Триллион долларов. В погоне за мечтой

– В будущем группа Фонтанелли, как мне кажется, будет играть важную роль во всемирной экономике. Это вдохновляет меня на то, чтобы провести определенные экономико-политические изменения, которые, я полагаю, в перспективе послужат на благо всех людей. Я буду поддерживать соответствующую политику, даже идя на экономические убытки в надежде на то, что тем самым «Фонтанелли энтерпрайзис» подаст пример, которому последуют остальные.

Он обвел взглядом озадаченные лица.

Ален Смит, сидевший на дальнем конце стола, взял бокал вина, и Джон услышал, как он пробормотал:

– А вот теперь начнется веселье.

Лицо премьер-министра было похоже на каменную маску.

– Я с удовольствием принимаю во внимание вашу готовность к сотрудничеству, – совершенно недовольным голосом произнес он. – Тем не менее должен указать на тот факт, что в демократическом государстве правильным способом достижения изменений, относительно которых принимает решение парламент, является не частный разговор за ужином.

Виктория Холден наклонилась вперед, и жемчуга ее ожерелья звякнули о тарелку.

– Мистер Фонтанелли, вы скажете нам, какие конкретно экономико-политические изменения вам видятся?

Джон с благодарностью взглянул на нее. «Мисс Холден, несмотря на свои почти восемьдесят лет, пожалуй, самая прогрессивная и открытая для перемен личность из всех, кто будет сидеть за вашим столом, – предсказывал Маккейн. – И то, что она говорит, имеет бóльший вес, чем можно предположить, исходя из тиража ее газеты».

– Я, как уже было сказано, новичок в мире бизнеса, – пояснил он ей и остальным. – Быть может, поэтому меня удивляют некоторые вещи, к которым те, кто вырос в этом мире, уже привыкли. К примеру, я спрашиваю себя, как так могло случиться, что имеет смысл транспортировать морских крабов с Северного моря в Марокко, чтобы там их обрабатывать? Как могло случиться, что яблоки из Новой Зеландии продают дешевле, чем те, что выращивают внутри страны? – Он снова вошел в фарватер своей речи и наконец добрался до той ее части, где слова лились из самого сердца. – Или, говоря проще: почему экономически более выгодные проекты являются более вредными с точки зрения экологии? Только потому, что цена, которую предприятие должно за что-либо платить – в данном случае за транспорт, – не отвечает настоящим затратам. Если бы все, что загрязняет окружающую среду, оценивалось бы в соответствии с размерами загрязнения, проблемы с окружающей средой не возникло бы. Уж если мы, люди, и умеем что-то делать, так это избегать лишних затрат. В этом вопросе мы все знатоки. История индустриализации – это история сокращения затрат на необходимые в повседневной жизни вещи. Почему же мы не воспользуемся этой силой воображения, чтобы обеспечить более длительное использование Земли? Почему не потребовать, чтобы фактор загрязнения окружающей среды был заложен во все расчеты? Почему не сделать так, чтобы загрязнение окружающей среды стоило денег?

На какую-то бесконечную секунду стало так тихо, как будто он сказал что-то необычайно неприятное.

– Если вы поднимете цену на транспортные услуги, вы свернете шею мировой торговле, – наконец произнес Дэвид Муди и откинулся на спинку стула. – Экономика зависит от хороших транспортных условий.

Это возражение было предсказуемо. До него додумался даже он, когда разрабатывал эту речь вместе с Маккейном.

– Дело не только в транспортных расходах. Экономика развивается таким образом, как сейчас, потому что транспорт дешев. А не наоборот. Мне уже ясно, что воплощение в жизнь моего предложения будет иметь очень важные последствия. Я ведь и не говорю, что это должно произойти одним махом. Но это должно произойти.

– Ваше предложение, выходит, заключается в том, – заявил Смит, – чтобы, к примеру, отменить дотации на горнодобывающую промышленность и вместо этого повысить налоги на уголь? Или как? Но в результате мы будем иметь тысячи безработных.

– Если ничего не изменится, можем все оставить как есть, – сказал Джон.

Премьер-министр ее величества ничего не говорил, но, очевидно, рад не был. Он смотрел прямо перед собой и, похоже, страстно желал оказаться где-нибудь в другом месте.

В неловком молчании подали следующее блюдо: лососевый паштет в соусе из рислинга. «Какая неподходящая обстановка для того, чтобы говорить о нуждах мира», – подумал Джон при виде причудливо украшенной тарелки, которую умело поставила перед ним тренированная рука.

– Я полагаю, что мистер Фонтанелли прав, – заявил лорд Роберн и взял в руки нож и вилку. – Мы здесь все свои, все в той или иной степени умные люди, так что давайте не будем притворяться. Если посмотреть на экономический процесс, то всегда можно провести границу, где у природы что-то забирают – сырье, натуральный продукт, и другую границу, где природе что-то отдают – как правило, отходы. Все, что происходит между этими границами, является, так сказать, внутренними делами человечества. Именно существование этих двух границ и создает проблему загрязнения окружающей среды. Мы пользуемся ресурсами, которые не являются неограниченными, а то, что мы отдаем, тоже не может быть принято в неограниченных количествах. Это мы все давно знаем, только вот это знание не дает результатов. Предложение мистера Фонтанелли затрагивает самую суть проблемы: пока загрязнение окружающей среды не отражается в негативном плане на экономике, а щадящий режим обращения с ней – в позитивном, действовать соответствующим образом невозможно. Я специально говорю «невозможно». Ожидать же этого, как всегда поступают идеалисты, это значит ожидать, что экономика будет действовать по неэкономичному принципу. Правила игры не предполагают оглядки на природу. Но мы можем изменить правила игры. В этом нет ничего особенного; мы постоянно делаем это. Мы изменяем банковское право, страхование, биржевое право, налоговое право – все правила игры для экономического процесса. И точно так же легко мы можем ввести правило игры, в соответствии с которым загрязнение окружающей среды будет стоить денег. И тогда то, к чему мы тщетно стремились прийти путем взывания к морали, произойдет словно само по себе, просто благодаря динамике рыночных сил. И это можно сделать только так. Другого пути нет.

