Триллион долларов. В погоне за мечтой

– Что ты теперь будешь делать? – спросил он.

Она не ответила. Он поднял на нее взгляд, посмотрел ей в лицо и все понял.

Маккейн долго смотрел на него, не говоря ни слова, только кивал время от времени и, похоже, всерьез задумался над тем, что сказать и что сделать.

– Мне очень жаль, Джон, – наконец произнес он. – Мне действительно казалось, что она та самая для вас… С моей точки зрения, конечно же. Хотя я не эксперт в отношениях.

Джону казалось, будто он умер. Словно ему вырезали сердце, и на его месте осталась пустота.

– Она настояла на том, чтобы вернуться рейсовым самолетом, – сказал он. – И даже не захотела, чтобы я проводил ее в аэропорт.

– Хм…

– Думаете, это правда? Если женщина говорит, что ей нужно время, чтобы все обдумать… может ли быть, что в конце концов она вернется?

В двери постучали, в комнату заглянула секретарша. Маккейн жестом велел ей удалиться.

– Не знаю, Джон. Но если быть до конца честным, то я думаю… – Он не закончил.

– Что? – спросил Джон с широко раскрытыми глазами.

Маккейн закусил губу, словно уже жалея, что заговорил.

– Конечно, я могу судить только по тому, что вы мне рассказали, Джон.

– Да? И что?

– Мне жаль, что я вынужден говорить вам это, но мне кажется, что она – человек принципов. Принципов, которые для нее важнее, чем вы.

Джон застонал. Нет, сердце все же осталось. По крайней мере, в качестве места, которое может болеть.

– И совершенно очевидно, – Маккейн продолжал растравлять открытую рану, – что она не может принять ответственность, связанную с наследством. Вы, Джон, можете сделать это. Это большая ноша, и иногда она болезненна – но, тем не менее, вы несете ее. Именно это и делает вас наследником. И как бы ни было мне жаль, ваша спутница должна поддерживать вас, или она не может быть вашей спутницей.

Да, пожалуй, это верно. Джон смотрел прямо перед собой, изучая рисунок из темно-синих и черных линий на застеленном ковром полу, который расходился во все стороны, да, словно трещины.

– Вы справитесь, – сказал Маккейн. – Но вы не имеете права вешать нос, Джон.

– Не знаю… – простонал Джон.

– Джон, черт возьми, у вас есть задача. На вас лежит ответственность. Вы наследник, Джон!

– Если бы я им не был, она бы не ушла.

Маккейн издал звук, похожий на сильно сдерживаемое проклятье, сделал несколько шагов по комнате, схватился руками за голову.

– Силы небесные, Джон, это недостойно! Я не могу на это смотреть. Прекратите, черт побери, мучить себя!

Джон вздрогнул, словно от удара плетью.

– Вот там, снаружи, настоящие мучения, – фыркнул Маккейн и ткнул пальцем в экран телевизора. – Их приносят нам с доставкой на дом, по всем каналам, и никто не понимает, что мы заглядываем в будущее, в наше будущее – если мы оба, вы и я, Джон, не соберемся и не сделаем то, что должно быть сделано. Вы понимаете? Мы не можем позволить себе сидеть и зализывать раны, причинять себе боль. Мы должны действовать. Дорог каждый день. А поэтому проглотите обиду. У нас много дел.

– Много дел? – эхом повторил Джон. – Это каких же?

Маккейн протопал через комнату, остановился перед картой мира и хлопнул рукой по Центральной Америке.

– Мехико-сити. На следующей неделе здесь состоится первая подготовительная встреча для конференции по защите окружающей среды, встреча специалистов национальных рабочих групп. Вы должны принять в ней участие.

– Я? – Джон с ужасом посмотрел на карту. С Мехико его связывали только тако в ресторане быстрого питания, когда он уже не мог видеть пиццу. – Но ведь я не специалист, ни в какой области.

– Но вы – Джон Сальваторе Фонтанелли. Вы – основатель премии Геи. Если вам будет что сказать, вас будут внимательно слушать. И вы узнаете многое о положении дел в мире, если будете внимательно слушать.

Джон потер щеки ладонями.

– В Мехико? Я должен лететь в Мехико?

Маккейн скрестил руки на груди.

– По крайней мере, это вас отвлечет.

Маккейн проводил его в аэропорт и по дороге снабдил документами для переговоров в Мехико. Стопка документов была внушительной – папки, переплетенные научные отчеты со всего мира, дискеты, заключения, переводы и рефераты. Девятичасового перелета как раз хватит на то, чтобы все хотя бы пролистать.

Как обычно, их автомобиль пропустили на летное поле, где уже стоял готовый ко взлету «Манифорс Ван». Воняло керосином, горелой резиной, когда они вышли из машины, земля была мокрой после ночного дождя, над ровным бесконечным полем носился резкий, пронизывающий ветер.

– Это как перетягивание каната, – крикнул Маккейн, пытаясь перекрыть рев заведенных турбин. – С одной стороны, мы должны стремиться к тому, чтобы начали функционировать обязательные для всех положения по защите от атмосферных воздействий, а с другой стороны, это не должно нам сейчас ничего стоить. Такова цель программы для биржи вредных веществ, понимаете?

Несколько мужчин и женщин в униформах бросились вниз по трапу, чтобы помочь выгрузить коробки с документами и перенести их на борт. Пилот тоже спустился, держа под мышкой папку с контрольными списками, пожал им руки и объявил, что самое время взлетать.

