Триллион долларов. В погоне за мечтой

22

Внезапно жизнь Джона вошла в такую прочную и ровную колею, как никогда прежде. Он вставал утром в полседьмого, принимал душ, завтракал, и в половине восьмого его ждал автомобиль, чтобы отвезти в офис в сопровождении команды телохранителей, число которых, казалось, росло день ото дня, по менявшимся каждый день маршрутам. Таким образом он хоть немного посмотрел Лондон, потому что оставшееся время проводил с одержимым Маккейном, присутствие которого действовало на него как наркотик.

Орды рабочих накинулись на офисное здание, проложили телефонные линии, компьютерные сети и системы контроля доступа, перестелили полы, обновили отопление, уложили мрамор там, где прежде была тиковая древесина, и золото там, где раньше довольствовались высококачественной сталью. Неожиданно Джон оказался в кабинете, имевшем размеры четырехкомнатной квартиры, с видом на панораму города, за право посмотреть которую можно было бы требовать плату. Маккейн получил зеркально расположенное помещение в противоположном углу, а между ними находился огромный конференц-зал размером с теннисную площадку, со множеством опускаемых экранов и проекторов, жалюзи и так далее, с количеством кресел побольше, чем в парламенте. Остаток этажа заняла приемная, полная больших кожаных кресел, стеклянных столов и буйно разросшихся растений, чтобы полчищам посетителей было удобно ждать, когда их примут. Шесть красивых, как картинки, секретарш восседали за столом из белоснежного мрамора, чтобы радовать глаз возможных посетителей, но пока что Маккейн заставлял их писать письма и вести телефонные разговоры.

Дни складывались в недели, недели в месяцы, и почти физически ощущалось, как все пришло в движение. Пустые указатели на лифтах и лестничных пролетах заполнялись. На этаже прямо под ними разместился отдел кадров; аналитики и экономисты, которых они наняли, занимали три нижних этажа. Остальные этажи здания пока пустовали, но уже существовали точные планы их применения; каждый день приходили рабочие, привозили офисную мебель, и было ясно, что к концу года башня будет вибрировать от деятельности. Казалось, будто локомотив весом в миллион тонн медленно набирает скорость, поначалу едва заметно, но раз уж он уже пришел в движение, остановить его нельзя.

Они говорили о том, чтобы купить для Джона квартиру на время, но у него не было желания снова совершать поездки с маклером, и поэтому он решил, что с тем же успехом может пожить и в гостинице. Люкс был достаточно велик, чтобы можно было привыкнуть к дальнейшей жизни в замке, да и роскоши хватало. Даже завтрак стал лучше, после того как он сделал по этому поводу краткое замечание менеджеру отеля; целую неделю после этого каждое утро после уборки приходил лично шеф-повар и старательно интересовался пожеланиями, пока блины не стали такими мягкими, кофе душистым, а тосты – хрустящими, что, ложась спать, Джон уже предвкушал следующий день.

Сначала он попросил прислать из Портечето побольше костюмов и тому подобного, но потом он вспомнил, что Маккейн просил его мыслить широко, поэтому велел соединить его с портным, у которого уже были его размеры, чтобы заказать еще один полный гардероб. И не через шесть недель, а pronto![43] И – о чудесная сила денег! – никому не понадобилось больше трех дней на то, чтобы доставить заказанные костюмы, рубашки и так далее прямо в отель. Никто не утруждал его счетом, это уладилось как-то само собой, Джон даже не заметил как, да это его особо и не интересовало.

Дни, складывавшиеся в недели, казались бесконечным водоворотом событий, без остановки, без выходных и праздников. Маккейн таскал его за собой на совещания, давал ему прочесть планы, проекты договоров и бесконечные списки чисел, пояснял ему балансы и экономическую статистику, давал на подпись чеки, договоры купли-продажи, договоры на аренду, трудовые договоры, формуляры учреждений и так далее. И когда между всем этим у Джона появлялось немного времени, он садился за свой роскошный письменный стол в своем роскошном офисе и читал различные газеты, финансовые, биржевые бюллетени, книги по экономике, управлению и экологии, которые советовал ему Маккейн. Большинство из них он переставал понимать, как только продирался дальше десятой страницы, но пытался и виду не подавать. Чаще всего не проходило и получаса, как Маккейн снова приглашал его к себе, и Джон мог только с удивлением наблюдать, как этот человек разговаривает одновременно по целой батарее телефонов, выслушивает отчеты подчиненных и гонит их прочь с новыми поручениями. Когда Джон приезжал утром в восемь, Маккейн был уже на месте, и, хоть тот ни словом, ни делом не давал понять, что ожидает от него такого же самоотверженного образа жизни, Джон не мог избавиться от нарастающего чувства вины, когда возвращался обратно в отель в восемь часов вечера, а Маккейн все еще оставался в офисе. Со временем он стал задаваться вопросом, уезжает ли тот вообще домой.

Дни шли, проходило время. Франция, несмотря на международные протесты, взорвала атомную бомбу под атоллом Муруроа, бывшую звезду футбола О. Дж. Симпсона оправдали после раздутого сенсационного суда по обвинению в убийстве, а премьер-министр Израиля Ицхак Рабин был застрелен во время демонстрации сторонников мира. Все чаще Лондон по утрам окутывал туман, уже давно перестали ждать Джона Фонтанелли возле отеля с микрофонами и вспышками, и вот наступил день, когда все по-настоящему началось.

– Вот они. Первые рекомендации аналитиков.

– Ах! – произнес Джон.

– Но мы их, – произнес Маккейн и бросил на стол стопку бумаги, – пока что проигнорируем.

