Время для жизни

— Вот как я все это не люблю! — прошипел сидящий рядом с Еленой Калошин, — Сейчас бы со своими, по-простому, расслабиться…

— Ничего, ничего… Это ненадолго…, — успокаивающе прошептала Завадская.

Это и правда оказалось недолгим. Но Косов чувствовал себя изрядно пьяным, и с облегчением удалился, когда это стало возможным. Завадская, напоследок пообещала, что женщины вскорости присоединятся к артистам.

— Мне и самой там будет проще! — усмехнулась Елена.

А у артистов уже начиналось веселье. Народ чуток взбодрился, расставил мебель, и активно помогал персоналу накрывать столы напитками и закусками.

— Игорь… ты это… давай я тебе часть расходов компенсирую, — немного заплетаясь языком, предложил Иван.

— Ты чего, дружище? Все проведено по смете концерта. С местным директором я дружу, замдиректора по хозяйству — тоже вполне нормальный, понимающий дядька. Так что успокойся и расслабься!

И Иван расслабился… Стало покойно, хорошо, лениво. Только вот со спиртным нужно немного повременить. И о женщинах пока не думать — где там Завадская, Фатьма… И еще Лиза, Лида… Кира.

Он сидел почти в обнимку с Елкиным на диване, и старый еврей насыщал его многовековой мудростью своего народа. Было интересно, иногда грустно, чаще — смешно.

А потом появились женщины. Его опять подхватили Фатьма и Ритка, усадили между собой и активно кормили, кормили, кормили. И вроде бы даже хмель прошел. Не совсем, а так — остался где-то на дне, легкой дымкой. С появлением Завадской и ее свиты, остальные женщины как будто поняли, что их сегодняшние притязания на его бренное тело нужно… поставить на паузу.

Вот только ни Лизы, ни Лиды в зале не было. Это каким-то неудобством осознавалось на задворках мыслей, торчало занозой где-то там… неблизко. Заноза, она ведь что? Если ее не трогать, можно и забыть о ней, на какое-то время.

Косов повеселел. Еще выпил. Они с Калошиным дуэтом пели. Люди танцевали и просили — еще! А они — и еще пели! В общем, было весело. А потом Елкин и почему-то с Завадской, стали рассказывать разные театральные и эстрадные байки — дополняя друг друга, меняясь ролями, в лицах передавая анекдоты и побасенки. Причем, перед Завадской Савелий рассыпался бисером, сыпал комплиментами, был предупредительным, внимательным и юморным дядькой. Она же относилась к нему душевно, смеялась, всячески показывая ему свою расположенность.

«Ага… а он говорил, что знаком с ней слабо. А сейчас, на них глядя, кажется, что они когда-то успели побывать в любовниках. Бывает же такое, когда после расставания, люди продолжают испытывать друг к другу теплые, но уже — платонические чувства?».

И все же… все же Иван в итоге… «нализался». Смутно помнил, что он с кем-то танцевал, что-то еще пел, и даже с кем-то… целовался… за ширмами. И вроде бы это была… Ритка. И было ему так хорошо, что вот просто — дальше некуда! Только вот перейти в более близкие отношения почему-то… не получалось. Что-то… мешало! Не… С Риткой? Да ну нах! Наверное, это ему приснилось! Последнее его более или менее четкое воспоминание… было связано с автомобилем? Или… с автобусом? Куда-то он ехал, смеялся, пел… И даже с кем-то снова целовался… Вроде бы…

Голова болела… оглушительно! Примерно так, когда он и оказался в этом мире. Но тогда-то его по голове… охерачили посторонние люди. А сейчас что же? Сам себе враг? Адиёт, как говорил кто-то в одном из вчерашних рассказов Савелия.

«Чего же я так… накушался-то?».

«И вот что интересно… а я где? У себя, в клубе? Было бы неплохо: дома, как говорится, и стены помогают. Или… у Завадской? Тогда — еще лучше: можно принять ванну, чуток опохмелиться. У Елены всегда есть качественный алкоголь. Или… у Вари? Не, не хочу! В таком месте, с такой дамой, да в таком состоянии? Или… а где я еще могу быть? В общаге, у тех девчонок-танцовщиц? Стыдно… Кавалер, мать его! Нажрался, как свинья! Может… у Лиды… с Лизой?».