– Если мы пропустим стартовое окно, может пройти не один час, прежде чем нам дадут новое. Евроконтроль снова хозяйничает.

– Да, да, – нетерпеливо отмахнулся Маккейн. – Еще минутку.

– Почему это не должно нам ничего стоить? – поинтересовался Джон.

Маккейн, похоже, избегал встречаться с ним взглядом и вместо этого принялся изучать горизонт.

– Я ведь вам уже объяснял. Мы перестраиваем целый концерн под новую стратегию. Если на этой стадии мы примем обязательство наладить повсюду очистку выхлопных газов, то это будет стоить нам денег, которые позднее могут решить вопрос победы или поражения.

Внезапно Джону все показалось нереальным. Словно они стоят на сцене и играют пьесу в театре абсурда. Он почувствовал, как в груди его что-то медленно поднимается, что могло быть как невинным приступом смеха, так и приступом рвоты, или того и другого одновременно.

– Когда мы по-настоящему будем что-нибудь делать? – Он перекрикивал шум моторов. – Мы все время что-то покупаем, накапливаем власть и влияние, но мы ничего с этим не делаем. Наоборот, мы делаем только хуже!

Маккейн посмотрел на него в буквальном смысле слова убийственным взглядом. Совершенно ясно, он отклонился от запланированного сценария. Это смертный грех для актера, ведь так?

– Вы совершенно неверно все себе представляете, – крикнул Маккейн. – Однако боюсь, что нам не хватит времени обсудить это сейчас. Давайте поговорим об этом после вашего возвращения.

В этот миг они увидели автомобиль, несшийся прямо к ним на безумной скорости. Мгновением позже Марко оказался рядом с ним, закрыл Джона собой и произнес:

– Может быть, вам все же стоит подняться наверх, мистер Фонтанелли.

– Что, черт побери!.. – крикнул Маккейн, но автомобиль уже остановился, взвизгнули тормоза, открылась дверь, и к ним бросился мужчина.

– Я ищу Марко Бенетти, – заявил он. Мужчина был стройным, в темном костюме, на лице – тонкие усы, а в руке дорожная сумка.

Марко все еще тянулся к пиджаку.

– Это я.

Мужчина продемонстрировал удостоверение с печатью, принадлежащей концерну службы безопасности.

– В штаб-квартиру поступил странный звонок от вашей жены, – с трудом переводя дух, произнес он. – По крайней мере, мы считаем, что это была ваша жена. Пытались перезвонить, но никто не подошел к телефону. – Он вынул ключи от автомобиля. – Я должен сменить вас. Можете взять автомобиль.

Марко побледнел.

– Что-то с ребенком?

– Я ведь уже сказал, мы не знаем. Мы решили, что будет лучше, если вы посмотрите сами. Вот. – Он встряхнул ключи в руке.

– Идите, – кивнул Маккейн, видя нерешительность Марко.

Пилот выглянул из кабины, многозначительно постучал по наручным часам. Пора.

– Да, идите, – произнес Джон. – Мы разберемся.

– Спасибо, – сказал Марко и пошел к машине.

Позднее, когда они были уже в воздухе, а впереди их ждал почти бесконечный день трансатлантического перелета, Джон подозвал новенького из числа телохранителей.

– Мне хотелось бы знать, как вас зовут, – сказал он.

Мужчина посмотрел на него ничего не выражающим взглядом. Глаза его были цвета застывшей лавы.

– Фостер, – произнес он. – Меня зовут Фостер.

Он остановил автомобиль, несмотря на знак запрещенной стоянки. Перед этим мчался на красный свет. Не обращал внимания на знаки «СТОП», превысил все возможные ограничения скорости, ему было наплевать на все. Дом – не самый новый, на шесть семей – находился в расположенном к юго-востоку от Лондона Уолтоне-на-Темзе и казался таким тихим и мирным, что ему стало плохо. Он бросился вверх по лестнице, на бегу вставляя ключ в замок, дрожащими пальцами открыл дверь и…

Карен стояла в прихожей, в руке у нее были детская бутылочка и нагрудник.

– Марко?

– Madre Dios![73] – вырвалось у него. Он обмяк от облегчения, на негнущихся ногах подошел к ней и буквально упал в ее объятия.

Она не знала, что и думать.

– Эй, тише, она только уснула… Дай я хоть нагрудничек положу… Скажи, я что-то перепутала? Разве ты не должен был лететь в Мехико?

Марко отпустил ее, пристально вгляделся в лицо.

– Ты не звонила в головной офис?

– В офис?

Он рассказал о том, что случилось.

– В Мехико сейчас летит мой багаж. Придется мне купить новую бритву, наверное. – Он покачал головой. – С чего в офисе взяли, что ты звонила?

Карен пожала плечами.

– Понятия не имею. Я не звонила. Я хотела позвонить Бетти, спросить, не зайдет ли она сегодня на чай, но соединения не было.

– Соединения не было. – Марко подошел к телефонному аппарату, снял трубку и прислушался.

– Гудки и сегодня утром звучали странно, – скептически произнесла Карен.

Марко покачал головой.

– Это не гудки. Нет связи.

Он очень осторожно положил трубку на рычаг. Конечно, все это может быть случайностью. Ошибочный звонок, недоразумение, чрезмерная реакция, неполадки в телефонной сети. Вполне может быть и так.

Но, несмотря на это, его не покидало дурное предчувствие.