Последний солдат СССР. Сборник. Книги 1-5

18 января 1979 года. Подмосковье (окончание)

Через минуту возле меня оказался взъерошенный, с растрепанной шевелюрой Иван Дмитриевич. Свою шапку-ушанку он успел где-то потерять, а аккуратно причесанные седые волосы разлохматились, и кое-где вздыбились. И теперь старик пятерней зачесывал их обратно.

После поимки Андропова капитан усадил Березина в грузовик «Беркута» вместе с бойцами, доверительно попросив ветерана как опытного сотрудника присмотреть за бойцами и пленными. Польщенный старик, чуть помялся, увидел мой еле заметный кивок и согласился.

Когда началась стрельба, дед, слышавший переговоры по рации, и уловивший к чему идёт дело, был уже вооружен трофейным «ТТ», взятым у одного из бойцов. Он выпрыгнул из машины, перекатился под укрытие заднего колеса и оттуда вел огонь.

Как только бой закончился, старик сразу поднялся и двинулся к «УАЗу». Увидел меня и облегченно выдохнул:

— Слава тебе, Господи.

Ещё бы чуть-чуть и истово перекрестился. У него даже пальцы в троеперстие сложились, и ладонь инстинктивно к груди дернулась. Вовремя опомнился и смущенно улыбнулся, опустив руку.

— Не знал, что вы, Иван Дмитриевич, верующий, — улыбнулся я, подходящему Березину.

— Повоюешь с моё, тоже верующим станешь, — проворчал старик. — У меня батюшка с матушкой верующими были, церковь на выходные и праздники исправно посещали. И я, когда совсем мальцом был, с ними ходил. Отец Амвросий, царствие ему небесное, меня грамоте и счёту учил, Библию читал и толковал. Приглянулся ему наверно, чем-то. Другие детишки бегают по деревне, палками машут, в лапту и городки играют, босыми пятками сверкают, а я к знаниям с малолетства тянулся, учиться хотел. Вот и уделял он мне внимание. Очень душевным человеком был наш сельский священник. В отличие от многих попов толстопузых, всех по именам знал, здоровался, никогда не отказывал выслушать, а страждущим помогал, чем мог. Сам здесь вырос и сюда же вернулся после семинарии. Так что, я с рождения с богом в душе рос. А после революции другие ветры подули. Я из села уехал, на рабфак поступил, комсомольцем стал. А в сорок втором, когда своих бойцов, убитых диверсантами, хоронил, сам не заметил, как перекрестился и царствия небесного убиенным пожелал.

— И как же это у вас в душе укладывается, коммунизм и религиозность? — улыбнулся я. Похоже, старик разговорился от волнения. Переживал за меня сильно, не будучи рядом, вот и пробило его на рассказы о своем прошлом.

— А никак, — отмахнулся Иван Дмитриевич. — В церковь я не хожу, свечки не ставлю. Считаю, что, если у человека в душе зло, никакие молитвы ему не помогут. Просто стараюсь жить по совести. А такое бытие очень много общего с библейскими заповедями и православием имеет. Вот только не со всем я согласен. Терпение дело хорошее, но не всегда. В иных ситуациях, оно в рабство и жизненные трагедии превращается. И «не убий» заповедь тоже так себе. Иных тварей не только можно, но и нужно жизни лишать, чтобы меньше зла окружающим несли. А бог… Он в душе должен быть. Лучший храм для верующего — это сердце. А попы, церкви это уже дело вторичное. По большому счёту человеку для общения с богом посредники не нужны. Только тот, кто духом колеблется, или нуждается в утешении, идёт к пастырям. Такое моё мнение. Если подытожить, я не особо религиозен. Но к верующим отношусь нормально. Для меня главное, чтобы человек был стоящий, а что у него на груди, крестик под рубахой спрятан, или комсомольский значок на лацкане пиджака, не интересует. Но иногда, как говорил мой фронтовой товарищ Гриша Туманов, вот вроде и знаешь, что бога нет, а где-то в глубине души хочется верить в высшую справедливость. Что где-то там высоко в небесах сидит Всевышний и всем подонкам по заслугам воздает. Даже если в этом мире им удалось избежать наказания, то там наверняка черти голой задницей на сковороду посадят. С этой верой жить намного легче.