Пока Роберн говорил, Дэвид Муди начал качать головой и, похоже, останавливаться не собирался.

– Конечно, все это с благими намерениями, – произнес он, – хоть и не особенно оригинально. А именно – призыв к государственному контролю. Но на самом деле природа чувствует лучше всего себя в тех странах, где существует свободный рынок, в то время как страны бывшей плановой экономики лежат в руинах.

Роберн наклонился вперед, нацелив острие своего рыбного ножа на американца, словно шпагу.

– Правила игры и плановая экономика – это не одно и то же, и вы хорошо знаете это, мистер Муди. Государство должно задать правила игры. Для того оно и существует. Ваш свободный рынок перестал бы работать без правил, которые создало государство, – мы говорим о таких вещах, как закон об акционерных обществах, банковский надзор, договорное право и так далее. И в государствах, которые не в состоянии обеспечить соблюдение правил игры, ваш свободный рынок тоже не работает. Знаменитые общие условия, на отсутствие которых все время жалуются, когда объясняют, почему не хотят инвестировать в Россию.

У Джона возникло чувство, что он должен что-то сказать, дабы не позволить разгореться враждебности, которую, как ему показалось, он ощутил.

– Я далеко не профессионал в вопросах экономики, – пояснил он. – Я просто задал себе вопрос: как выглядела бы наша экономика, если бы Земля, природа была фирмой? Если бы все, что нам нужно, нам пришлось бы покупать у этой фирмы? Действительно все – не только сырье, но и воду, и воздух, и землю?

«Однажды мы станем этой фирмой», – сказал Маккейн и поднял бокал.

Виктория Холден усмехнулась.

– Тогда жизнь, полагаю, было бы невозможно оплатить!

– Небылицы, – произнес Смит.

– Это была бы монополия, – пророкотал Муди. – Ваша фирма «Земля» могла бы установить такие высокие цены, что платить по счетам стало бы невозможно.

– Похоже, вы исходите из того, что мы, люди, нежеланны на Земле, – вставил лорд Роберн. – Интересная предпосылка, которую было бы любопытно рассмотреть при других обстоятельствах. А ведь ответ на вопрос мистера Фонтанелли лежит на поверхности: конечно же, природа – не фирма. Я вижу, сюда вызвали представителя государства. До сих пор государство являлось защитником интересов экономики, в лучших случаях – даже интересов населения. Было бы разумнее предоставить экономику самой себе, а роль опекуна отдать природе.

– Все это звучит очень хорошо и красиво, лорд Роберн, – произнес премьер-министр, – но что касается политической реальности, это чистейшей воды утопия. Даже если предположить, что подобная смена курса способна набрать большинство голосов, все, чего вы добьетесь, так это того, что позиция Великобритании ослабнет в постоянно ужесточающихся условиях всемирной конкуренции.

– Конечно, это требует сотрудничества на международном уровне, – заметила мисс Холден. – Самостоятельные действия одной страны не только бессмысленны, но и безрезультатны.

Ален Смит махнул рукой.

– Забудьте, Виктория. Любое государство будет только искать способы обойти подобные договоренности.

Джон Мейджор мрачно кивнул.

– Могу только согласиться с вашим коллегой.

Ужин прошел в горячих, хоть и не очень плодотворных дискуссиях, без восхищений искусством поваров. После него, то есть при первой же допустимой этикетом возможности попрощался премьер-министр, конечно же, произнеся несколько благожелательных слов по поводу того, что он очень ценит это приглашение и надеется на хорошие отношения в дальнейшем.

Вскоре за ним последовал Ален Смит.

– Как бы там ни было, – произнес он на прощание, – меня успокаивает то, что во главе величайшего концерна мира стоит человек, который руководствуется более высокими ценностями, чем обычная комбинация жадности, честолюбия и жажды власти.

– Я уверен, что ваши меры по обеспечению охраны природы послужат знаком, – заявил Дэвид Муди. – Только не перегибайте палку. Проводите свою политику неспешными шагами.

Виктория Холден советовать ничего не стала, просто поблагодарила за приглашение.

И последним, кто ушел, был лорд Питер Роберн.

– Вы верно мыслите, – сказал он, пожимая Джону руку. – Просто до конца не продумали все.

И, произнеся эти загадочные слова, журналист сел в свой невзрачный автомобиль и уехал, загрязняя окружающую среду остатками сгоревшего топлива.

Джон еще некоторое время постоял у окна своей гостиной, глядя на ясное, усыпанное звездами небо, а призрачные очертания его идеи сгущались, образуя решение. Закончив, он бросил взгляд на часы. Половина двенадцатого.

Он подошел к телефону, полистал лежавший рядом справочник. В замке стояло двести телефонов; все внутренние телефоны были поэтому трехзначными. Он нашел необходимый номер и набрал его.

– О’Шонесси. – Голос на том конце провода прозвучал немного испуганно.