Время для жизни

Двигая свою речь, Иван ненароком поглядывал, как не его слова реагируют друзья. Сергей — тот делал вид, что весь разговор его вовсе не интересует. Тоня слушала с интересом, Виктор с интересом и улыбкой, Илья все порывался возразить, и только последнее его заставило несколько задуматься. Кира смотрела, улыбаясь, куда-то вдаль и лишь искоса поглядывала на него, и перешептывалась с Зиной.

— Иван! А тебе кто из поэтов нравится? — вот и Зина подключилась, только не ясно — сама, или по «наводке» Киры. Ивану хотелось бы — чтобы последнее.

Он задумался, почесал затылок и немного растеряно пробубнил:

— Ну как… как и всем, наверное, Есенин, Маяковский, Блок, — он здесь хоть и старался читать, но времени было мало, да и времени этого он здесь провел тоже — немного. Что тут у перечисленных поэтов написано, а что нет — есть ли разница с его прошлым-будущим, он не был уверен.

— Есенин — кулацкий поэт! — четко и как будто в никуда отчеканил Сергей.

— Ну… вот это ерунда, по-моему. Есенин — русский поэт! Да у него много деревенских стихов, да и… кабацких таких, тоже немало… Но — он русский до самой глубины души. Он болел за Россию, был патриотом своей Родины. А что он, как человек… такой — неоднозначный, то — и время такое было, многие не могли найти себя. Вот и метался человек, то творил, то — пил…

— То блудил! — закончил за него Сергей.

«Вот же зануда правильная!».

— Ну да… не без этого! Но и тут… Испокон веку отношения между мужчиной и женщиной являлись и являются — краеугольным камнем… что ли, всего сущего на земле!

— А вот мне кажется, что классовая борьба — является краеугольным камнем! — и вот не понять же — он, этот зануда, сейчас серьезно говорит, или просто — подкалывает Ивана.

— А здесь ты ошибаешься! Как минимум — в определениях! Впервые о классах заговорил Маркс, если не ошибаюсь. До этого про понятие такое «классы» — даже не задумывались. Были различные слои населения, интересы которых то совпадали, то различались, иногда — кардинально, вплоть до крови! Слои, сословия, группы людей — но не классы. А вот отношения между мужчиной и женщиной — были всегда. С тех пор, когда обезьяны определили себя людьми. Даже и до этого — эти отношения были, пусть и в своем животном виде.

Иван понимал, что он утрирует, что — дает неверные определения, но остановиться не мог. И чего тут было больше — хмеля от выпитого, желания привлечь внимание к себе одной особы, или еще что-то — было непонятно!

— И вот когда человек, в данном случае — Есенин, находится в вот таком раздрае, не может найти себя, здесь и происходит и пьянка, и прочее…, - он покосился на девушек. Но было видно, что вовсе не шокирует их.

«Ну да… тут детей нет! Все люди взрослые! И что такое эти отношения знают не понаслышке. А вот… у Киры… с этим… тоже… есть?».

Он неосознанно скользнул взглядом по девушке, уперся глазами в ее такую… попу, и почувствовал, как густо краснеет.

«Ну вот еще! Как школьник-пионэр, чес-слово! Все надо завязывать с такими разговорами!».

Похоже той же Зине тоже надоели эти словопрения, и она протянула Илье:

— Илюша! А сыграй нам что-нибудь, пожалуйста!

Директор уже был увлечен шушуканьем с Тоней, и потому отмахнулся:

— Нет… вон — пусть Иван сыграет! Вы же хотели услышать его песни? Вот пусть и споет!

«Вот же… сволота ленивая! Он, значит, лямур-тужур тут крутит, а я — отдувайся?!».

Но заставлять себя упрашивать он не стал, взял в руки гитару и перебором проверил струны.

— Вторую струну чуть подтяни! — кинул ему Илья.

Иван спел «Весну». Народу понравилось, но девушки приняли ее без особого восторга. Потом спел «Услышь меня…». Тут уже реакция с девичьей стороны была более благосклонной.

