Триллион долларов. В погоне за мечтой

23

Глядя на число, красующееся на бумаге, словно нечто само собой разумеющееся, Джон почувствовал, как внутри у него поднимается горячая волна. И именно это нечто само собой разумеющееся и злило его, но в то же время он чувствовал себя непонятным образом вынужденным проглотить свою злость.

– А не слишком ли это, а?

Маккейн поднял брови.

– Что вы имеете в виду?

Джон приподнял листок. Внезапно ему показалось, что он весит целый центнер.

– Я как раз читаю параграф с зарплатой, и почему-то у меня такое чувство, что вы написали лишний ноль.

– Нет, совершенно точно нет.

– Но сто миллионов долларов… Во всем мире нет управляющего, который зарабатывал бы сто миллионов долларов в год, даже в первом приближении!

– Да бросьте, Джон. – В голосе Маккейна послышались нотки раздражения. – Сто миллионов – это проценты, набегающие на ваше состояние за один-единственный день. А я повышу ваш доход. Не напрягаясь, увеличу его вдвое. Это значит, что я верну вам свою зарплату в тройном размере. Покажите мне служащего на этой планете, который может утверждать подобное.

– Но суть не в этом. Мы ведь делаем все это не ради того, чтобы накопить еще больше денег? Я думал, мы здесь затем, чтобы выполнить мою задачу? Чтобы повернуть судьбу мира в другую сторону?

Маккейн изучал свои ногти.

– Вы же знаете, я делаю это не ради денег, Джон. Моя зарплата – это символ. Она символизирует то, что я – начальник крупнейшей фирмы в мире. Причем с огромным отрывом. Поэтому у меня должна быть с огромным отрывом самая большая зарплата, которую когда-либо выплачивали, вы понимаете? Такого не удержать в тайне. Да я и не хочу этого. Когда я буду сидеть напротив одного из тех ребят, который привык считать себя важной шишкой, я хочу, чтобы он знал: я зарабатываю в пятьдесят раз больше него. Таковы правила игры, Джон. Он узнает об этом и почувствует себя маленьким и незначительным, сделает все, что я скажу.

Джон снова посмотрел на число. Сто миллионов долларов. Конечно, теоретически он мог отказаться подписывать. Ему принадлежат деньги, ему принадлежит фирма, ему принадлежит здесь все: стул, на котором сидит Маккейн, бумага, на которой был напечатан договор, ручка, которой он должен его подписать. Он мог зачеркнуть число и написать другое, двадцать миллионов, или двадцать пять, или даже десять, что все равно будет кучей денег, и если Маккейн не примет этого, их пути разойдутся.

Теоретически. Практически он только что купил многонациональный нефтяной концерн, офисное здание стоимостью в миллион, нанял людей, подписал договоры… Он начал делать вещи, с которыми в одиночку сам не справится. Обо всем, что связано со сделками и миром экономики, он имел понятия меньше, чем Мурали, производитель пиццы. Он даже не сможет руководить газетным киоском, не говоря уже о предприятии, собственный капитал которого больше, чем у трехсот крупнейших предприятий после него.

Он почувствовал, как ладони стали влажными. Словно от бумаги шел жар. Он бросил взгляд на Маккейна, но тот сидел с каменным лицом.

Может быть, Маккейн не уйдет. Как бы там ни было, этот проект – дело всей его жизни. По крайней мере, он так говорил. А может, это был просто утонченный план относительно того, как быстро заработать много денег? Но даже если и так, у Джона нет выбора. Каким-то образом он оказался загнанным в угол, где ему не помогут все его деньги.

– Хм, – произнес Джон.

Вообще-то именно чувство беспомощности ему и не нравилось, не сама сумма. И возможно, Маккейн был даже прав в своих утверждениях.

В любом случае выбора у него не было.

Джон снова взял ручку, которая почему-то выскользнула из руки, когда он начал читать договор.