— А коммунизм тут причем? — я с интересом ждал продолжения.

— Коммунизм, Леша, это тоже вера, — усмехнулся старик. — Но вера в светлое будущее, построенное руками людей здесь и сейчас. И знаешь, я ещё на рабфаке начал читать классиков марксизма-ленинизма, и, к своему удивлению, обнаружил много сходства с православием. Вот смотри, по церковным канонам, люди рождаются равными. И марксизм утверждает, люди должны быть равными по возможностям и правам. А какое нахрен равенство было в той же царской России, когда одни рождаются с золотой ложкой во рту, и проводят свою жизнь в праздности и неге, посещая балы, светские салоны, выставки художников, а другие пашут за копейку, надрываясь, вытягивая последние жилы, чтобы самим не умереть с голоду? Барин в своем поместье, промышленник на заводе царь и бог, а крестьяне и рабочие хуже скотины. Вот здесь и закавыка кроется. Священники призывают нищих терпеть все унижения, обещая рай в загробной жизни, поскольку нынешний порядок нам богом был дан. А большевики хотели сменить общественный строй на более справедливый для обычных людей — вот вся и разница. Ладно, я чего-то разговорился не по делу. Не обращай внимания, старею, наверно.

— Да ничего страшного, — успокоил старика я. — Мы все равно Сергея Ивановича ждём, пока он закончит.

В процессе монолога деда я периодически посматривал по сторонам, контролируя обстановку, пока мы общались на тему религии и коммунизма…

После боя, «МИ-24Д», спустился пониже, сделал над нами прощальный круг, подняв ураганный ветер, убедился, что всё в порядке, и улетел в сторону леса, громко стрекоча лопастями пропеллеров.

Зашевелился Андропов. Старшина подхватил под руки ещё толком не пришедшего в себя председателя КГБ, и вместе с подбежавшим спецназовцем усадил в нашу машину, устроившись рядом.

Спустя минут пять на дороге появился желтый милицейский «УАЗик». Сначала остановился метрах в пятидесяти от нас. В окно выглянуло круглое лицо в форменной шапке-ушанке. Заметивший появление гостей капитан, вытащил из кармана куртки и расправил уже знакомую, сложенную вчетверо тонкую кипу бумажек. Махнул рукой милиционерам, «мол, подъезжайте сюда».

«УАЗик» медленно приблизился, из машины вылез смущенный старлей, повесил на плечо сумку-планшет, и пошел навстречу Сергею Ивановичу.

«Похоже, участковый», — отметил я. — «Такие сумки им выдавали, чтобы на месте протоколы составлять. Да и вокруг одни деревни, откуда здесь так быстро операм взяться?»

Милиционер посмотрел бумаги, вытянулся. Капитан что-то коротко сказал ему, тот козырнул и бегом бросился обратно к машине. Наверно, начальство и врачей вызывать.

Еще через десяток минут на трассе царило настоящее оживление. Подъехали в сопровождении милицейской «трешки» с мигалкой, три «Скорые». Врачи шустро высыпали из машин, начали осматривать уже перевязанных раненных и перетаскивать их в свои автомобили. Подкатила черная «волга» с недовольным пузаном, по-видимому, местным начальством. Ознакомившись с документами, толстяк моментально расплылся в широкой улыбке и с почтением внимал, что-то говорящему капитану.

Сразу за ними, на трех «уралах» подоспели бойцы «Дельфина». По команде капитана они сразу оцепили участок трассы с поврежденной техникой и догорающими машинами. Ещё через пятнадцать минут, на представительской «чайке» из ГОНа, примчался мордастый дядька с тройным подбородком и насупленными густыми бровями, потрясая бумажкой в руке. Разговаривал он громко, командным тоном, и из обрывков фраз я понял, что это Семен Кузьмич Цвигун, первый заместитель председателя КГБ с приказом Брежнева. С ним приехал высокий крепкий брюнет лет сорока в зимнем кителе с генеральскими милицейскими погонами. В прошлой жизни я читал «Огонек», «Человек и Закон» и сразу же узнал, знакомого по статьям и фотографиям из зала суда Юрия Чурбанова. Зять генсека и заместитель министра внутренних дел, выглядел моложе и подтянутее своей поздней версии, но на каменном лице, отмеченном печатью власти, уже просматривалась небольшая одутловатость, вызванная регулярным употреблением спиртного.