— А… другие песни, те, которые вы Калошину отдали, — девушки были в курсе этих отношений. «Вот же Илюша, болтун!».

Пришлось петь. И вот тут уже девушкам очень понравилось. Это было видно не вооруженным глазом. Но та же Кира, если и выказывала эмоции, то только чуть… и как-то — непонятно. А вот Зиночка… та да — даже глазки у девушки затуманились!

— Вот ты рассуждаешь про стихи и поэтов, про классы и определения. Это что же… вот так в детдоме что ли учат? — опять эта «бестия» встряла! Тоже мне, энкаведешник нашелся.

— А ты, Сергей, много с детдомовскими общался, чтобы такие вот штампы ставить? Или полагаешь, что если из детдома — то либо шпана, либо дурачок? — ага… смутился! морда нордическая, — ты ошибаешься! И в детском доме люди разные… кто и правда — шпана, и глуповатых немало, но и вполне нормальные люди есть. И даже, не поверишь, умные встречаются! А про то, что я говорил… Я всегда, сколько себя помню очень любил читать: и в детском доме все подряд читал, и после, когда у тетки жил и в школе учился. А когда на Севере работал, так там, несмотря на тяжелую работу, тоже есть время свободное. И все напечатанное — книги, газеты, журналы, веришь или нет — до дыр народ зачитывал! За новые газеты или книги — чуть не дрались в очереди!

«Да, такое бывало. Только не на Севере, а командировках, в Чечне, где и правда, печатного слова не хватало, и немногие книги ходили по рукам до состояния полной негодности!».

— А про шпану… ну так я и не отрицаю, и самому пришлось пообщаться с разными гопниками, и среди этой публики знакомства есть.

Иван снова взял гитару:

— С одесского кичмана сбежали два уркана.

Сбежали два уркана да на во-о-олю…

Он пел, подражая услышанной где-то по телевизору манере исполнения этой песни Розенбаумом. «Косил по одесского еврея!».

— Ну эту песню и Утесов поет! У него-то всяко лучше твоего получается! — фыркнул Сергей.

«Зараза! Ладно, слушай еще».

— Вечер наступает! Фонарики зажглися.

Звездочки как рыбки по небу расплылися.

Только мне не спится, я с собой в ссоре,

И гляжу на небо в клетчатом узоре!

Закончив этакий «романтик» в приблатненном стиле, Иван снова налил себе пива и закурил.

Сергей с улыбкой что-то шептал Кире в ушко, а та — улыбалась. «Похоже, если я и привлек чье-то внимание, то вон — только Зины!».

Докурив, мысленно махнув рукой на последствия, он снова взял гитару:

— Говорят, что некрасиво, некрасиво, некрасиво

Отбивать девчонок у друзей своих!

Это так, но ты с Алешкой несчастлива, несчастлива,

А судьба связала крепко нас троих!

Тут уже внимательно слушали все. «Эк у тебя морду-то перекосило, харя твоя арийская! Так тебе!».

— Это что-то новое? Ты мне еще такое не показывал! — заинтересовался Илья.

— Да… ерунда это… дворовая такая песенка, — отмахнулся Иван.

А Сергей похоже не в шутку вскипел. «Да и хрен с ним, козлом этим! Надоел, с мордой своей смазливой!». Обстановка явно накалилась.

— А пойдемте купаться! — выручил Виктор Косова, да и всю компанию.

«Ф-у-у-х-х… слава тебе господи!».

Но Иван рано радовался. Хоть купание проходило весело, в какой-то момент он отдалился от компании и в свое удовольствие отдался плаванью.

«Хоть хмель так выгнать! А то что-то явно на шкандаль нарываюсь».

Он нарезал «саженками» протоку, то вверх, то вниз. Когда изрядно подустал, вернулся к биваку, и по дну подошел к берегу.

«У-п-с… м-д-я-я-я… а кто говорил, что будет легко? Никто не говорил!».

Три девушки стояли у края воды и оживленно о чем-то беседовали. Трикотаж их купальников намок и не то, что что-то открывал, но… прилип к некоторым местах… больше, чем надо!

