Триллион долларов. В погоне за мечтой

– Иногда иначе нельзя. Сейчас мы должны продемонстрировать решимость.

Журнал «Тайм мэгэзин» напечатал большую статью о забастовке в компании «ХЬЮДЖМУВЕР», прикрепив к ней иллюстрацию, основанную на афише старого фильма с Теренсом Хиллом и Бадом Спенсером, только их лица были заменены лицами Джона Фонтанелли и Малькольма Маккейна, а название гласило: «Правая и левая рука дьявола». Соответствующая статья была безжалостной, называла интерес Джона к защите окружающей среды «показным», а деловые приемы Маккейна «рыцарским разбоем».

Джон почувствовал, что во время чтения у него покраснели уши, выступил пот. Его удивляло то, с каким спокойствием пролистал журнал Маккейн.

– Что-то мне постепенно начинают надоедать такие вещи, – наконец произнес он. – Все равно по плану мы собирались покупать медиаконцерны – газеты, телерадиокомпании и так далее. – Он захлопнул журнал и, не глядя, отшвырнул его в сторону. – Настало время заняться этим.

Приближалось Рождество. Над Темзой все чаще висел туман, распространяясь на город, заколдовывая высотные дома, превращая их в жутковатые замки троллей, а уличные фонари – в эльфийские огни.

Победителем предрождественских продаж в этом году стали товары с буквой «f». Люди покупали шапки, чашки, брелоки для ключей, шарфы, папки для документов и в первую очередь рубашки, все белое – не считая темно-красной, с фиолетовым отливом, размашистой буквы. Невероятно, но факт: одни только лицензионные сборы за использование логотипа принесли в кассу сотни миллионов долларов.

Пятнадцатого декабря Джон и Маккейн произвели слияние компаний «Боинг» и «Макдоннел Дуглас», и получившаяся компания стала крупнейшим самолетостроителем мира. Комментарии экономических журналов касались в основном быстро разрастающейся сферы влияния концерна Фонтанелли, и в ближайшие годы ожидалось множество подобных слияний.

Ситуация с компанией «ХЬЮДЖМУВЕР» застряла на мертвой точке. Профсоюз бастовал, руководство предприятия отказывалось проводить переговоры. После Рождества и Нового года пришлось не только смириться со спадом производства, но и порадоваться ему с учетом пустых книг заказов, однако в новом году появились новые поручения и заказы, с которыми не удавалось справиться только силами неорганизованных рабочих.

– В США трудовое законодательство запрещает увольнять бастующих, – огрызался Дональд Раш. – Мы стараемся покупать как можно больше у наших заграничных дочерних компаний, каждую неделю проводим больше реорганизаций, чем обычно за год, но границы возможного уже близко. И с экскаваторами мы их почти достигли.

Маккейн держал руки возле рта, словно в молитве.

– Что вы собираетесь предпринять?

– Нанять новых людей, – ответил начальник «ХЬЮДЖМУВЕР». – Трудовое законодательство не запрещает нанимать штрейкбрехеров. У нас кризис, другие фирмы тоже рационализируются, а из-за границы приезжают хорошие специалисты, готовые работать за небольшие деньги. Кроме того, мы уже настолько упростили рабочие процессы, что нам даже не обязательно нужны специалисты. Раньше проблема забастовок всегда заключалась в том, что мы были завязаны на людей, но теперь уже нетрудно найти новых.

– Профсоюз тоже об этом знает, ведь так? – спросил Маккейн.

– Хм, да, думаю, знает. – Раш смотрел на замершего в ожидании Маккейна. – Ах, вот оно что. Может быть, достаточно будет пригрозить этим.

– Попробовать стоит, – произнес Маккейн.

Два дня спустя бастующие вернулись к работе на условиях урезанной на 20 процентов зарплаты и удлиненной на два часа рабочей недели.

– Ну вот, – прокомментировал Маккейн, и впервые за долгое время на лице его появилось что-то вроде улыбки.

Джона разбудил стоящий рядом с кроватью телефон. Он вскочил, уставился на проклятый аппарат и сначала подумал, что на самом деле он не звонил. Половина третьего ночи. Ему приснилось, точно.

И вот он зазвонил снова, уже наверняка. Плохой знак. Телефон, звонящий в половине третьего ночи, никогда не предвещает радостную новость. Он поспешно снял трубку.

– Алло?

– Ты, чертова скотина… – Женский голос доносился издалека, на заднем фоне раздавались какие-то странные звуки, как будто она звонила из коллектора сточных вод. А еще она говорила по-итальянски.

– Что-что?

– Я сказала, что ты чертова скотина. – Голос был пьяным.

Джон провел рукой по лицу, словно это могло заставить мозг работать.

– Вне всякого сомнения, – сказал он, – но не скажете ли вы мне, кто вы такая?

– Porco Dío[50]… – Последовала долгая пауза, слышно было только тяжелое дыхание. – Ты ведь еще не забыл меня? Скажи, что ты меня еще не забыл. – Она тихо, с подвываниями заплакала.

Джон ломал голову, но никак не мог вспомнить, чей это может быть голос.

– Мне очень жаль… – нерешительно произнес он.

– Тебе очень жаль? Да. Так и должно быть. Тебе должно быть жаль. Ведь это ты во всем виноват. – Послышался всхлип, при звуке которого в Джоне пробудились смутные воспоминания. – Ты во всем виноват, ты слышал? Ты один. Ты виноват, что Марвин сидит в тюрьме. Меня тебе тоже когда-нибудь придется соскребать с дороги. Надеюсь, тебе снова будет жаль, скотина ты эдакая. – Трубку бросили с громким скрежетом, как будто звонившей было тяжело попасть по аппарату.

Джон продолжал сжимать в руках трубку, сердце гулко стучало в груди, а он в недоумении смотрел прямо перед собой. Константина. Это могла быть только Константина. Боже мой! А он ее даже не узнал.

Марвин в тюрьме? Непохоже на то, что ей это примерещилось спьяну. Он набрал номер службы безопасности. Трубку взял Марко, голос его был удивительно бодрым для такого времени суток. Джон рассказал ему о случившемся.

– Мне жаль, мистер Фонтанелли. Не могу понять, как она смогла к вам пробиться. Вообще-то ваш номер телефона – тайна всех тайн.

– Наверное, взяла у Марвина. А тот пройдоха в таких делах. Но я звоню не поэтому. – Он объяснил, зачем звонит. Потом надел халат и принялся беспокойно расхаживать по своим похожим на залы комнатам, пока телефон наконец не затрещал снова.

– Все верно, – сказал Марко. – Некий Марвин Коупленд был арестован в Бриндизи. Обвинение в торговле наркотиками.