Звук, с которым приземлились бумаги на потрясающе безупречную поверхность стола в конференц-зале, еще некоторое время висел в воздухе. Здесь, наверху, в этой огромной комнате было так тихо, как будто мира снаружи вообще не существовало.

– И вместо этого сделаем что? – спросил Джон, поскольку чувствовал, что Маккейн ждет именно этого вопроса.

– Первое приобретение нашей фирмы, – пояснил Маккейн, – должно стать сенсацией. Прозвучать, как удар молота. Чтобы никто не смог проигнорировать это. Наш первый удар должен пробрать до костей весь мир.

Джон смотрел на бумаги. Большая столешница стола для конференций сверкала в свете утреннего солнца, как черное озеро в безветренную погоду, а растрепанная стопка высилась на нем, словно скалистый остров.

– Вы имеете в виду, что мы должны купить по-настоящему крупную фирму?

– Да, конечно. Но одного этого недостаточно. Она должна еще и что-то символизировать. Не просто фирма. Институция. И это должна быть американская фирма. Мы должны отхватить филейный кусок ведущей мировой экономики одним взмахом ножа.

Джон нахмурил лоб, припоминая названия фирм. В той или иной степени все они институции, верно? Похоже, в самой сути крупной фирмы заложено то, что она должна стать институцией.

– Но ведь вы сейчас не спрашиваете меня, кого нам купить? У вас уже есть кое-что на примете.

Маккейн едва заметно кивнул, по-хозяйски положив руку на спокойное черное озеро.

– Вот у вас, как у американца, с каким именем ассоциируется богатство?

– Билл Гейтс.

– Alright, его я сейчас в виду не имел. Я думал кое о ком из прошлого века.

Джону пришлось немного задуматься, прежде чем он догадался.

– Рокфеллер?

– Именно. Джон Д. Рокфеллер. Вы знаете, как называется его фирма?

– Подождите… «Стэндарт ойл»? – Так говорили в школе? Он не помнил. Он читал об этом в одной из книг, скорее случайно. И по телевизору однажды наткнулся, много лет назад. – Да, точно. «Стэндарт ойл корпорейшн». Это была история. Рокфеллер обладал монополией на нефтяном рынке, пока правительство не разрушило его концерн, приняв антитрастовый закон.

– Это народная версия. На самом деле все было так: Джону Д. Рокфеллеру в 1892 году в Огайо после принятия антитрастового закона были предъявлены обвинения, но он ушел от приговора суда, распустив «Стэндарт ойл» и разместив фирмы в других странах. Фирмы, которые по-прежнему контролировались им и его штабом. Судебный процесс заставил его основать первый многонациональный концерн.

– Ну хорошо. И что? Все равно «Стэндарт ойл» больше не существует.

– Думаете? Нью-йоркская «Стэндарт ойл компани» с 1966 года называется «Мобил ойл». «Стэндарт ойл» штатов Индиана, Небраска и Канзас с 1985 года называются «Амоко». Компании «Стэндарт ойл» Калифорнии и Кентукки в 1961 году слились, а с 1984 года стали называться «Шеврон». И самый крупный блок из всех – это бывший холдинг «Стэндарт ойл Нью-Джерси», который в 1972 году изменил свое название на «Эксон корпорейшн».

Джон уставился на него и почувствовал, как его нижняя челюсть отвисает.

– Вы хотите купить «Эксон»!

– Именно. По ряду причин «Эксон» – идеальный кандидат для первого удара. Это одно из пяти крупнейших предприятий мира, второй по величине энергетический концерн после «Шелл», представлен во всем мире, на каждом континенте, кроме Антарктиды. И, что немаловажно, «Эксон» – одна из самых прибыльных фирм на планете.

– «Эксон»?.. – Джон почувствовал вдруг, что его сердце забилось где-то в районе шеи. – Но можем ли мы себе это позволить? Я имею в виду, «Эксон» ведь настоящий гигант…

Маккейн вынул из стопки своих документов журнал и открыл его на какой-то странице.

– Это список «Форчун-500», список 500 крупнейших промышленных предприятий мира. Важна предпоследняя колонка, собственный капитал. Пятьдесят один процент от него должен принадлежать вам, чтобы контролировать фирму. – Он придвинул к нему список. – Просто подсчитайте, насколько далеко сможете зайти.

Джон уставился на список, прочел такие названия, как «Дженерал моторс», Ай-би-эм, «Даймлер-бенц». «Боинг» или «Филип Моррис». Потянулся к большому калькулятору, начал складывать только миллиарды и остановился, дойдя до конца первой страницы, до пятидесятой позиции, а оставалось еще более шестисот миллиардов.

– Да я ведь действительно могу купить полмира, – пробормотал он.

Маккейн кивнул, словно учитель, довольный ответом самого трудного ученика.

– А когда вы купите полмира, – добавил он, – ваши деньги никуда не денутся. Они будут вложены. Это значит, что они как раз начнут зарабатывать еще больше денег. Денег, на которые мы сможем купить остальное.

То был один из магических моментов, которые навсегда остаются в памяти, как правильно высвеченные цветные диапозитивы. Джон сидел, смотрел на список из светло-и темно-синих названий и чисел, почти жалких чисел, если сравнивать их с невероятной мощью триллионного состояния, и в этот ярко освещенный миг впервые по-настоящему осознал, какую власть он получил в свои руки. Только теперь он понял, что собирается сделать Маккейн, понял весь размах плана и неостановимое движение, которое они собирались запустить. Они смогут сделать это. Просто потому, что не существовало никого и ничего, способного встать у них на пути.

– Да, – прошептал он. – Так и сделаем.

– Две недели, – произнес Маккейн. – Потом мы будем в Техасе.

Тут Джону пришел в голову еще один вопрос.