышленных государствах институтам, занимающимся исследованием рынка, было дано поручение выяснить, что люди думают о Джоне Фонтанелли. Опросы показали, что шутки увеличили интерес к проводимой Джоном политике защиты окружающей среды. Человек с улицы считал Джона Фонтанелли той самой личностью, которая честно тревожится о будущем планеты, которая достаточно богата и могущественна для того, чтобы за тревогами последовали поступки.

– Великолепно, – сказал Малькольм Маккейн, и за рекламой в журналах последовала реклама на плакатах.

Урсула Вален увидела плакат с Геей в середине июля – сразу несколько экземпляров, расклеенных на длинном заборе вокруг стройки, – когда ехала от родителей домой. У нее возникло размытое чувство раздражения, всплыли воспоминания о том, что к ней отнеслись довольно высокомерно и нагло. Потом «порше» перед ней, не подав световой сигнал, перестроился и заставил ее резко затормозить. Она принялась яростно сигналить и кричать вслед автомобилю, тут же забыв о плакате.

Дома оказалось, что разносчик газет не только доставил их поздно, но еще и так небрежно засунул ее газету в ящик, что она выпала и теперь лежала на полу. Неважно, Урсула и так знала, что произошло за день. Она скомкала грязную газету и понесла к мусорному баку. На одной из страниц снова показалось изображение Геи и Джона Фонтанелли, выдающего себя за ангела – защитника природы.

– Это уже не спасет мир, – пробормотала она и засунула газету в мусорный бак.

Но в голове уже закрутились мысли.

Она поднялась по лестнице в свою маленькую квартиру под крышей. Открыла окно, выходившее на крышу, чтобы проветрить, бросила сумку в угол и поставила воду. Взяла с полки чашку, положила в нее ложку растворимого кофе. Поставила пластинку. Нерешительно подошла к плите, ожидая, пока закипит вода.

Только через некоторое время она заметила, что чайник свистит. Приготовила кофе. Положила на тарелку немного печенья и яблоко.

Она подошла к книжному шкафу, стоящему рядом с письменным столом, поискала среди папок на нижней полке, пока не нашла то, что искала. Все еще было на месте. Она забыла о своей добыче, привезенной из Флоренции, решила, что все кончено, и на протяжении многих месяцев не думала о том, что все так и лежит, сложенное, упакованное в папки, в полуметре от ее жизни.

Она распустила завязки. Джон Сальваторе Фонтанелли. Он давно уже стал темой для редакций экономических журналов, не той, где спросят мнение студентки-историка. Но это не означает, что вопросы, касающиеся истории, уже выяснены.

Например, вот это. Она смотрела на фотокопии, которые сделала с книг счетов Джакомо Фонтанелли и Микеланджело Вакки. Книги счетов семьи Вакки были образцовыми. Каждая страница была написана так чисто, что даже в напечатанном виде не могла бы выглядеть лучше. Зато книги счетов Фонтанелли представляли собой страшную неразбериху из бухгалтерских записей во флоринах, цехинах, талерах, грошах и пфеннигах, частично их было не разобрать. Там вычеркнут абзац, там добавлены пометки, на страницах время от времени попадались дополнительные расчеты, относительно которых было неясно, к какой записи они имеют отношение и имеют ли вообще. Даже самый добродушный финансовый инспектор свернул бы этому купцу шею.

Удивленная небрежностью бухгалтерии Джакомо Фонтанелли, она едва не пропустила весьма странный факт.

Вакки начали вести свои книги 1 февраля 1525 года со счета в триста флоринов и с записи о получении этой суммы на сбережение от Джакомо Фонтанелли. Один флорин, florino d’oro, весил три с половиной грамма золота. С учетом нынешних расценок на Лондонской бирже триста флоринов соответствовали примерно десяти тысячам долларов; сегодня это немного, а тогда – довольно приличное состояние.

Книги Джакомо Фонтанелли заканчивались 5 января 1525 года несколькими выписками о состоянии счета в различных валютах, переведенных друг в друга; в конце был подведен итог, который действительно соответствовал примерно тремстам флоринам, но не в единой валюте: значилось несколько сумм в цехинах, ряд взносов во флоринах и так далее. И под каждым числом было написано почти неразборчивое имя. Она тогда мельком спросила себя, что это может значить, но не додумала эту мысль до конца.

И теперь в ее душу закралось подозрение, настолько невероятное, что у девушки захватило дух.

Она перелистала книгу, просмотрела колонки цифр, взяла блокнот и калькулятор, попыталась проследить расчеты. Может ли это быть правдой? Неужели за пятьсот лет ей первой пришло это в голову?

Суммы, которыми завершались книги Джакомо Фонтанелли, обозначали не его имущество, а долги, а имена под числами были именами тех, кому он задолжал указанную сумму. Флорентийский купец разорился в 1525 году.