Пузатый из местной власти, и прибывший следом майор милиции, сразу поняли, кто к ним пожаловал. Мент вытянулся как струна, сложив руки по швам и поедая начальство преданным взглядом. Угодливая улыбка толстяка стала ещё шире, угрожая развалить лицо пополам. Приехавшие милиционеры, ставшие в оцепление с «дельфинами», шустро задвигались, изображая бдительность и готовность охранять место побоища от посторонних. Случайные водители, заехавшие на этот участок трассы, с обеих сторон показательно разворачивались громкими криками и жестами, под небрежными взглядами начальства.

Только Сергей Иванович не суетился. Чуть подтянулся, подобрался, но подобострастие и радость от лицезрения двух важных начальственных лиц не демонстрировал, оставаясь таким же серьезным, сухим и деловитым. Обменялся рукопожатиями с прибывшими, перекинулся несколькими фразами, взял бумажку, протянутую Цвигуном, и двинулся к нам.

— Всё в порядке? — капитан цепко оглядел нас, кинул взгляд на уазик, где виднелась сгорбленная, поникшая фигура Андропова, рядом с плечистым старшиной.

— Так точно, Сергей Иванович, — весело подтвердил я. — Когда стрельба началась, клиент перенервничал и потерял сознание. Хорошо, что не обгадился. А так всё нормально. Никого не ранили, обстановку контролируем.

— Да, — спохватился Сосновский и протянул руку, — Спасибо, что предупредил о снайпере. Ты как вообще его увидел?

Я пожал крепкую ладонь разведчика и ответил:

— Просто картинка перед глазами появилась, и стало ясно, он через несколько секунд выстрелит.

— Видение?— понимающе прищурился капитан.

— Оно самое.

— Не понимаю, чего они вообще стрелять начали, — задумчиво протянул Сосновский. — Вольнов же документы видел, выслушал и согласился подождать до приезда Цвигуна. Кто же в таком случае, дал команду снайперу? И остальные сразу же палить стали, как будто только этого ждали.

— А я понимаю. И вам могу рассказать. Питовранов работает на двух хозяев: Андропова и американцев. Он — заместитель председателя Торгово-Промышленной палаты СССР. Встречается с представителями западной деловой и дипломатической элиты официально. Держит с ними контакты постоянно. Одновременно, генерал-лейтенант государственной безопасности, находящийся в действующем резерве и советник Бобкова — начальника Пятого управления. Но главное, Питовранов, являясь своеобразным мостиком между западными «партнерами» и Андроповым, руководит личной спецслужбой председателя КГБ — «Фирмой». У него обширная агентурная сеть и связи с самыми различными подразделениями и отделами Комитета.

— И? — вопросительно изогнул бровь капитан. — Каким это боком к стрельбе на трассе?

— Сейчас расскажу, — пообещал я. — При выдвижении на дачу Брежнева, Андропов в последний момент всё переиграл. Взял с собою, кроме личной охраны, только часть «альфовцев». Остальным была дана команда постоянно находиться на связи, ждать команд, и в случае необходимости немедленно выдвигаться к даче генсека.

Как только связь пропала, об этом сразу узнал Питовранов. И моментально связался со своими американскими кураторами, договорившись действовать по обстановке. Когда группа прибыла на место засады, Питовранову доложили, что председателя КГБ взяла прекрасно подготовленная группа, скорее всего, армейские или ГРУ. Для главы «Фирмы» и его заокеанских партнеров очень важно, чтобы Андропов не заговорил. Зная патологическую трусость председателя КГБ, такой вариант очень вероятен. Разговорившийся Андропов, это приговор для Питовранова и огромный международный скандал, чреватый ухудшением отношений с США.