Триллион долларов. В погоне за мечтой

Джон протянул руку, застыл на миг, прежде чем коснуться трубки. Интересно, который в Нью-Йорке час? Ранний вечер. Пожалуй, даже слишком рано, но он может начитать ему хотя бы сообщение на пленку. Он вынул список с адресами из ящика стола и набрал номер Пола.

Но автоответчик не сработал. Такой телефонный номер, сообщил приветливый женский автоматический голос, больше не обслуживается.

– Signora Sofia! Caffé, per favore! E presto![41]

Это раздалось из кухни. Если не считать итальянского языка, то похоже на голос Марвина. Джон остановился на нижней ступеньке лестницы и задумался, положив руку на перила, хочется ли ему сталкиваться со своим гостем. Нет, вообще-то нет. Но сейчас настало время упорядочить некоторые вещи в жизни, и, быть может, не такая уж и плохая идея – начать с Марвина. Он собрался с силами и открыл стального цвета дверь, ведущую в кухню.

Марвин сидел у ближайшего к нему края большого стола. Он упросил Софию приготовить ему на завтрак оригинальные блинчики по-американски и как раз топил их в кленовом сиропе. София наливала ему кофе с почти убийственным выражением лица.

– Доброе утро, господин секретарь, – произнес Джон, подходя к спинке стула с другой стороны стола. – Давно не виделись.

Марвин поднял голову, уплетая завтрак за обе щеки.

– Привет, большой босс, – произнес он, изо рта у него выпало несколько крошек, чего он явно не заметил. Указал приглашающим жестом на стулья. – Садись же.

Джон и не подумал отреагировать на тот факт, что ему предлагали присесть в собственном доме.

– Можно поинтересоваться, где ты пропадал в последнее время?

Марвин проглотил то, что было у него во рту, взмахнул руками.

– То там, то сям… Константина – просто чертовка, скажу я тебе. Прямо ненасытная баба. Было просто необходимо срочно и спокойно подкрепиться, понимаешь?

– Джереми говорил, что она звонила сюда и хотела поговорить с тобой. Так что вряд ли ты был с ней все время.

– Эй, она же не единственная женщина в Италии, да? – Он откинулся назад, небрежно положил руку на спинку стула и усмехнулся. – Чувак, если бы я знал, как музыканты могут восхищаться тобой только потому, что ты приехал из Нью-Йорка, я давно уже прискакал бы сюда. Это полный отпад, представляешь? Я купил себе бас с первой зарплаты – этот «Штейнбергер», офигенный прибор, скажу я тебе, – и немного поиграл тут. Просто гениально. Одна цыпочка встречалась с парнем, ну чисто итальянским кузеном Джона Бон Джови, так она бросила его только потому, что запала на мой нью-йоркский акцент, прикинь?

Джон решил ничего не прикидывать.

– При словах «первая зарплата» мне вспомнилось, – подчеркнуто холодно заявил он, – что в библиотеке все еще полно нераспакованных ящиков с книгами, а полок что-то не видать.

Марвин бросил на него презрительный взгляд, потянулся к бутылке с кленовым сиропом и налил золотисто-желтой жидкости на очередной блин.

– Честно говоря, я не предполагал, что придется вкалывать. Я думал, что это соглашение между приятелями, одному из которых повезло, и он позволяет другому немного поучаствовать в этом.

– Вначале я тоже думал о чем-то подобном, но это было ошибкой. Я не могу платить тебе за ничегонеделание, поскольку тем самым я наказываю людей, которые по-настоящему честно работают на меня.

Что-то настороженное появилось во взгляде Марвина.

– Эй, чувак, я приютил тебя, когда Сара выставила тебя вон, делился с тобой травкой и пивом. Похоже, это быстро забывается.

«Он так хорошо знает, на что нужно давить», – подумал Джон, чувствуя, как внутри него растет раздражение. Все представлялось ему проще. И к раздражению примешивалась нерешительность; если он не может разобраться даже с этой проблемой, как он собирается совладать с проблемами целого мира?

– Я не забыл об этом, – ответил он. – Но нам нужно найти решение. Я не могу считать тебя служащим.

Марвин затолкал себе в рот блин, словно опасался, что его отнимут, и, продолжая жевать, стал смотреть на него. Просто смотреть. С ума сойти.

– Я мог бы оказать тебе помощь для старта, – наконец предложил Джон, когда уже не смог выносить этого. – Единоразовое пособие, на котором ты построишь свое существование.

Марвин склонил голову. Джон сжал губы. Больше он не скажет ни слова.

– Окей, – наконец произнес Марвин. – Миллион долларов.

Джон изо всех сил сжал челюсти и покачал головой.

– Исключено. Максимум сто тысяч.

– Что-то ты мелочишься. Или это богатство влияет?

– Сто тысяч, ты соглашаешься и выметаешься отсюда сегодня же. – Джон набрал побольше воздуха в легкие. – Одна из твоих многочисленных поклонниц наверняка приютит тебя.

Марвин закрыл глаза и принялся дергать струны воображаемого баса. Промычал неразборчивую мелодию и заявил:

– Я все равно собирался начать карьеру в итальянском музыкальном бизнесе. Я как раз познакомился тут с одним, у него есть студия, он знает кучу продюсеров, крутой тип, кстати. Не считая того, что он дерьмово говорит по-английски, ну да ладно. Но я мог бы основать группу. Насрать на Нью-Йорк, он мне осточертел. – Он снова открыл глаза. – Сто тысяч долларов и билет до Нью-Йорка, чтобы я мог забрать свои песни и кое-какие пожитки. И ты от меня избавишься.

Джон посмотрел на него. В голове было пусто, словно выметено.

– И эй, билет в первый класс, если это не слишком, конечно.

– Договорились, – сказал Джон, прежде чем Марвин придумал что-нибудь еще.

Из окна незаконченной библиотеки, откуда был виден подъезд к дому, можно было наблюдать, как час спустя Марвин с большим рюкзаком сел в такси; в кармане у него был чек на сто пять тысяч долларов и миллион лир наличными. Когда такси выехало на улицу и скрылось за воротами, Джон с облегчением вздохнул.

С этим справились. Не самый геройский поступок, но он совершен.

И теперь, когда первая кровь окропила пол, нужно было пойти дальше и завершить начатую бойню. Он снял трубку телефона, которую все это время держал в руке, и еще раз набрал номер Маккейна.

– Я принимаю ваше предложение, – просто сказал он.

– Хорошо, – ответил низкий голос. – Я приеду завтра.

После этого он дрожащими руками набрал номер Вакки. Секретарь соединила его с Грегорио.

– Я только что нанял Маккейна, – сказал Джон, не здороваясь, пока еще были силы.

– Жаль слышать это, – голосом холодным, словно полярные льды, ответил Грегорио. – Это значит, что мы расходимся.