– Ну хорошо. – Он предпринял попытку обставить это как свое собственное решение. – Думаю, вы правы. Если принять во внимание масштабы, это совершенно справедливо.

Он перевернул последнюю страницу, нацарапал свою подпись на предусмотренной для этого линии, быстро повторил эту процедуру с остальными экземплярами, положил один из них в свою папку и протянул Маккейну остальные, которые тот принял безо всякого выражения на лице.

На миг повисла напряженная тишина.

– Окей! – нарочито легкомысленно воскликнул Джон, откинулся на спинку кресла и хлопнул в ладоши. – Когда отправляемся? Что собираемся делать с техасцами?

Маккейн встал.

– Мы поговорим с членами совета правления, всем приветливо пожмем руки, а потом уволим половину из них.

– Что? Почему это? – заморгал Джон. Казалось, в комнате вдруг стало на градус холоднее. – Это необходимо? Я имею в виду, они ведь явно хорошо делали свою работу, если «Эксон» – предприятие настолько прибыльное.

– Конечно. Но причина не в этом. Причина в том, что мы должны недвусмысленно дать им понять, что теперь все решаем мы.

– Что-что?

– Мы посадим туда своих людей.

Джон поднял руку.

– Подождите-ка. Это мне не нравится. Я не хочу иметь ничего общего с подобными играми во власть.

Маккейн холодно посмотрел на него сверху вниз.

– Джон, у вас в голове скрывается еще один предрассудок, от которого нужно срочно избавиться. Якобы мы можем делать то, что собирались, и при этом оставаться милыми, замечательными ребятами. – Он покачал головой. – Забудьте об этом. То, что мы потребуем от людей, не будет похоже на увеселительную прогулку и уж точно не будет никому приятно. Нас возненавидят за это. Наши имена на сто лет превратятся в ругательства, быть может, даже навечно. Черчилль обещал нам в свое время кровь, пот и слезы, но эта метафора себя изжила; второй раз люди на нее не купятся. Мы не можем ни у кого спрашивать разрешения, мы должны просто проталкивать то, что нужно протолкнуть, и это вопрос власти, да. Вам, Джон, предстоит еще много узнать о власти. И как часть своей задачи я рассматриваю то, чтобы научить вас всему, что знаю об этом сам. – Он поднял оба экземпляра своего трудового договора. – Вот первый урок. Чему вы научились?

Джон нахмурил лоб.

– Что вы имеете в виду?

– Я принес вам договор с заоблачными требованиями по зарплате, и вы подписали его, хоть и сочли их чрезмерными. Почему?

– Потому что, поразмыслив, я согласился с вашими аргументами.

На лице Маккейна мелькнула улыбка.

– Это ложь.

– Почему же? Мне ведь действительно не стоит возмущаться из-за пары миллионов…

– А вот теперь вы оправдываетесь перед самим собой. А истина такова: вы сочли мою зарплату слишком высокой, но подумали, что у вас не остается иного выбора, кроме как согласиться. Иными словами, я оказался в главенствующем положении, хотя самый богатый человек на земле – это вы, а я – ничтожество. – Маккейн отвернулся, сделал несколько шагов, остановился. – Хотите знать, как я это сделал?

У Джона отвисла челюсть, и какой-то миг он не мог заставить себя снова закрыть рот. Мало того что Маккейн каким-то образом взял его за горло и вытряс зарплату, которая в двести раз превышает зарплату американского президента, теперь он еще и хвастается этим, хочет подробно объяснить, как ему это удалось!

– Я весь внимание, – хриплым голосом произнес он.