Где-то внутри чего-то зацарапало, заныло… Нет, не с Лизой.

«Похоже… Рыженькую я потерял. Ну не мудак, а? И чего я смог бы сделать? Она, было похоже — сама «повелась» на этого летчика-налетчика. Бороться за женщину? Дело, в общем-то, так себе… Если женщина сама не хочет с тобой оставаться — хрен ты ее удержишь! Ни драки с соперником, ни подарки, ни нежности — не помогут. Она уже засомневалась в тебе, и в своем месте рядом с тобой. А значит — уйдет. Не сейчас, так чуть позже, с другим. Так что — отпускай, не унижайся ни сам, ни ее не унижай своей слабостью, ее жалостью. Враньем, нытьем… На хрен!».

Вариант выпал — самый достойный! Он был у Фатьмы. Принюхался сначала, не открывая глаз — знакомо! Запах женщины, запах дома, запах вкусной еды. Кто еще это может быть? Только его самая лучшая женщина — немногословная, заботливая, нежная, страстная… Чуть шевельнулся воздух, и слабо запахло маслами, теми — которые он ей и подарил.

— Не притворяйся! Я же вижу, что ты проснулся, — голос не злой, а такой… с некоей долькой участия.

— Фатя!

— М-м-м?

— Скажи мне — я свинья?

Женщина негромко засмеялась.

— Да нет, не свинья. Хотя… набрался ты вчера изрядно.

— Сам не понимаю, что такое… Зачем? И главное — нахуя? Как-то все сплелось — и усталость, и нервы…

— И бабы… — продолжила Фатьма.

«Все-таки ее участие имеет границы! Нет в природе совершенства, и нет в женщинах идеала! Но она — хотя бы максимально приблизилась к нему!» — нашел оправдание подруге Косов.

— И бабы… а что — бабы? Что с ними не так? — по-прежнему не открывая глаз, спросил Косов.

— Не знаю, тебе — виднее. Как мне представляется — как-то много их у тебя стало. Вот и не можешь разобраться, как быть.

— М-да… восточная женщина — мудрая женщина! — прошептал Косов.

— Не подлизывайся. Открывай глаза, вот… лечить тебя буду!

Иван открыл глаза.

Фатьма стояла перед ним в том недлинном халатике, который он ей подарил. Полы — чуть ниже середины бедра. Стройные смуглые ножки. Поясок подчеркивает тонкую талию. Низкий запАх приоткрывает полную грудь.

«И прическа сделана! Ух, какая женщина!».

— Вот… я тут красного вина развела, с приправами. Выпей, станет легче. Потом — кушать будешь. Я хаш приготовила.

Косов сглотнул слюну — «Хаш!».

— Хаш… это же не Ваше блюдо?

— Ну и что? Если оно вкусное, и в таком деле помогает. Почему нет?

Глиняная кружка прохладная, тяжелая такая… Полная. Вино красное, полусухое, чуть разбавлено, слабенькое — чтобы сразу не «окосеть» «на старые дрожжи».

«Ох же ж! Ну ведь не может быть так хорошо? Как оно… вниз-то упало! И горло, и рот царапать сразу перестало. Смочило винцо! И в животе приятно стало, чуть успокоились там… каки всякие! И голова… вроде чуть полегчала! Кудесница же, эта женщина, разве нет?».

Он чуть прислушался к себе, прикрыв глаза. Потом посмотрел на женщину:

— Ты прости меня, красавица. Иногда веду себя… как свинья.

Она мотнула головой:

— Вот еще! Ничего не как свинья. У тебя был трудный период, он закончился. Ты и расслабился. Бывает!

«Так… я уже говорил, что эту женщину мне послал Аллах за неведомые заслуги? Говорил, да? И не устану повторять!».

— Вставай! Умоешься, потом поешь. Немного. Потом в баню тебя поведу, парить буду.

— А в бане…

Она засмеялась:

— Потом. Не в бане, а когда лучше себя почувствуешь.

— А вчера я…

Фатьма погладила его по голове, нежно так…

— Вчера… ох… вчера ты пытался… Но не смог. Ласкал меня… а потом уснул.

«Бля… стыдно-то как!».