Ни девушки, ни парни на это внимания не обращали. По крайней мере — внешне. Наверное, это было — привычно. Иван же на такое отреагировал… Да… отреагировал. Пришлось делать вид, что еще — не накупался.

Оказалось, что у Зины очень неплохая грудь с задорно торчащими сосками. А у Тони… был очень обтянут… скажем так — низ живота. Что тоже… спокойствия не прибавляло. Кира… оказалось, что у Киры все же есть что-то вроде кубиков пресса на животе.

Потом они опять играли в волейбол, дурачились, играли в города и прочие немудренные игры. Водка кончилась, да и ее и брали-то немного — пару бутылок всего. Потихоньку было выпито и вино. Пьяных не было. Так, легкий хмель присутствовал.

— Иван! А ты спортом занимаешься? — Кира смотрела на него… с какой-то снисходительной улыбкой, как показалось.

— Нет… Так — зарядку делаю, для себя, и все.

— Ну… это ты зря! Спортом нужно заниматься, да, Сережа? — и она чуть сжала рукой плечо своего друга. Да, там было широкое, мускулистое плечо.

Иван хмыкнул, здесь он «арийцу» явно проигрывал.

— Ну ничего! Мы тебя вовлечем в какой-нибудь клуб, правда Зина? Будешь ты и кроссы бегать, и на лыжах ходить! Негоже комсомольцу быть слабым! Ты ведь намерен вступать в комсомол? В-о-о-т! Нормы ГТО нужно сдать всем — и парням, и девушкам!

Нет, Косов был не против и бегать, и нормы сдавать. Вот только как-то эта активность комсомольская от Киры, здесь и сейчас, показалась не к месту!

Потом Иван жарил сало на прутьях, перемежая кусочки сала с нарезанным кольцами луком. Несмотря на то, что сначала все, и особенно девушки, без энтузиазма встретили его предложение о жаренном на костре сале, но продукт общими усилиями был съеден без остатка. Под ивановское же пиво.

Затем снова покупались, благо погода радовала, солнышко изрядно припекало. Иван, поняв фишку «предательского» трикотажа женских купальников, старался особо не приближаться к девушкам, после их выхода из воды.

Пили чай с разными конфетами, общались уже довольно лениво — от отдыха тоже устаешь!

Иван обратил внимание, что если с утра мимо их стана несколько раз проплывали лодки — как правило, с ищущими такое же место уединения отдыхающими, то после обеда посторонних практически не было.

На вопрос Ивана к Виктору — почему так, тот, подумав, ответил:

— Ну, все же далековато от города, от центра, то есть. Люди не хотят так далеко забираться. Это еще по пути на отдых — хочется уединения от компаний, а уже на обратном пути долго махать веслами — желающих мало. Пацаны могут еще сюда рыбачить приплыть… А так… маловато здесь людей. Мы потому и выбрали это место.

Когда компания стала собираться в обратный путь, так… не торопясь, вразвалочку, Иван решил еще раз окунуться — а то когда еще выберешься на реку? А учитывая, что дело уже к осени — да до нее рукой подать! так может и до следующей весны не получится.

Он заплыл по протоке довольно далеко, практически к верхней оконечности острова, и там развернулся — назад.

«Что-то я переборщил, кажется…». Купание уже удовольствия не приносило, мышцы рук, а еще больше — ног были забиты, и их стало тянуть. Верный признак близких судорог. Вот еще не хватало!

Он повернул к берегу и найдя место, где можно было вылезти и не перепачкаться в иле, вышел из воды. На небольшой полянке он поприседал, помахал руками, разгоняя кровь, прислушался к себе — вроде нормально.

«Так… сейчас бы еще тропу к лагерю найти, чтобы этими «кущерями» не пробиваться!».

И такая тропка нашлась. Иван шел по ней не торопясь, пытаясь разглядеть — есть ли здесь еще места, пригодные для отдыха. А что — может и пригодится в будущем…

Через какое-то время-расстояние ему показалось, что рядом кто-то негромко разговаривает, или даже — громко шепчет. Он сбавил шаг, стал прислушиваться.