– Сначала вы сделали большую ошибку, которую не имеете права делать впредь. Вы допустили задержку в подписании трудового договора. Таким образом получаются свершившиеся факты, а по поводу свершившихся фактов уже не поторгуешься. Я мог спокойно подождать, пока вы окажетесь в ситуации, когда уже практически невозможно просто встать и уйти. И если вы начинаете переговоры без этой возможности – просто встать и уйти, – вы автоматически становитесь слабее. – Теперь Маккейн напоминал профессора, постулирующего самые элементарные основы своего предмета. – Предположим, вы переезжаете на новую квартиру, не договорившись с хозяином относительно оплаты. Если вы уже переехали, то хозяин может потребовать что угодно – бóльшую арендную плату, ремонт каждый год и так далее, – потому что альтернатив у вас уже нет, как было до переезда, когда вы могли закончить разговор и отправиться искать другую квартиру. Вашей альтернативой стал бы дорогостоящий переезд. Вы понимаете? Вы допустили то, что факты свершились, и из-за этого ослабили свою позицию в переговорах.

– Это значит, что мы должны были поговорить о вашей зарплате еще во время нашей первой встречи?

– В идеальном случае – да, – кивнул Маккейн. – Тогда ваша позиция была оптимальной. Я был человеком, посвятившим свою жизнь идее, которая могла быть реализована только с вашего согласия. Вы были богатейшим человеком в мире и довольно-таки не заинтересованы в проекте. Вы просто могли потребовать, и я согласился бы работать на вас бесплатно.

Джон вспомнил день, когда вместе с Марко приехал в Лондон, впервые без ведома Вакки.

– Не очень-то я ловок в таких вопросах, да?

– С этой способностью не рождаются. Этому нужно учиться. Курс только что начался.

– У вас суровые методики обучения.

– Да и предмет не из легких, – произнес Маккейн. – Ведь правда же, вы подумали: «Что же я буду делать, если он оставит меня со всем этим одного?»

Джон неохотно кивнул.

– Это было настолько очевидно?

– Нет. Я знал, что вы так подумаете. Но заметили ли вы, что я не угрожал? Это было бы вымогательством. Если бы я сказал что-то вроде «либо вы подписываете, либо я ухожу!» – вы, вероятно, стали бы сопротивляться. Моя сила заключалась в том, что я знал: вы в курсе своей ситуации и моих возможностей. То, что я не упоминал ни о том, ни о другом, усиливало мою позицию. Вы не знали, как я поступлю, но знали, что я могу сделать. Аргументы, которые я привел, хоть и были правильными с фактической точки зрения, но решающими не были. Решающим было текущее распределение власти между нами обоими. – Маккейн широким жестом указал на окно. – В последующие месяцы нам придется много поездить, провести много переговоров. Важно, чтобы вы понимали, что при этом происходит. По-настоящему понимали, я имею в виду.

Джон смотрел на него, пытаясь осознать его слова. Почему-то было сложно представить себе, что именно по этим правилам функционирует мир.

– И кто же из нас двоих от кого зависит? – спросил он. – Я имею в виду, по-настоящему?

Маккейн пожал плечами.

– Как мне кажется, зависимость обоюдная. Вы не можете выполнить план без меня, без моего опыта, всех проведенных мной предварительных работ, а я – без вас. Полагаю, это называется симбиозом.

Джон взял свою копию трудового договора и поднял ее вверх.

– Значит ли это, что мы его порвем?

Маккейн сложил договоры вдвое и спрятал во внутренний карман пиджака.

– Что вы! – Он насмешливо улыбнулся. – Считайте это платой за обучение.

Они прилетели в Техас, приветливо улыбаясь, пожали всем членам правления «Эксона» руки, и, когда сели, Маккейн зачитал имена тех, кто должен был немедленно оставить свой пост.

Это было похоже на казнь. Сотрудники службы безопасности, которых привел лично Маккейн, сопровождали уволенных до их письменных столов, следили за тем, чтобы те собрали только личные вещи и ни с кем не разговаривали, и не отходили от них до самой парковки. Компьютерные специалисты позаботились о том, чтобы были стерты их пароли и коды доступа. Джон наблюдал за всем этим, не проронив ни слова, с непроницаемым выражением лица следил за происходящим.