Иван, отфыркиваясь, умылся. Тщательно почистил зубы. Попытался принюхаться к себе:

«Воняет, поди, от меня… Как от того козла!».

Он сидел за столом, жадно глотал горячий, острый и такой классный хаш. Оживал буквально на глазах.

— Давай еще немного вина налью, да? — спросила его подруга.

— Только разбавь, как ты сделала…

В бане было… Хорошо! Отстегала Фатьма его изрядно. Даже как бы — не в отместку за все его… проделки. И это тоже было — хорошо! Но сама ни раздеваться, ни мыться не стала. Хотя и халатик ее намок, облепил тело.

— Я уже с утра вымылась, пока ты спал, а я баню топила. Говорю же — не понимаю я Вас, русских. В такой жаре себя веником хлестать…

Он подхватил ее в предбаннике за попу, поднял перед собой, прижал крепко. Поцеловал. Посмотрел в глаза:

— Знаешь… я, наверное, все-таки тебя люблю! Нельзя не любить тебя, такую — красивую, заботливую, терпеливую…

— Нет, Ваня! Это в тебе сейчас благодарность говорит, а не любовь.

— Ты не права! И благодарность тоже… Но что-то и большее есть внутри. Только вот… ущербный я какой-то. Не могу любить одну женщину. Точнее — любить, наверное, могу. Только вот верным быть… не получается. Я и других хочу тоже. Вот пока ты рядом — и мне никого больше не надо. А только… нет тебя рядом — и я сразу и на других внимание обращаю.

В доме он постарался исправить свой вчерашний конфуз. Сильно старался, и, похоже, женщина осталась довольна.

«А действительно — чего это я вчера так надрался-то? Почти год здесь, и употреблять доводилось. Но вот как вчера… Вот тогда, с Зиной — тоже было… Но вчера все же — сильнее! Это… Лиза мне так… далась? Не знаю, даже думать в ту сторону не хочу!».

Странно все-таки получилось. Вот уже дважды ему приходилось расставаться с женщинами здесь. С Верой, потом — с Зиной. И что? Да все не так! С Верой — там просто сожаление было, от расставания с привычной и опытной партнершей. С Зиной… с той было и хорошо, и прикольно временами. Тоже — просто некая благодарность за приятные мгновения. Но так… тягостно — не было, ни в том, ни в другом случае.

— Слушай… А я вчера ничего такого… не натворил? А то последние час-полтора — как из жизни выкинул.

Подруга засмеялась, подняв голову от его груди:

— Да ничего такого… плохого не было. Резвился, конечно, но довольно безобидно. Все пытался девчонок-танцовщиц какому-то танцу научить. Не помню названия. Ламба… или ламда. Как-то так. Похоже, что очень нескромный танец. Сам что ли придумал? Признайся!

— М-да… А почему девчонок, а не — девчонку? Их всего трое было. Одна — с парнем со своим. Вторая — подружка Калошина. Одна же остается?

Фатьма опять засмеялась:

— Ах вон оно чего! А я все не понимала, чего это Игорек так на тебя косится, да все мне какие-то намеки делает!

— Да? А ты что?

— А я? Я смеялась и делала вид, что не понимаю.

— Ага… а еще что было?

— Ну-у-у… о чем-то все нашептывал Ленке на ушко, а та хихикала, да щурилась довольно, как кошка! Вы там вообще все… ну почти все, вокруг нее круги наматывали. Даже этот… старичок, забавный такой! И тот ей все руки целовал, да сожалел о чем-то. А ты этого старичка почему-то все дядей Зямой называл.

— А с Риткой?

— А с Риткой ты, Ваня, целовался взасос за ширмами. Уже в самом конце! Откуда я тебя и извлекла, и в автобус утащила.

«Значит не приснилось!».

— А мы с ней там… ничего такого?

Подруга расхохоталась:

— Да что Вы уже могли сделать? Раздеться, разве что? Она и сама уже была… чуть теплая! Когда я тебя от нее забрала, она все шипела, да повторяла, что, мол, Фатя, я тебе это припомню. Хотя я сомневаюсь, что она сама сегодня это вспомнит. Ее Лена увела. Там какой-то ухажер Завадской появился. В чинах мужчина, в кожаном пальто, да на «эмке».